Глобальных выгод казне, кроме грабежа посадской знати, продолжавшегося еще почти столетие, захват Новгорода не принес – отсутствие собственного флота, торговая война с Ганзой и Данией, господствующими тогда на Балтике, постоянные войны с соседней Ливонией и падение значения северной торговли, а также полное разорение Новгорода опричниками Ивана IV и экономический крах страны во времена его правления окончательно превратили великий некогда город в провинциальное захолустье.
Океанская торговля и вовсе стирает Новгород с мировых купеческих карт. Характерно, что английская Московская компания, добившаяся исключительных привилегий от Ивана Грозного, торгует уже не через Новгород, а через Архангельск, туда же идут корабли голландцев и фламандцев. Новгород не умер вдруг, он постепенно терял свое значение. Уже в XVII веке о нем почти «забывают» как о точке торговли. Гигантская империя, возникшая на месте бывшей Тартарии, так и не сумела воспользоваться этим торговым козырем.
Огнем и мечом
Новгород на рубеже XV–XVI веков был одной из важных точек. Причем, когда мы говорим про Новгород, надо пояснить, что речь о Великом Новгороде – именно он стоял тогда на торговом пути. Россия на тот момент, заметьте, поднимается как сельскохозяйственная держава. Было бы удивительно, если бы этого не происходило. Но взгляните, как интенсифицируется производство. Оно интенсифицируется достаточно жестким методом – по сути дела, переводом тех, кто производит это зерно, в рабов, или закабалением крестьян. Интенсификация производства произошла, но лишь на время. Потому что после того, как Великий Новгород и окрестности начали разрабатывать интенсивным способом поля, им заинтересовалось государство Московия. И следующим этапом Московия, попросту говоря, пожирает, с помощью военного ресурса, Великий Новгород.
Великий Новгород не потерял сразу своего права. Здесь еще один момент, на который стоит обратить внимание. Новгородцы использовали очень прогрессивный закон – царь как первый купец. Товар сначала предъявлялся Великому князю, а уж потом остатки продавались. Вы думаете, куда девал первый купец этот товар? Он им торговал. И это – яркий пример того, как должно развиваться государство.
Вспомните «ножки Буша». Руководитель крупной державы ездит в державу поменьше и после этого торгует с ней. Торгует, в общем-то, примитивным товаром. Так возникли «ножки Буша». Именно на этом и продержался достаточно долго Нижний Новгород. А опричники уже Ивана Великого медленно, но верно свели вольный Великий Новгород к тому положению, которое потом будет закреплено в веках.
И если о Московии мы еще что-то знаем, то Великий Новгород, по сути дела, в экономическом аспекте пал. И это было сделано огнем и мечом. Хотя самые прогрессивные технологии были в Великом Новгороде.
Глава 20
Чемпионы сельского хозяйства
В далеком 1500 году на территории Фландрии, Брабанта, Намюра и иных земель, которые мы сейчас знаем как Бельгию, насчитывалось 21,1 % городских жителей.
Сказать, что для средневековой Европы это было много, – не сказать ничего, зато можно посмотреть цифры по другим территориям. Например, в Англии и Уэльсе городские жители в то время составляли 3,1 % населения страны, во Франции – 4,8, в Испании – аж 6,1, а уж более Испании – только север Италии (12,4) и Голландия (15,8).
Фламандия многие столетия, постепенно, осваивала искусство обработки шерсти и изготовления из нее тканей, одежды, гобеленов (не дешевых, заметим), и уже к началу XIV века Брюгге, Ипр и Гент стали, благодаря овладению этим искусством, крупнейшими и богатейшими городами тогдашней Европы и даже захотели независимости от Франции, чьей частью они формально являлись. Добились они этого в 1306 году, разбив французские войска, но города так и не сумели договориться, кто из них «главный», чем воспользовались французы, через два с лишним десятилетия вернув эти провинции себе. В свою очередь, сложившаяся ситуация пришлась не по душе англичанам – поставщикам шерсти в Фламандию, и стала, как утверждают бельгийские историки, одной из причин Столетней войны.
И пока сто лет англичане воевали с французами, Фламандия росла и расцветала: прекратившиеся было поставки английской шерсти были возобновлены, оставшиеся без крова жертвы войны, бывшие французские крестьяне, активно пополняли ряды ткачей-горожан, со сбытом шерсти не возникало никаких проблем, а сама война благополучно обходила эти благословенные земли стороной.
Проблема, впрочем, была – и проблема эта называлась «еда». Повсеместно сельское хозяйство тех лет не рассчитано было на слишком большое количество «лишних ртов» – трехполье, при котором треть земель фактически изымается из оборота, использование лошадей вместо волов, начавшееся еще c XI века, но проходящее крайне медленно как весьма затратное, а также растянувшийся на века переход к использованию железных орудий труда, недостаточное количество домашнего скота для «унавоживания» земель и натуральное хозяйство, царившее в Европе, казалось, делали задачу прокормить хоть какое-то количество горожан неразрешимой.
Хотя… Что такое «интенсивное земледелие», знали как минимум со времен Древнего Рима, во всяком случае, четырехполье было известно римлянам. Другой вопрос, что применить эти знания им мешали два обстоятельства – скудность местных почв и, главное, отсутствие стабильных рынков сбыта. Земли в Европе всегда было много, а людей – мало, сбыт излишков был весьма затруднен, более того, зачастую делал процесс получения этих самых излишков не просто бессмысленным, а убыточным.
Но совсем иные обстоятельства складывались во Фландрии и Брабанте в конце XV и первые годы XVI века. Рынки сбыта – большие города – оказались рядом. И именно это обстоятельство вызвало в регионе массовый, повальный переход на четырехпольную систему. Наверное, стоит напомнить (очень кратко), в чем ее суть.
Поле делится на четыре части. Первая часть засеивается травой, дающей большой объем зеленой массы, – как правило, сажали люцерну или турнепс; вторая часть поля использовалась под клевер, фасоль или горох (понятие «азотофиксация» тогда еще не было известно, но смысл действия и обогащение почв как результат был понятен), третья и четвертая части засеивались злаковыми, как правило, чередовались пшеница и ячмень или овес.
Скот при этом, конечно же, был переведен на стойловое содержание, что сделало более простой задачей сбор и применение органических удобрений и (как выяснилось в процессе) повысило скорость наращивания живой массы и удои.
Такой способ ведения хозяйства позволил резко повысить его эффективность – урожайность за 100 лет (1450–1550) выросла почти в два раза, а растущие города региона (к упомянутым выше добавим как минимум Намюр, Льеж, Брюссель и особенно – Антверпен, ставший крупнейшим городом Европы) стали отличными и бесперебойными рынками сбыта сельскохозяйственной продукции.
Нигде в Европе того времени не существовало подобной городской агломерации (разве что Париж мог соревноваться с фламандскими и брабантскими городами), и переход к интенсивному сельскому хозяйству был прочно увязан с ростом городов: там, где в силу тех или иных обстоятельств начинался резкий рост городского населения, начиналась и сельскохозяйственная революция.
