Практически мгновенно прохладные руки тянут меня в сидячее положение, а затем на себя; довольный ее появлением, наваливаюсь всем телом. Она постоянно находилась рядом, не могу убрать со своего лица гримасу счастья. Обнимаю ее так сильно, что сам испытываю немного ноющей боли в руке. Пальцами прохожусь по ее спине и сжимаю половинку попки.
– Свинья. – Шипит она и толкает меня в грудь. – Ты сказал, что немощен.
– Настраиваю свои тактильные ощущения, как мне еще понять, что я могу чувствовать? – Наклоняюсь ближе к ее губам. – А теперь обезболивающее.
Эллисон не успевает даже квакнуть, как я обхватываю ее губы, сминаю их под напором, за что получаю ее ответ. Смелый язык проникает в мой рот, посылая мириады ощущений прямо в пах. Рукой обхватываю ее затылок и сжимаю, погружаюсь пальцами в волосы и тихо стону от наслаждения.
– Твой гипс давит мне в спину, – шепчет она. – Не такой уж ты беспомощный.
– Возможно, это реакция на твою анестезию. Что это? Змеиный яд или мышьяк ты передала мне вместе со слюной? – Она снова толкает меня в живот, отчего оказывается прижата еще сильнее. – Ты должна мне уход. Два месяца исправительных работ.
– Два месяца, Доусон? – восклицает она. – Да ты врешь?!
Вытаскиваю перед ней докторский лист с назначением. Черным по белому написано два месяца покоя. Конечно, не ношение гипса, но все же. Эллисон не разбирается во всех этих медицинских терминах, как и я. Поэтому можно сыграть.
– Буду приходить к тебе, чтобы накормить, или позвоню маме. Она будет рада принять тебя у себя.
– Вот только не мамам. Мне необходимо, чтобы ты за мной ухаживала, а не родители. Это опрометчивое решение, и я отказываюсь. К тому же, ты ведь не хочешь, чтобы все узнали подробности ситуации, – давлю на нее.
– Я не буду жить у тебя, – возмущается она. – Хватит шантажировать.
Беру ее за руку, и мы спускаемся по лестнице к выходу. Конечно, я не настолько без рук, чтобы не достать бумажник, но при ней…
– Что-то у меня голова кружится. – Сажусь на ближайшую скамью и протягиваю руку Эллисон. – Достань, пожалуйста, бумажник из правого кармана кофты. – Она снова превращается в суетливую, заботливую девчонку. Ее пальцы хватают бумажник, и прикосновение достается моей ширинке.
– Доусон, – возмущается она, когда я удерживаю ее руку немного дольше в кармане, чтобы она почувствовала мое возбуждение. – Я клянусь тебе, если ты не успокоишься, я уеду без тебя.
– Страшно, миссис Хоуп. – Дарю одну из наглых улыбок и отпускаю ее. Она не блефует, сдувает прядь, упавшую на глаза, и идет оплачивать мой счет.
После нескольких минут ожидания, она помогает мне подняться. Хотя я мог сделать это сам, но не стал. Залезаю в ее крохотную машинку, прижимаю колени к ушам. Она осматривает меня и мою неудобную позу, услужливо получаю откинутую полностью спинку и выдвинутое сидение. Всю дорогу до дома меня болтает, как не пойми что. Даже не представлял себе, что наши дороги такие извилистые. Пару раз я прошу ее дать мне подняться, на что получаю львиный рык. Я не теряю возможности довести ее до предела, поэтому на смену попсе, играющей по радио, прошу включить Вивальди. Она делает громкость на максимум, отчего я испытываю неприязнь к великому композитору. Практически лопнувшие перепонки, болтание тела из стороны в сторону, пару ударов головой об дверь и тошнота.
– Я знал, что могу положиться на тебя, – говорю Эллисон, когда она помогает мне вылезти из машины. – Ты можешь располагаться.
