– Там для вас ничего не осталось. Хотите знать, где вы покажете себя в наилучшем свете? – спросил Хартинг.
Еще один вопрос, на который Бладшот не хотел бы слышать ответа…
– Хотите знать, где вы неизменно будете наилучшей версией себя самого? – продолжал Хартинг.
В глубине души ответ Бладшот знал и сам, только очень уж не желал соглашаться с ним.
– Со мной. Здесь. В этом мире, сотворенном мною специально для вас.
Бладшот молча взирал на Хартинга, изо всех сил борясь с соблазном его предложения.
– Но все это – ненастоящее, – выдавил он.
Хартинг заулыбался, как будто понял: теперь Бладшот в его руках.
– Вы спасаете заложника. Проводите ночь с любящей вас женщиной. И просыпаетесь – в новом теле, с ясной жизненной целью.
Бладшот прошелся из стороны в сторону, пытаясь уложить все это в голове. Хартинг был прав. В его правоте Бладшот ничуть не сомневался. Его предложение как нельзя лучше подходило и первому Рэю Гаррисону, и второму. И любящему мужу, нормальному человеку, которым он был (или, может быть, притворялся?) дома, и праведному воину, нуждавшемуся в поводе (или в благовидном предлоге?) для битвы.
Вот только имелась тут одна загвоздка.
Маленькая такая загвоздочка.
Свобода воли.
Бладшот остановился, развернулся, шагнул к Хартингу, придвинулся к нему вплотную.
– Нет. Хватит. Хватит с меня всего этого. Особенно тебя, – ответил он.
Теперь-то он будет знать, что происходящее – не взаправду. Будет знать, что просто в очередной раз отбывает номер.
Хартинг устало вздохнул, точно отец, разочарованный сыном. Точно рассерженный собственным творением бог.
– Это не просьба, – пояснил он Бладшоту, поднимая руку.
В руке его словно из ниоткуда возник пульт дистанционного управления. Хартинг нажал на кнопку, и…
И Бладшот пробудился к жизни в суровом холоде палаты воскрешения. Пробудился и закричал, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, нащупывая главные кровеносные сосуды, а автоматы-вампиры высасывают из оболочки тела насыщенную электроникой кровь.
Глава сорок первая
Придя в себя, Уиганс первым делом почувствовал жуткую головную боль и осознал, что находится на борту самолета.
– Уй-йо-о! – простонал он, открывая глаза.
К его приятному удивлению, помянутый самолет оказался комфортабельным частным лайнером, а сам он – не связан, не закован в наручники, и прочими способами в движениях не ограничен. Напротив сидела девица, накачавшая его отравой. Девица весьма привлекательная… но отравленный газом Уиганс был куда менее склонен к галантности, чем Уиганс до отравления газом, предлагавший ей прикурить.
– Значит, вы… – начал он.
Девица поднесла к губам палец, и Уиганс умолк. Умолк вопреки собственному обыкновению: на нервах его всегда пробивало на болтовню, а в данный момент он был здорово перепуган. Вскоре затянувшееся молчание сделалось невыносимым.
– А что с моими охранниками? – выпалил он. – Ну, понимаете, при всей их слегка хулиганской натуре, ребята-то они, в общем, были неплохие… Конечно, не стоит ожидать, будто подобные люди способны поладить с такими, как я, но…
– Они живы, – оборвала девица его поток слов и выложила на разделявший их столик какой-то прибор.
Прибор Уиганс узнал не сразу, однако, логически поразмыслив, решил, что это – нечто вроде высокочастотного генератора «белого шума».
– Нас что, слушают? – спросил он.
Девица подняла на него взгляд, но промолчала.
– Потому что, если нас слушают в самолете, использующемся для перевозки пленников, значит, он наверняка принадлежит вашим нанимателям, так отчего ж вы тогда не хотите, чтобы они нас слышали?
Девица все так же молча приспустила ворот блузки, и Уиганс увидел вживленный в ее тело имплантат – судя по месту расположения, какой-то дыхательный аппарат. Теперь понятно, отчего газ – предположительно, пары галотана – на нее не подействовал. Вдобавок, сложность имплантата прямо и недвусмысленно указывала, на кого эта девица работает. Вот тут Уигансу сделалось по-настоящему страшно.
– Вы ведь работаете на «Ар-Эс-Ти», верно? – спросил он.
Девица открыла входной порт имплантата и вставила в гнездо разъем. Разъем кабеля, тянувшегося к грошовому паленому планшету, очевидно, купленному где-нибудь в закоулках Сьюдад-дель-Эсте.
– Вы – одно из творений Хартинга, так?
Этого девица без внимания не оставила и полоснула его раздраженным взглядом.
– Послушайте, я вовсе не имел в виду вас обидеть, просто само собой как-то вырвалось, но лично меня игры в этакий электронный бондаж совершенно не привлекают…
– Уиганс, – заговорила девица, пытаясь остановить его, но где там – он только начал!
– Вот другие игры со связыванием, в зависимости от обстоятельств, от партнерши, от настроения… то есть, не желаете ли вы… Нет-нет, забудьте об этом вопросе. То есть, я к вам вовсе не клеюсь. Ну, то есть, я не хочу сказать, будто вы не… Послушайте, это совсем не харрасмент какой, не приставания при исполнении… да и какие там приставания – вон ведь вы всем им как врезали. Я просто в буквальном смысле остановиться не могу, потому что боюсь и рабом Хартинга стать не хочу, – не слишком-то складно закончил он.
Пальцы девицы заплясали над экраном планшета.
– Все? – спросила она.
– Послушайте, я понимаю: этот вопрос – не приглашение продолжать болтовню, но вы должны понимать, вы должны знать: он – чудовище.
– Я знаю, – ответила она, разворачивая планшет экраном к нему. На экране мерцало сообщение: «В доступе отказано». – Мне интересно другое: не можешь ли ты с этим помочь?
Уиганс взглянул на экран и вновь поднял взгляд на нее.
– А если могу, что тогда? – спросил он.
– Тогда я та́м все сожгу, – отвечала она. – Чтоб даже пепла не осталось.
Размышляя над этим, Уиганс сумел удержать рот на замке.
– Выходит, у нас переговоры? – уточнил он.
– Наверное, да, – подтвердила она. – Хотя, если ты не сумеешь помочь, мне придется отдать тебя… сам знаешь, кому.
– Этого мне уж точно не хочется, – пробормотал Уиганс, скорее, не ей, а себе самому.
– Чего же ты хочешь? – спросила девица.
Подобных вопросов ему давненько уже не задавали. Последних работодателей, как правило, заботило только то, чего хочется им самим; к нему относились, будто к какому-то технологическому рабу, прислуге на побегушках… Да, разум Уиганса даже без наркоты работал необычайно быстро, но тут ответ пришел в голову далеко, далеко не сразу.
