– Да, но вам бы не мешало… – Он изобразил жестами пышные формы. – Поправиться.
– Зачем? – спросила она, уставившись на него так, что он смутился и заерзал на стуле.
Заметив любопытные взгляды Черити и Кэролайн, он вспылил:
– Я же сказал, что народ любит смотреть на здоровых девушек.
– А я сказала, что хоть и не дородная, но здорова, так что люди будут довольны.
Она усмехнулась, как ему показалось, с издёвкой, и продолжила трапезу.
А ещё ему почудился одобрительный взгляд Черити, прежде чем та уткнулась в тарелку.
Больше всего бесило, что проклятая русалка всегда, казалось, брала над ним верх. И все были на её стороне– Леви, Кэролайн, даже жена. Неужели они не видят, как он всё время из-за неё страдает? А ведь он взял все издержки на себя. И он решает проблемы. Кто должен придумать как набрать морской воды в аквариум, если не он?
И ещё он должен устроить зрелищное представление с этой строптивой девицей. Барнум в раздумьях откинулся на спинку кресла. Лучше всего ему думалось по вечерам в опустевшем притихшем музее, хотя в любой момент можно было представить приглушённые голоса или восторженные возгласы посетителей.
Приятно было думать о множестве людей, заплативших за посещение его музея, и о тех, кто ещё заплатит.
Барнум почти позабыл те времена, когда был способен думать о чём-то кроме денег. Ещё в детстве его собственный дед, ушлый пройдоха, каких не видывал свет, обещал оставить в наследство земельный надел под названием «Остров плюща» неподалёку от их родного города Бетел, уверяя, что он станет основой его состояния.
Этот великолепный участок должен был перейти к юному Тейлору, когда он станет совершеннолетним.
С самого детства родственники с ним обращались как с богатейшим ребёнком в Бетеле, и родители брали с него обещание не забывать о них, когда разбогатеет.
Долгими часами он представлял тот день, когда наконец получит чудесный подарок. Мечтал, как найдет там сокровища, будет добывать горы золота и серебра.
Позже он подходил к делу более практично. Там могли оказаться леса, которые можно продать на древесину, или участки пахотной земли, пригодной для сдачи в аренду. Да, юный Тейлор строил грандиозные планы о своем наследстве.
Потом, когда ему исполнилось десять, дед взял его на остров. Там оказались заболоченные колючие заросли, кишащие змеями. Эта земля не стоила клочка бумаги, на которой была отпечатана купчая.
Только тогда Барнум понял, как жестоко его надули. Его семья смеялась над ним всю жизнь. Конечно же, они знали, что остров был абсолютно никуда не годен, но им нравилось наблюдать, как он мечтает о том дне, когда получит его в свои руки.
В тот день он уяснил для себя два урока. Во-первых, лучше быть обманщиком, чем обманутым. Барнум не меньше других любил хорошую шутку, но сам становиться посмешищем не желал.
Во-вторых, никто не преподнесёт ему состояние на блюдечке, его нужно заработать самому. И он принялся за дело – управлял лавкой отца, продавал лотерейные билеты, вкладывал деньги в производство медвежьего жира, два года колесил по стране с представлениями. Даже основал собственную газету, из-за которой три раза попадал под суд и однажды был признан виновным в клевете.
Очень рано он заработал приличную сумму, но деньги у него не задерживались – только появятся в кармане, глядишь – уже пусто. Недавно он стал жертвой и Банковской паники, и кредитов из-за этого жулика Пролера, торговца ваксой и медвежьим жиром, который взял деньги авансом и оставил Барнума с носом.
Но музей… музей, как подсказывало чутьё, – это его шанс прославиться и сколотить состояние. А русалка – ключ к этому. С её помощью он добьётся той жизни, о которой мечтал с детства, и будет кататься как сыр в масле.
Но состояния не сколотишь, если девчонка будет перечить ему на каждом шагу. Хотя, пожалуй, придётся подстраиваться под её характер, а характер у неё далеко не сахар. Её просто не уговоришь устроить такое представление, как хотелось бы ему – что-нибудь оригинальное.
Опять же, надо ещё придумать, как преподнести само превращение. Он считал, что ей нужно пройтись по сцене, а не просто оказаться в аквариуме, когда поднимется занавес. Важно показать зрителям первоначальный человеческий облик, чтобы они прониклись этим превращением.
Но нельзя же просто сбросить одеяние у всех на виду, как это было лунной ночью на пустынном берегу. За такую непристойность его, точнее, доктора Гриффина, во всех газетах разнесут в пух и прах. Глядишь, ещё и дамы начнут падать в обморок, и всё представление насмарку. Нет, так не пойдет.
Он сидел, размышлял и слушал призрачный шепот музея и в конце концов придумал план, простой, элегантный, не требующий многого от девушки. Идеальный план, и он был уверен, что ей понравится.
* * *
Амелия ждала за кулисами. Театр был пуст, но беспокойный гомон толпы доносился снаружи даже сквозь запертые двери. Резервуар с морской водой двадцати футов высотой и около двадцати пяти в ширину был установлен посреди помоста. Такие размеры поражали воображение любого человека, но Амелии после океанских просторов он казался жалкой лоханью.
За аквариумом была лесенка, которая вела к небольшой площадке, выступавшей над водой. Лесенку скрывал белый занавес, заканчивавшийся у верхнего края стекла. Когда Амелия поднималась по ступенькам, сквозь занавес виднелся её силуэт в свете прожектора наподобие тех, что стояли на крыше музея Барнума для привлечения посетителей.
Амелия видела эти прожекторы над музеем. Ночью они казались ослепительно яркими, особенно в городе, где уличное освещение ограничивалось редкими газовыми фонарями. Ей даже казалось, что в деревне ночью часто бывает светлее. А в городе здания стояли так тесно, что даже звёзд не было видно.
Когда прожектор осветит белый занавес, публика увидит, что Амелия на площадке одна. Никакого обмана вроде дублёрши в костюме русалки, ныряющей в воду, как только Амелия заберётся наверх. Она будет идти в луче света до занавеса, а потом прожектор осветит сам занавес.
Наверху Амелия снимет платье и нырнет в воду.
– Все увидят обнаженную женщину, но лишь мельком, – объяснил Барнум при обсуждении программы выступления. Он почесал нос. – Без этого никак не обойтись. Но если всё делать быстро, многие забудут об этом, как только увидят вас русалкой.
Заметив выжидающий взгляд Барнума, Амелия догадалась о его беспокойстве из-за того, что она может постесняться выставлять себя напоказ в таком виде.
Амелия не понимала, почему люди считают наготу грехом, особенно при том, что на большинстве увиденных произведений искусства были изображены в той или иной степени обнажённые мужчины и женщины. Замечания Леви, мол, это греки и римляне, у них так принято, мало что объясняли.
Как бы там ни было, она была признательна Барнуму за проявленную в кои-то веки заботу.
