–Так, а теперь прошу внимание, – я знаю, что плохое настроение не должно влиять на них, но это уже невозможно терпеть. – Я еще раз показываю, как именно делать выпад с гантелями, а вы внимательно следите. Иначе то, что находится у вас здесь, девочки, – показываю на внутреннюю часть руки, –обвиснет еще до того, как вы встретитесь с праматерью.
Сгибаю одну ногу в колене, вторую вытягиваю вдоль туловища. Сжимаю в руках гантели и тяну вперед, ровно так, чтобы мои трицепсы вспомнили, что они еще существуют. Девушки повторяют за мной, но одна стоит прямо напротив прозрачной стены и смотрит на парней в бокс классе. Это просто смешно, ведь Доусон не мог выбрать более удобное место. Мой подбородок каменеет, когда она и вовсе опускает гантели, врезаясь взглядом в обнаженного по пояс – Доусона. Он колотит по груше, стоя только в своих серых спортивных штанах. Мышцы его пресса предельно напряжены, черные как смоль волосы свисают сексуально сосульками на лбу, разбрызгивают капельки пота. Я ненавижу его за это, просто невозможно работать. Невозможно отвести от него взгляд, не только им, но и мне! Снова смотрю на мадам, которая наплевала на моё присутствие и это последняя капля.
– Все расслабились. – спокойная внешне, но с клокочущей яростью я подхожу к окну. Доусон мгновенно отвлекается от снаряда, за что получает жесткий удар по корпусу. Хватаю маленькую пластиковую ручку и максимально опускаю нежно-розовые жалюзи. Они застревают ровно на середине, так что теперь кто захочет созерцать мою студию, увидят только наши попы и ноги. Ну и замечательно. Еще несколько минут борюсь с жалюзи, скриплю при этом словно заглистованное животное зубами. Последний раз, силой дернув устройство, слышу характерный хруст. Я сломала конструкцию, что уж говорить, в этом Элли мастер.
Закрываю на минуту глаза и делаю самый голубой вдох из тех, что я делала. Успокоиться и прийти в себя, расслабленно улыбаюсь и открываю глаза. Может со стороны показаться, что я душевно больная и веду монолог сама с собой, но в этом виноват вот тот здоровенный парень напротив.
– Хорошо, продолжим наше занятие, – включаю ритмичную музыку и становлюсь на коврик. – Растрясем жирок, девочки.
Делаю игривые движения бедрами, беру в руки гантели и рассекаю ими воздух, громко отсчитываю, чтобы не сбиться с ритма. Взмахи руками плавно переходят, в растяжку, затем выпады и заканчиваю упражнениями лежа на животе. Мы укрепляем мышцы бедер и спины, изображая лодочку. В отражении я вижу, что у многих она пока не получается. Поэтому встаю и каждому не сумевшему это сделать помогаю.
Размышляю надо тем, что же делали эти женщины все свои годы раз сейчас так сложно поднять ту или иную часть тела, дряблая кожа и атрофированные мышцы, вот чем надо заниматься.
Когда заканчиваются занятия, я практически довольна результатом. Вытираю полотенцем взмокшую шею и лицо, машу всем на прощание и начинаю складывать свой коврик. Вентиляционная система не выдерживает такой наплыв и пять часов череды, потеющих тел. Мои мышцы ноют, нельзя вот так сразу напрягаться, завтра я точно не встану с кровати. Я не очень правильный тренер, ем вредную еду, периодически выпиваю и сплю более десяти часов в сутки. Энергетические коктейли и батончики, заменяют группы упражнений на разные части тела. Я не верю в отказ от всякого рода пищи, это мужчинам надо наращивать массу, нам же приходится ее сушить. Что я, собственно, и делаю – по выходным отчаянно наращиваю, среди недели убиваю на занятиях.
Мне кажется, я постоянно чувствую преследующий меня взгляд Доусона. Оглядываюсь с подозрением на дверь, но она плотно закрыта, стеклянная стена, разделяющая нас, прикрыта сломанными жалюзи. Расслабляюсь и снова обеспокоено смотрю на потолок, какой-то странный шорох и щелчки. Медленно плетусь к жалюзи, едва я подхожу, они с шумом и скрипом падают, разбрасывая по всему залу крепление. Свисают на одной стороне нелепой тряпкой.
