Барнум обещал, что с Амелией будет обращаться не так, как с Джойс, с которой поступал на своё усмотрение, словно с вещью. Амелия и не собиралась позволять ничего подобного, но всё же было как-то спокойнее знать, что Леви на её стороне.
Мелькнула даже мысль поблагодарить его за старания, но вспомнив, как он умолял её остаться, она передумала.
Надо быть осторожней, держать его на расстоянии, иначе он, чего доброго, решит, что она поощряет его ухаживания.
Для неё в отеле тоже был приготовлен свободный номер, но ей хотелось напоследок побыть в привычной обстановке. Пусть это не дом, но она, по крайней мере, знает, как себя вести.
Прошмыгнув внутрь, Амелия оказалась в полной темноте. Если Барнум ещё не спит, наверняка работает в музее. Когда ее мучила бессонница, она часто слышала, как он возвращался почти на рассвете.
Почти добравшись до своей комнаты, она услышала за спиной шаги и тихое детское хныканье. Там оказалась Черити в белой муслиновой ночной рубашке и чепчике с новорожденной Фрэнсис на руках.
Когда родился ребёнок, Амелия просто места не находила от зависти. Девочка была такой крохотной, розовой, совершенно беспомощной, и всё же этот маленький комочек мог поднять весь дом на ноги, заставить всех сломя голову исполнять её требования. Когда Черити впервые позволила Амелии подержать Фрэнсис, русалка испугалась, как бы ненароком не раздавить это нежное тельце, не схватить слишком крепко.
Но Черити тогда только засмеялась и показала Амелии, как поддерживать головку ребенка, а потом улыбаясь любовалась ими, когда Амелия наклонилась и вдохнула нежный запах детской кожи.
Удивительно, какой у человеческих младенцев особенный свежий, приятный аромат. У детей русалок такого не было, по крайней мере насколько помнила Амелия. Впрочем, вряд ли ей доводилось баюкать новорождённую русалку.
– Значит, остаетесь? – спросила Черити.
По тону её голоса трудно было понять, одобряет ли Черити это решение.
От известия о трагедии в Концертном зале она пришла в ужас, но несмотря на то, что большинство людей видели, как Амелия превратилась из человека в русалку, Черити всё ещё считала, что это какой-то трюк. Сама она не присутствовала, потому что не могла бросить ребенка.
Барнум отказался взять Кэролайн на представление без матери, и она закатила истерику, когда Леви и Амелия пошли в Концертный зал.
– Остаюсь пока, – ответила Амелия.
Черити подошла так близко, что их разделяла всего пара шагов. В сумерках выражения её лица было не разобрать из-за причудливой игры теней.
– Вы правда русалка? – спросила Черити.
– Я же вам уже говорила, – ответила Амелия.
Она почувствовала лёгкое раздражение. Неужели эта женщина ничему не поверит, пока не увидит собственными глазами? Черити регулярно посещала церковь, и Амелия считала, что нет ничего абсурднее верить в Бога, которого никто не видел и не слышал, но не верить в русалку, сидящую в твоей гостиной.
– Да, все говорят… Тейлор, Леви, и в газетах пишут.
Она дрожащей рукой поглаживала Фрэнсис по спине.
– Да, – сказала Амелия.
– А почему… – начала было Черити, но тут же осеклась.
Амелии показалось, что Черити ни за что бы не осмелилась задать вопрос среди бела дня. Но наедине во мраке, а главное, пока рядом нет Барнума, ей было легче.
– Зачем вы приплыли сюда, когда могли бы жить в море на свободе? – спросила Черити.
– Я влюбилась, – ответила Амелия.
– Да, – сказала Черити. – Но, когда мужа не стало, вы же могли вернуться к прежней жизни со своими сородичами.
– Вряд ли это возможно, – усомнилась Амелия. – Я их покинула, потому что мне чего-то не хватало, а после потери любимого Джека сильно изменилась. Из-за любви. От неё меняешься так, что назад уже не вернуться.
– Да, ты попадаешь в ловушку, – согласилась Черити. – В клетку, из которой не выбраться.
Амелия чуть приблизилась к Черити, чтобы заглянуть ей в глаза, пусть и едва различимо поблескивающие во мраке.
– А вы ведь его когда-то любили.
– Ещё как. И он ухаживал за мной, знаете, наперекор запретам матушки. Он был моложе меня, красавец, и так упорно меня добивался. Мы жили в Бетеле, на его родине, он был приказчиком в лавке, а я портнихой. В первый же вечер знакомства он сказал, что я снилась ему по ночам.
Амелия с трудом представляла Барнума в роли юного пылкого влюбленного. Просто в голове не укладывалось, как он мог влюбиться, ведь любовь – такое неосязаемое и неприбыльное чувство.
– Вам, наверное, интересно, как же он стал нынешним Барнумом, – усмехнулась Черити. – Сначала супружество ему казалось приключением, а потом наскучило. Свекровь меня считала недостойной своего сына, прочила Тейлору партию получше простой портнихи.
Мы поженились в Нью-Йорке без её ведома. Он сказал, что едет по делу и вернулся домой с женой. Пожалуй, ему нравилось меня любить тайком, щекотать себе нервы. А после женитьбы тайное стало явным, брак лишь добавил ему солидности. Только респектабельность Тейлора никогда особо не заботила, иначе он бы не стал заниматься такими делами, как сейчас. А я продолжаю его разочаровывать дочками вместо сына.
– Почему девочка ценится меньше, чем мальчик? – спросила Амелия.
Она и раньше это слышала и не понимала. Разве не женщины рождают новые поколения? Неужели эта способность не перевешивает любые мужские?
– Мужчинам нужны сыновья-наследники, продолжатели рода, – объяснила Черити. – Иначе они считаются ущербными.
– Девочка тоже может носить фамилию отца, – сказала Амелия.
– Только до замужества, вы же знаете, – с ноткой раздражения в голосе поправила Черити. – Вы тоже взяли фамилию мужа. Когда выходишь замуж, себе уже не принадлежишь.
– У меня просто не было собственной человеческой фамилии, – сказала Амелия. – Я вовсе не стала его собственностью. Джек никогда так не считал.
– Вам крупно повезло, – сказала Черити. – Ваш муж оказался исключением. Вот я принадлежу своему мужу и должна ему во всём повиноваться, а он может себе позволить пренебрегать моими желаниями и даже высмеивать у всех на глазах. И думаю, мой муж не отличается от большинства мужчин.
Амелия вдруг поняла, что в отличие от Черити у нее всегда был выбор. Если бы Черити не вышла замуж за Барнума, то вышла бы за другого или жила в отцовском доме до самой смерти. Она не могла покинуть дом, как Амелия, или жить сама по себе, или поехать в другой город и выступать на публике. Как и большинство женщин, она была обречена всю жизнь строго следовать установленным правилам.
– Мне вас жаль, – сказала Амелия.
Она знала, что так говорить невежливо, ведь жалеть не принято, и что Черити особенно болезненно к этому относится.
