Ремесленники были поделены на ассоциации (по направлениям деятельности) и, внутри ассоциаций, разделены на гильдии (так, гильдий производителей обуви было две: одна делала обувь для знати, другая – для «простых» и армии, была гильдия мясников, торгующих свининой, и гильдия мясников, торгующих всем остальным мясом). Гильдии занимались определением стандартов производимого, закупками и распределением среди своих членов сырья, а также выполняли распоряжения эпархов и префектов по контролю за количеством и качеством производимого. Гильдия также определяла условия работы мастеров и подмастерьев, участвовала вместе с чиновниками в определении фиксированных цен, жалованья и дохода, который тоже был регламентирован, а также – в «справедливом» распределении поступающих через имперскую администрацию заказов на производство.
Свою продукцию ремесленники были обязаны продавать сами и только в специально отведенных местах, исключения делались лишь для бакалейщиков, которым были даны невиданные свободы, – так, они были вправе торговать закупленным у крестьян на любой улице, где захотят. Население не могло напрямую покупать рыбу у рыбаков – это мог сделать только бакалейщик (понятие «бакалейные товары» тогда было весьма широким – собственно, это все, кроме мяса и хлеба) и только по установленной эпархом цене; пекари не могли скупать зерно у крестьян из предместья (это зерно шло в государственные зернохранилища на случай проблемных ситуаций) и ездили закупать его в Никомедию (больше 100 км).
По сути, на долю торгового сословия выпадали лишь продажа скота и международная торговля. При этом государство имело монополию на предметы роскоши: шелк или драгоценные камни покупали сначала император, потом церковь, затем – знать (и все по фиксированным и весьма невысоким ценам), и только после этого можно было продать остатки на рынке.
При этом предметы роскоши, производимые в Византии и высоко ценимые за ее пределами, продавали как-то с ленцой. Известна история, случившаяся в те времена, когда в Константинополе освоили производство шелка: послу императора Оттона II разрешили купить четыре отреза шелка, но вывезти их из Византии все-таки не позволили.
Вся эта весьма сложная система, поддержание которой требовало больших трудозатрат и беспрестанного внимания, тонко настроенная и тщательно регулируемая, была не плоха и не хороша – она как-то работала, пока действовали два главных фактора успеха: во‑первых, империя развивалась экстенсивно, за счет захвата новых территорий и ограбления новых народов, во‑вторых, развитие окружавших Византию народов и государств находилось на гораздо более примитивном уровне, чем сама империя.
Но военные успехи закончились, территория Византии начала сжиматься, а казна – пустеть, так как аппетиты императора, церкви и знати не уменьшились, а поступления резко сократились. Кроме того, византийская экономика не смогла пережить нашествие «свободной торговли» в лице купцов из Амальфи или Пизы – кропотливо отстроенная система рухнула при самом легком соприкосновении с частной инициативой итальянцев.
К концу XI века, когда дела Византии были уже довольно плачевны, императору Иоанну Комнину пришлось подписать знаменитый хрисовул (указ) 1087 года о предоставлении венецианцам (в обмен на их противодействие норманнам) исключительных торговых прав на территории империи. В частности, иностранные купцы могли строить в ключевых городах империи собственные торговые кварталы и открывать собственные рынки, куда немедленно перекочевало огромное количество товаров и покупателей. Византийское торговое сословие, которое никогда не рассматривалось империей как сколько-нибудь значимое, ничего не смогло этому противопоставить – его голоса не было слышно. Державшаяся веками замкнутая система, отгороженная от внешнего мира, была повержена.
В дальнейшем венецианцы, а за ними и генуэзцы получали все больше привилегий, которые империя делегировала им, если можно так выразиться, естественным образом – не будучи в силах решать те задачи, которые решали энергичные итальянцы.
Запасы прочности империи истощались по мере «взросления» окружающих ее народов, но сама империя не менялась, заведенный порядок не хватило сил изменить даже тогда, когда стало очевидным, что система гильдий фактически умерла – разорившиеся ремесленники массово продавали свой труд монастырям или крупным землевладельцам, которые, ведя более гибкую, чем государство, политику, смогли своим вкладом в экономику максимально продлить агонию великой империи.
Есть устойчивая легенда (впрочем, имеющая хождение исключительно в границах нашей страны) о том, что Россия – идеологическая преемница Византии. Конечно, ничего не мешает тешить себя подобными сказками, но падение Константинополя сопровождалось гигантским притоком беженцев-византийцев в католическую Европу, прежде всего в Италию, и нет никаких сведений о переселении хоть кого-то к единоверцам. Очевидно, что культурные и деловые связи оказались для жителей империи (которые именовали себя, кстати, вовсе не византийцами, а – христианами) гораздо важнее связей религиозных.
Империя – путь в тупик
Византия – одна из крупнейших империй в истории. Экономика империи обеспечивалась, по сути, только одним – войнами. Все остальное – торговля, ремесла – было всего лишь на подхвате. Основой являлся захват новых территорий. Другое дело, что управление этими территориями становилось крайне консервативным, производились практически одни и те же товары по одним и тем же лекалам. То есть империя требовала практически одинакового, стандартизированного управления. Вероятно, это и послужило причиной развала. Экономика разных территорий жила по схожим правилам. Торговля сводилась к примитивному ремеслу и купле-продаже скота. Маркетинговая составляющая – продвижение товара от ремесленника к конечному потребителю – не считалась хорошим ремеслом.
Мы до сих пор сравниваем себя с Византией. Хотя таковой не являемся, конечно. И мы до сих пор считаем, что торговля – это незначимое ремесло, что торговец не имеет права на существование, что все должно производиться и продаваться одним и тем же человеком. Когда мы приходим в магазин, мы хотим видеть ассортимент. Разумеется, есть исключения – вещи, которые позиционируются как элитные: там мы хотим видеть монобренд. Масс-маркет же подчинен ассортиментной линейке. Именно ассортиментная линейка дает широту выбора, качество, снижение цен.
Военные успехи всегда ограниченны. Можно захватывать небольшое количество территорий, порабощать народы, эксплуатировать их. Это – экстенсивный путь развития, и он конечен. Любая империя заканчивается одинаково – крахом.
Говорят, Елизавету II в свое время спросили, в чем схожесть и разница между Британией и СССР. Она сказала: схожесть в том, что каждая из держав была империей, а разница в том, что Великобритания уже забыла об этом, а СССР все еще мнит себя таковой.
Россия считает, что стремится к Византии… Но для того, чтобы стремиться к Византии, мы должны захватывать территории. А захватывать территории, особенно богатые природными ресурсами, у нас не получается. Территории, которые мы можем захватить и освоить, наоборот, нуждаются в протекторате, затратах и примитивном управлении, коим мы и славимся.