Раскрываю перед ней дверь и говорю в никуда. Повернувшись ко мне спиной, она идет к своей машине, ни разу не обернувшись. Ну, теперь ответ понятен, за мной никто не собирается ухаживать. Я разочарованно останавливаюсь в дверях, даже в некотором роде испытываю дежавю. Она снова пнула меня, не только у девушек перехватывает дыхание, когда их отталкивают. Неприятный ком, вставший в моем горле от удара под дых, расстроенные чувства и неоправданные надежды. Стараюсь сделать вид, что мне все равно, но выходит не очень. Я вижу, как она останавливается около открытой двери машины, опускает голову ниже и, наконец, этот затравленный взгляд.
– Доусон, не будь наивным. Ничего у нас не выйдет, – в ее голосе нет усталости или расстройства, она именно так и думает. – Я приеду завтра с утра перед работой. Отдохни, пожалуйста.
Мне впервые нечего ответить. Когда ее машина отъезжает, я просто закрываю за собой дверь, сажусь на первое кресло, которое мне попалось, и закрываю глаза. Я слышу, как моё сердце разбилось на осколки, разлетелось в разные стороны, заставив меня перестать дышать на некоторое время. Может, действительно, я уже заигрался в эти игры. Она никогда не произносила этих слов, ни разу. Оскорбление прилетело ко мне, как пуля, прицел у нее не сбит, разорвала на части. Разрывная рана, вязкая тягучая кровь разливается по моему телу. Не самые приятные чувства, как открыть глаза и понять, что постоянно и делал, что бегал за человеком, которому не нужен. Пересмотреть всю свою жизнь, которая постоянно крутилась около нее: не отходя ни на шаг, я просто испытывал себя рядом с ней. Но ведь она отвечала, она хотела этого не меньше меня. Или не так? Мой телефон звонит, но абонент не тот, кто мне сейчас необходим, поэтому я на него не реагирую.
Поднимаюсь с кресла и иду в кухню. Среди всех полочек, выбранных, кстати, Элли, стоит громоздкий холодильник. Открываю его и вытаскиваю шесть бутылок пива, скрепленные пластиковой лентой. Вожусь непривычно с колечком бутылки, неудобно зажимаю жестяную банку локтем к стене и, наконец, выдергиваю ушко. Шипящий напиток после тряски проливается мне на джинсы, после чего я отпиваю несколько глотков. Однако справиться с напитком, оказывается, намного сложнее без ведущей руки, проделываю этот же фокус со следующей. Передвигаюсь по квартире, как мне кажется, бесшумно, словно я призрак. Меня так задолбала эта мертвая тишина, попугая может завести или рыбок. Уж не знаю, кто-то же должен издавать шумы. Беру пульт от стереосистемы и включаю радио, музыка льется из огромных колонок. Ставлю на стол банку с почти допитым пивом и неловко стягиваю футболку, она цепляется за гипс, заставляет возиться еще дольше. С пуговицей на джинсах справиться еще сложней, ближайшие дни моими друзьями станут спортивные штаны.
Устало ложусь на диван и пялюсь в потолок, банку ставлю себе на грудь, холодные капли остужают разгоряченное тело. После обезболивающего и алкоголя чувствую себя до безобразия расслабленным и умиротворенным. Иначе как объяснить то, что еще не звоню и не пишу Эллисон. Сказать, что меня удивило ее поведение, нет. Она всегда так поступает – бежит от меня, как от проказы. Делает вид, что нет ничего важней ее эго. Так, а мне это все для чего? Я, по ее мнению, наивный. Она произнесла это так, что меня просто накрыло. Я ведь могу вполне начать новые отношения. Не сразу, конечно, иначе тогда какого черта я столько времени тащился за ней?
Надо сделать несколько шагов назад и дать ей возможность передохнуть, возможно, я слишком налегаю. Телефон гудит в моих валяющихся на столике джинсах. Тянусь к ним и вижу звонок от Вита. Облокачиваюсь на спинку дивана и избавляюсь от пустой бутылки метким броском в ближайшее ведро.
