Проблемы, связанные с ассимиляцией и слиянием, носят практический характер. Как было показано в главе 3, чем ниже темп абсорбции, тем выше темп миграции. Кроме того, на темп абсорбции отрицательно влияет величина культурной дистанции между мигрантами и коренным населением. Наконец, темп абсорбции может снижаться по мере того, как совершенствование международных коммуникаций облегчает мигрантам поддержание регулярной связи со своим родным обществом. Соответственно, для того чтобы ассимиляция и слияние продолжались, следует использовать тонкие методы контроля за темпом миграции, которые бы учитывали ее состав. Ни коренное население, ни мигрантов невозможно принудить к интеграции, но к коренному населению должно предъявляться требование о том, чтобы все его организации были открыты для мигрантов, в то время как мигрантам, возможно, придется соблюдать требования, связанные с обучением местному языку и географией расселения.
Иные проблемы встают в том случае, если взят курс на сохранение культурной обособленности мигрантов. Он не так хорошо сочетается с сохранением общего чувства национальной идентичности, как ассимиляция и слияние. Такой подход почти ничего не требует от мигрантов: вместо того чтобы менять одну национальную идентичность на другую, они просто могут добавить к своим прочим характеристикам новое гражданство. Но если коренное население низводится до статуса лишь одной из нескольких культурных «общин», то какую идентичность оно получит? Если бангладешцы, проживающие в Англии, станут «бангладешской общиной», а сомалийцы – «сомалийской общиной», то коренное население почти неизбежно станет «английской общиной». Но таким образом мы утратим чувство единой национальной принадлежности: перед нами открывается роскошная дорога к «Англии для англичан». Если коренное население присваивает национальный идентификатор, то каким термином нам обозначать жителей страны, вместе взятых? Еще более сомнительна та роль, которую логика культурного размежевания отводит коренному населению. Согласно преобладающему официальному подходу, коренным жителям прежде всего внушают: «Не будь расистом», «Уступи дорогу» и «Учись уважать другие культуры». В таком виде все это звучит несколько унизительно. В результате коренное население может «уйти в оборону»: от коренных британцев, принадлежащих к рабочему классу, нередко можно услышать горькое «Ведь были же хорошие времена».
Но такая невдохновляющая роль, отведенная коренному населению – не единственная, которую допускает принцип культурной обособленности. Коренное население в рамках этого подхода может получить и более позитивную роль. Например, не исключено, что многие отдельные национальные общины, сосуществуя на одной и той же территории, могут стать первопроходцами движения к будущей «глобальной деревне». Коренное население, выбирая подобную стратегию для своей страны, становится авангардом такого будущего. Согласно данной логике нация воплощает в себе набор этических принципов равенства между общинами, проявляющихся в системе юридических прав и обязанностей, которыми наделены все в равной степени. Коренное население делится с приезжими именно этими глобальными ценностями, а не своей культурой. В Великобритании официальные круги ближе всего подошли к насаждению такого подхода, когда по инициативе тогдашнего премьер-министра Гордона Брауна была предпринята попытка ответить на вопрос: «Что значит быть британцем?». Поскольку сам Браун демонстративно причислял себя к шотландцам, но нуждался в голосах англичан, во всем этом присутствовал определенный комический аспект. Очевидный ответ – «Быть британцем означает быть шотландцем, англичанином, валлийцем или североирландцем» – исключался, а официальный ответ сводился к тому, что жителей Великобритании отличают преданность демократии, стремление к равенству и прочие симпатичные свойства, обычно ассоциирующиеся со Скандинавией. При всей привлекательности такого представления на следующих выборах партия Брауна получила самую низкую в истории долю голосов коренного населения.
Короче говоря, если сама миграция и не отменяет существования наций, то дальнейшее ускорение миграции в сочетании с политикой мультикультурализма в потенциале угрожает их жизнеспособности. Абсорбция мигрантов оказалась более сложным делом, чем предполагалось. Такой альтернативный подход, как сохранение культурной обособленности, работает вполне хорошо в том, что касается решения задачи-минимума – поддержания социального мира между группами, – но он может оказаться неэффективным с точки зрения таких более важных задач, как организация сотрудничества и перераспределения в их пределах. Имеющиеся у нас факты говорят о том, что дальнейшее возрастание разнообразия в какой-то момент может поставить эти важнейшие достижения современного общества под угрозу.
