И, помедлив, добавил:
– Поздравляю!
Вскоре в дом Барнума и Черити прибыл священник для совершения надлежащего обряда. Барнум заикнулся было о публичной свадьбе с приглашёнными репортёрами, мол, бракосочетание очистит репутацию Амелии, ведь обвинить в каких-то грехах замужнюю русалку сторонникам Илии Ханта не удастся.
Амелия пресекла эту мысль в зародыше, не дав ей как следует развиться.
– Я не собираюсь выходить за Леви на глазах у всего Нью-Йорка. В моём контракте, мистер Барнум, об этом нет ни слова.
А когда Черити добавила, что брак – дело личное, и, если жених с невестой не желают, чтобы газеты об этом трубили на весь крещёный мир, они в своём праве, Барнуму пришлось смириться.
Леви привёл Амелию в свою скромную квартиру под покровом темноты, в столь же поздний час, как когда-то тайком увозил к океану, чтобы спасти.
Когда он наконец расстегнул многочисленные пуговицы, расшнуровал корсет и коснулся её кожи, обоих бросило в дрожь.
– Как долго я о тебе мечтал, – вздохнул он.
Три дня они не выходили из квартиры, а на четвёртый на пороге объявился Барнум с афишей в руках.
– Всё готово к гастролям, – сообщил он. – Завтра выезжаете.
Той ночью, когда над ней склонился Леви, Амелия почувствовала, как под сердцем что-то шевельнулось.
Потом, слушая его сонное дыхание, она лежала не смыкая глаз, сложив руки на животе, и шептала сквозь слёзы:
– Доченька моя, как же долго я тебя ждала.
Часть третья
Гастроли
Глава четырнадцатая
Когда Барнум предложил Амелии гастроли, у нее создалось впечатление, что «фиджийская русалка» будет единственным номером программы. Ей представлялся экипаж для них с Леви и два фургона с аквариумом, бочками, шатром и несколькими рабочими для подвоза воды и прочих нужд.
Вскоре она обнаружила, что ошибалась, поняла, насколько была наивной в своих предположениях. Барнум никогда не брался за дело спустя рукава, и конечно же, старался устроить как можно больше шумихи и показухи.
Так они с Леви оказались посреди вереницы повозок, где кроме реквизита для русалки оказались искусный стеклодув, мастерящий удивительные украшения, фокусник-чревовещатель, механические куклы сеньора Верониа, изображавшие бытовые сценки, и великое множество разных птиц и зверей, даже утконос с острова под названием Австралия и рыжая самка орангутана с такими печальными глазами, что при виде её в клетке у Амелии сердце обливалось кровью.
– Леви, её нельзя держать в неволе, – заявила Амелия мужу вечером после первого выступления.
Номер Амелии был последним в программе, поэтому перед своим выступлением она сходила посмотреть на фокусы мистера Уаймана.
После него выступал дрессировщик, заставлявший несчастную обезьяну исполнять какой-то танец под хохот зрителей, но Амелия не вынесла этого зрелища и покинула шатёр со слезами на глазах.
– Амелия, с этим ничего не поделаешь, она же принадлежит Барнуму.
– Леви, это дикое существо, а они должны жить на свободе. Как же они могут кому-то принадлежать?
Ну как тут было не вспомнить о Джеке, о том, как он без малейших колебаний разрезал сеть, едва заглянув Амелии в глаза. У той обезьяны глаза совсем как у человека, и Амелия, даже не зная её языка, смогла заглянуть ей в душу, точь-в-точь как когда-то случилось у них с Джеком.
– Я согласен с тобой, – примирительно сказал Леви, растирая ей плечи. – Но у Барнума на этот счёт немного другое мнение. И потом, бедняга вовсе не из этих мест. Её родина далеко отсюда в жарких краях, если её отпустить здесь, она просто погибнет, или её поймает кто-нибудь другой.
– Жаркие дальние края, – повторила Амелия. – Как Фиджи?
Леви нахмурился.
– Ты не принадлежишь Барнуму. И ты не дрессированное животное.
– Правда? – переспросила она, присев на край кровати и потирая лоб. – Иногда я сомневаюсь.
– Ты сама так решила, – мягко подтвердил Леви без намёка на обвинение, просто констатируя факт. – Ты же сама столько раз повторяла, что это твой выбор. А раз так, значит, вольна уйти, когда пожелаешь. Если ты больше не хочешь выступать, то давай вместе пойдем к скажем Барнуму, что гастроли русалки закончились.
Ещё никогда ей так сильно не хотелось бросить это шоу, как в тот вечер после первого выступления в Концертном зале. Но при виде вертящейся волчком обезьяны («точь-в-точь как ты сама кружила в аквариуме перед беснующейся толпой»), возникло нестерпимое желание бежать без оглядки до самого океана и скрыться в морской пучине.
Но она не могла так поступить с Леви, бросить его по собственной прихоти.
– Нет, – сказала она. – Я заключила договор с Барнумом и выполню его. Просто хотелось бы как-то помочь орангутану. Интересно, можно ли узнать, откуда она родом, где она жила раньше.
– И что потом? – спросил Леви. – Переплыть с ней на лодке океан?
– Может быть, – ответила Амелия. – С тобой на веслах.
– Надо узнать, нет ли тут поблизости библиотеки или книжной лавки, чтобы узнать побольше об орангутанах, – решил Леви.
Амелия нахмурилась.
– Какой с этого толк?
Леви пожал плечами.
– Если узнаем про её родные края, чем она питается или… ну не знаю, Амелия, я подумал, мы могли бы чуть-чуть скрасить её существование, пусть даже ей по-прежнему придётся плясать на привязи.
– Птица будет тосковать в любой клетке, даже в золотой, – тихо заметила Амелия.
Впрочем, намерения у него были добрые. Леви всегда отличался добротой, одной из черт, которые она в нём любила.
Он сел рядом с ней.
– Тяжко тебе сегодня пришлось? Как будто в клетке?
– В аквариуме было по-другому. Там со всех сторон стекло, видно всё вокруг, и как бы участвуешь в происходящем. И было где развернуться, гораздо просторней, чем в фургоне…
Она смолкла, не желая беспокоить Леви.
– Расскажешь или промолчишь, я всё равно буду переживать, – заметил он.
Амелия прильнула к нему и заглянула в карие глаза, такие тёмные, что радужка сливалась со зрачком.
– Ты чего? – рассмеялся он.
– Мне вдруг показалось, что ты умеешь мысли читать, как тот ясновидец Барнума, – ответила Амелия. – Вот и решила проверить.
– Да нет, просто у тебя всё на лице написано. Я давно наблюдаю.
Он легонько провёл пальцами у неё над бровью, по щеке, за подбородком и остановился на другой щеке.
– Сначала ты мне показалась такой таинственной, прямо как море.
– Море не так уж и таинственно, как ты думаешь, – заметила Амелия. – Надо просто нырнуть поглубже.