– Вот так дела, – тяну я и по привычке начинаю кусать большой палец левой руки, беру ключи от машины, которые я забыла оставить в гардеробной. Встречи с Доусоном вышибают с моей головы все мысли, поглощая своими щупальцами, вживляя себя в меня. Вот и сегодня я какого-то черта притащила с собой ключи…
– Это как надо было психануть, чтобы сорвать жалюзи с петель, – неторопливый шаг дополненный, надменным голосом заставляет меня застыть на месте. – Ты портишь будущее имущество.
Яркая блондинка с длинными, прямыми волосами, губки полненькие бантиком, яркие зеленые глаза, обрамленные наращенными ресницами, большие сиськи…
– Ханна, твоё ли будущее имущество? – тяну я. – Неужто кабинетная крыса, пришла проверить, как у меня обстоят дела?
На работе слишком много обсуждают отношения Доусона и Ханны. Мне по большому счету все равно, бесит только то, что после ее губ, он лезет ко мне. Чувствую себя дешевкой, старой половой тряпкой об которую периодически вытирают ноги. А это стерва бесит меня своими бескомпромиссными заявлениями.
– Доусон, сообщил мне час назад. Я созерцаю масштабы, запишу на твой счет. Не хочу, чтобы кто-то расплачивался за тебя. – ее золотистый, безвкусный блокнот, с металлическими уголками отсвечивает в зеркалах, она облизывает палец и начинает противно листать бумагу.
– Ты можешь сделать это в коридоре, – иду к двери, широко ее распахиваю, удерживаю пока эта кривоногая гусыня доковыляет. Шаркая безобразной обувью, она едва не врезается в косяк, я бы ей помогла, приложиться головой, но не хочу мараться. Если она ударится об стену, я еще и подтолкну. –Быстрее давай, я не в кабинете задницу отсиживала, в отличие от тебя. – Выключаю свет в студии, еще до того, как она доходит.
– Так иди, кто тебя задерживает? Я могу, и сама все закрыть, есть такие полномочия, – она поправляет свои стильные очки в форме «панто», он не мог дать доступ к моей студии этой профурсетке, мы же договаривались. – Доусон очень устал, твоя наглая физиономия все усложнит.
Закрываю дверь, едва она вытаскивает свое амебное тело, сжимаю ключи в кулаке. Вмазать бы ей пару раз, как он меня учил, воспользоваться, наконец, своими знаниями. Ускоряю свой шаг, когда мелькаю перед студией Доусона и боксирующих ребят, кто-то стучит кулаком в стекло. Обычное явление, обожрутся своих стероидных анаболиков и потом сходят с ума. Спускаюсь по лесенкам, и выбегаю на улицу.
– Черт возьми, – обхватываю свои плечи руками, я снова забыла переодеться и забрать спортивную сумку с раздевалки. Ладно, и так нормально, главное, что есть ключи, а права в бардачке. Сажусь за руль своей маленькой Митсубиси, оглядываюсь по сторонам. Мотоцикл Доусона все еще стоит перед входом, лучше отъехать в то время, пока он не вышел из центра. Едва я успеваю повернуть на дорогу, из дверей выходит мой бывший муж в обнимку с Ханной, они улыбаются, Доусон замечает мою машину и машет рукой. Что-то успевает екнуть в сердце, я и так ему не верю, а тут еще все эти разговоры. Теперь я своими глазами убедилась, что нет дыма без огня. Стоило мне уехать на неделю, он время не теряет. То, что он бегает за мной, скорей инерция. Это как тело петуха, которому отрубили голову, а оно все еще движется. Останавливаюсь у ближайшего кафе и беру две порции гамбургера с картошкой фри, моя голова забита дерьмом по имени Доусон, хочу заесть стресс. Отравить свое тело, чтобы оно не дало сбой. Пока я его не вижу, дико скучаю. Хочется ответить на все его сообщения, встретиться, поговорить. Но эти лживые слова и движения, как он ограняет меня словно я драгоценность, а потом мне рассказывают, как он встречается с секретаршей. Дают друг другу ласковые прозвища и даже обнимаются. И после того, как он лижет ее липкие губы с безвкусной помадой, я собираю остатки с барского стола. Механически ладонью вытираю губы, в которые он меня поцеловал, брезгливо сжимаю губы. Пусть только попробует ко мне прикоснуться, свинья. Подъезжаю к своей квартире, достаю еду и за несколько минут, перепрыгнув парочку пролетов, стучу в дверь. Такое впечатление, что Вит еще не спит. Ненавижу есть в одиночку. Двери открываются, мой брат с взъерошенными волосами, после душа в одних шортах встречает меня.
