Чем же все-таки закончилась история про ситец и шерсть? А закончилась она тем, что все санкции были отменены. И лорд-канцлер Англии действительно сидит на мешке с шерстью – и в прямом, и в переносном смысле.
Вывод? Любые ограничения со временем падут. Но страна за это время откатится назад.
Глава 23
Применять технологии или запретить импорт?
В 80-х годах XVII века Францию наводнил невиданный ранее продукт – набивной ситец. «Набивным» он назывался потому, что на ситце был набит цветной рисунок. Технология набивки изобретена в Индии за несколько столетий до описываемых событий. С набивным ситцем несколько более низкого качества (и более дорогим), из Леванта, европейцы были знакомы и раньше, но индийский ситец оказался отличного, невиданного качества, а сравнительно небольшие цены сделали его доступным и простолюдинам.
У французских ткачей было два пути – перенять технологию или запретить импорт. Двинулись, как всегда, двумя дорожками сразу – кому какая по душе. Изгои-гугеноты не погнушались попробовать получить свой, местный набивной ситец. Кстати, получалось довольно неплохо. Большинство же, которое составляли настоящие католики, пошло проверенным путем, добившись полного запрета на набивной ситец. Это было относительно несложно: импортерами являлись марсельские армяне, местными производителями, как уже говорилось – гугеноты, и лоббисты
[10].
Сначала был отменен указ впавшего в немилость меркантилиста
[11] Кольбера, дававшего особые преференции армянской купеческой общине Марселя. Затем вводятся наказания на импорт и производство набивного шелка (от смертной казни до ссылки на галеры), ношение изделий из них (галеры или штраф). Цеха ткачей добились и права врываться в дома граждан и проверять гардеробы… Современники пишут, что наказаниям в первую очередь подвергнуты бедные: богатые способны отбиться (сунься-ка в дом к состоятельному горожанину – получишь заряд из аркебузы!) или (реже) откупиться, бедняку же отделаться от наказания невозможно…
Итоги отражения врага впечатляют: уничтожено 16 тысяч человек. Число сосланных, подвергнутых телесным наказаниям и оштрафованных не поддается учету.
В малюсеньком городке ткачей Балансе (что между Лионом и Орлеаном), насчитывающем тогда около 8 тысяч жителей, как сообщают хроники, 77 человек повешены, 57 колесованы, 631 сослан на каторгу. И – да, правосудие! – 1 (один!) – отпущен.
Армяне ушли в подполье и продолжили поставки, теперь уже контрабандой.
Гугеноты вместе со своей технологией уехали туда, где производство набивного ситца было разрешено, – в голландские города, в Берлин, а особо массово – в Женеву и Невшатель.
Лет через 80 запрет как-то сам собой забылся.
Франция в производстве набивного ситца отстала бесконечно. Противостоять поставкам из Англии (запрещены строжайше!), Голландии и Швейцарии было просто нечем.
Первые французские мануфактуры (официально запрет снят только в 1759 году) появляются только в 60-х годах XVIII века – их основывают предприниматели из Женевы и Невшателя.
Когда умирают запреты?
На ситец можно наносить рисунок – небывалый прорыв. Красиво и недорого. Но разве может быть недорого что-то прорывное? И мы, как обычно, начинаем вводить запреты, наказания. Люди даже убивают друг друга – за набивной ситец, который сейчас, в общем-то, не стоит ничего. Тем не менее это происходит. Происходит также то, что вызывает обратную реакцию. А именно – все запреты приводят к уходу в подполье. И продолжению производства востребованного товара.
Видите аналогии? Наши государства, особенно Россия, частенько стараются использовать запреты. Результат: малый и средний бизнес уходит в подполье и продолжает производить. Как это перекликается, например, с рынком ремонта автомобилей, где – опять же – армяне дают возможность ремонтировать недорогие автомобили за недорого. Качество? Качество нужно обсуждать, безусловно. И здесь каждый идет к своему мастеру.
С «армянским» автомобильным ремонтом тоже несложно бороться. Но не надо бороться методами запретов. Нужно просто создавать сетевые станции техобслуживания. И такие примеры у нас есть. Их много, даже есть франшизы в этой области.
Смотрите, какая интересная «линия жизни» запретов. Они всегда умирают тогда, когда появляется сетевой бизнес – бизнес, построенный на стандартизации процессов. Мораль? Делайте бизнес – и будет вам счастье.
Глава 24
Кимра обувает Россию
Скота в средней полосе России не хватало, а большие города, вроде Петербурга, Москвы или Твери, испытывали в мясе постоянную нужду. Выращивали скотину в заволжских степях и перегоняли в города (холодильников не было, дорога длинная, мясо сохранить не удалось бы, поэтому доставляли живой скот на городские скотобойни).
Маршрут гуртовщиков лежал вдоль берегов Волги. Ну а где гонят гурты, там неизбежен падеж скота. А с дохлой скотины что взять, кроме шкуры? То есть где-то на пути движения гуртов неизбежно должно было возникнуть какое-то кожевенное производство.
Оно и возникло – в селе Кимра, под Тверью. Сельцо получило устойчивую славу обувного центра России как минимум с 60-х годов XVII века. А во время войн с Наполеоном граф Литте передал кимрскому купцу Столярову солидный заказ на пошив сапог для армии. Этот заказ не был первым госзаказом в истории села (известно, что местные оброчные крестьяне делали обувь, седла и кожаные мундиры для армии как минимум с 1708 года), но такого масштаба заказов село еще не знало. Заняты в изготовлении были все «наличные силы» – не только Столяров и его работники, но и все ремесленники окрестных сел.
Справились. И справились настолько хорошо, что после победы с Наполеоном царь дарит селу батарею пушек (?!), из которых на потеху публике палили по праздникам вплоть до революции.
Дела у крестьян идут хорошо, и в 1845 году они решаются на выкуп себя и земель из крепостной зависимости. Тогдашняя владелица села управляет им через казну, и жители Кимры договариваются (через казну же) о выкупе из крепости за фантастические тогда 485 тысяч рублей с рассрочкой на 37 лет под 6 % годовых.
В 1871 году в Кимре открыт «Сельский общественный и братьев Мошкиных банк» – событие для сельской России не просто неординарное, а диковинное.
В конце XIX века местное купечество «пробивает» строительство из Москвы до Кимры железной дороги – так в 1900–1902 годах появляется непонятная для многих москвичей сегодня Савеловская ветка, заканчивающаяся как раз у Кимры, в селе Савелово.