Глава 12. Как привести миграционную политику в соответствие с ее целями
Вопреки предрассудкам ксенофобов, факты не подтверждают мнения о том, что миграция оказывает весьма существенное неблагоприятное воздействие на коренное население принимающих ее стран. Но с другой стороны, что бы ни говорили те, кто называет себя «прогрессивными людьми», факты приводят нас к выводу о том, что при отсутствии эффективных мер контроля миграция очень быстро ускорится до такой степени, что начнет отрицательно сказываться и на коренных жителях принимающих ее стран, и на оставшемся населении беднейших стран мира. Да и сами мигранты, даже будучи непосредственными получателями «бесплатных завтраков», которые приносит более высокая производительность труда, несут явно серьезные психологические издержки. Таким образом, миграция влияет на самые разные группы, но на практике ее способна контролировать только одна из них: коренное население принимающих ее стран. Как должна поступать эта группа – действовать в своих собственных интересах или учитывать интересы всех прочих групп?
Право контролировать миграцию
Утверждать, что контроль над миграцией – вещь этически недопустимая, можно только с диких берегов либертарианства и утилитаризма. Крайнее либертарианство отказывает государству в праве ограничивать личные свободы – в данном случае свободу передвижения. Универсалистский утилитаризм стремится к максимизации мировой пользы любыми средствами. Согласно этому подходу наилучшего результата мы добьемся в том случае, если все население мира переберется в ту страну, в которой достигнута самая высокая производительность труда, а остальной мир опустеет. В придачу к этой массовой миграции было бы хорошо, если бы Робин Гуд ограбил всех богачей мира и раздал бы их деньги всем бедным людям, хотя экономисты обратились бы к нему с призывом не уничтожать своими грабежами стимулы к труду. Очевидно, что ни та ни другая философия не может дать нам этических рамок, которые бы захотело использовать демократическое общество при рассмотрении вопросов миграционной политики. Собственно, от всех этих идей можно было бы отмахнуться как от подростковых фантазий, если бы они не служили этической основой для стандартных экономических моделей миграции.
Зачем кому-то нужно право контролировать миграцию? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем довести до предела логику неограниченной миграции. Как мы уже видели, право на свободное переселение может привести к тому, что некоторые бедные страны обезлюдеют, а в некоторых богатых странах мигранты составят большинство населения. Ни утилитариста, ни либертарианца такая возможность не обеспокоит: пусть Мали опустеет, ну и что с того? Люди, которые привыкли считать себя малийцами, наладят свою жизнь в другом месте и будут жить намного лучше. Если преобладающим населением Анголы станут китайцы, а преобладающим населением Англии – бангладешцы, то это изменение совокупной идентичности не будет иметь никаких последствий: индивидуумы вправе идентифицировать себя так, как им угодно. Но большинству людей такой исход не понравится. В экономике окружающей среды существует понятие «экзистенциальной ценности»: допустим, вы никогда не видели панды, но ваша жизнь становится богаче от осознания того, что она обитает где-то на планете. Поэтому мы стремимся не допустить, чтобы какие-либо растения или животные вымерли. Экзистенциальной ценностью – по-видимому, намного большей, чем виды живых организмов, – обладают и общества, причем в глазах не только их членов, но и других людей. Американские евреи ценят существование Израиля, пусть даже им никогда не доведется там побывать. Точно так же и миллионы людей по всему миру ценят Мали – древнее общество, построившее город Тимбукту. Ни Израиль, ни Мали невозможно сохранить в законсервированном виде: это – живые общества. Но Мали должно развиваться, а не пустеть. Проблема малийской бедности не получит удовлетворительного решения, если все жители Мали станут процветающими гражданами каких-то других стран. Аналогичным образом, если Ангола станет еще одной китайской провинцией, а Англия – еще одной провинцией Бангладеш, это будет означать ужасную потерю для глобальной культуры.
