Я не отпускаю ребенка на землю, двигаюсь очень аккуратно, боюсь оступиться или слишком сильно прижать к себе. Вообще, это странные чувства, волнение вперемешку с неким умиротворением. Когда ребенок льнет к тебе, и ты вроде пытаешься быть его проводником в этом мире, установить контакт, но он сделал все за тебя. Опускаю Бри на траву и веду к скамье, кажется, она даже рада, что я рядом с ней. Жаль, что она не разговаривает и не слышит. Усаживаю ее к себе на колени и поворачиваю лицом, щечки немного покраснели от долгого пребывания на солнце, поэтому я стягиваю шапку. Мягкие кудри вихрем поднимаются в воздухе, она словно одуванчик на ветру, сухие колечки волос смешались с влажными и обрамляют ее детское личико.
Я не могу остановить себя рассматривать девочку, почему-то раньше меня не очень интересовала ее внешность. Но сейчас это стало делом огромной значимости. На шее я вижу не глубокие следы. Будто ее оцарапали, они тянутся за ворот кофточки с длинным рукавом. Заглядываю ей в глаза и приподнимаю подбородок, отодвигаю ткань и убеждаюсь, что это следы ногтей. Наверняка, один из детей пытался что-то забрать и бил ее. Закрываю глаза на миг, борюсь со своим гневом. Вот в этот самый момент я ненавижу ее мать, она не стоит никакой жалости, понимания или любви. Быть такой эгоистичной сукой, чтобы оставить своего ребенка и бегать резать себе вены из-за мужа. Да ни один нормальный человек не хочет, чтобы за ним на тот свет ушли родные и любимые люди. Как этой дуре объяснишь это?
– Вот вы где? – Доусон получает веткой дерева по лицу и отмахивается от второго, из-за этого малышка начинает смеяться, я слышу ее искренний заражающий смех. – Смешно ей, иди скорей ко мне.
Он подхватывает ее на руки и подкидывает вверх, кружит и только потом прижимает к груди. В такие моменты я горжусь им, но в то же время ревную. Девочка вполне способна украсть его у меня. А что если бы…
– Доусон, – прикасаюсь к его спине, – если бы я отказалась взять ребенка, ты бы расстался со мной?
Он смотрит на меня очень странно, его недоверчивый, полный удивления, взгляд меряет меня с ног до головы.
– Возможно… – он хмурится и продолжает, – возможно, ты попыталась бы уйти от меня, но я нашел бы способ вернуть. И нет, я не расстался бы с тобой.
Закусываю обе губы, чтобы не совершить очередную ошибку, чтобы оповестить о своем триумфе.
– Мы сейчас отправимся в магазин, кстати, пешком. Надеюсь, ты найдешь все необходимое. – Он лезет в карман и отдает мне соску. – Сделай что-нибудь с этим. Я ненавижу, когда лапают чужие вещи, а потом они попадают в рот. Как думаешь, соска необходима ребенку?
– Почему ты спрашиваешь у меня об этом? – Верчу в пальцах пластмассу, затем брезгливо выкидываю в ближайшую урну.
– У тебя младший брат вообще-то. – Устраивает Бригитту на своих плечах. – Ты же должна смыслить в этом.
– Ты сейчас серьезно думаешь, что я умею обращаться с детьми? Она, кстати, сосет кулак, думаю, это не хорошо. Может девочка хочет кушать? Чем ты ее кормил раньше? – Удерживаю кулачок вдали от рта.
– Ханна сцеживала молоко, но я пару раз кормил ее кашей. – Иду вслед за ними по пешеходному переходу. – Вообще можно зайти в детское кафе и посмотреть, на что она ткнет, и я, вроде как, обещал тебе обед.
Улица, по которой мы идем, с двух сторон богата магазинами, кафе и небольшими лавочками, расположенными друг напротив друга. Из детского только магазин игрушек и вещи. Но рядом есть небольшая забегаловка с предложением вкусно полакомиться. Я стягиваю малышку с плеч Доусона и ищу столик. Это больше похоже на огромные лавки и высокие столы, пожалуй, викинги вполне могли бы нормально поесть в таком заведении. Стены все сплошь из дерева, огромное бревно висит на потолке в виде поперечной балки. Все очень по-мужски, но мы так хотим есть, что уже особо и не по выпендриваешься.
– Итак, большой завтрак из яиц, колбасок, фасоли и овощей, тосты, сладкие блины, бургер. Но мы, видимо, пропустили данный период времени, на доске этого нет, поэтому… – мой муж читает вслух, пока я усаживаю малышку прямо на стол, иначе она просто не увидит ничего из-под него. – Барракуда, форель, запеченная в углях, лососевые и рыба барраманди, устрицы. – Он перелистывает страницу. – Барбекю из мяса говядины, свинины и баранины, кенгуру, эму или крокодила.
От последнего меня передергивает вместе с Бри, пусть она точно не слышала, но, видимо, чувствует, чего кушать не надо. Отбираю меню, Доусон сразу устраивается напротив девочки и играет с ее волосами, пружинки подскакивают и беспорядочно укладываются на ее макушке.
– Бри будет мюсли с орехами, со свежими ягодами и фруктами, травяной чай. – Дальше листаю страницу меню. – Я хочу молочную овсяную кашу со сливочным маслом, тосты с медом и веджимайтом, запью все овощным соком.
Доусон отрывается от своей игры, отправляется к барной стойке и заказывает нам еду. Девушка подходит к доске и тряпкой стирает наш заказ, написанный еще с утра. Мы успели урвать последние порции. Сажусь напротив Бри, закатываю ее рукава и даю маленькую ложку, которую предварительно окунаю в мед.
– Держи, это точно вкусней соски или бутылки. – Она с осторожностью вытаскивает розовый язычок и пробует желтую густую массу. – Ешь, давай, так размазано немного. – Подталкиваю ее ручку, и она полностью облизывает мед. – Круто?
Мне нравится то, что она такая внимательная, каждое моё движение не остается без ее осмысления, она настолько любопытная, насколько и сообразительная. Доусон садится напротив меня, и теперь ребенок сидит ровно посередине стола, разделяет нас на две стороны. Сможет ли она стать камнем преткновения? Позволит ли он ей стать причиной нашего очередного разлада? К чему вообще эти странные мысли, он вроде уже все сказал и без того? Мне не по себе, что я приписываю ребенку такие коварные планы, это просто не справедливо по отношению к ней. Но у меня есть один вопрос, который действительно волнует.
– Она же не будет с нами спать? Помню, как Вит обтирал папины подушки до семи лет. Он просто ложился посередине родительской постели, и выгнать его было невозможным. Иногда он мог напрудить огромную лужу, кстати, – выходят, как наводящие вопросы, но я не могу иначе, при этом мой муж абсолютно расслаблен.
– Купим памперсы, положим ее рядом с нами, или я уйду в другую комнату, не все ли равно? Первое время я не жду от нее воспитанности и послушания. Как думаешь, там, где она была, ее спрашивали, хочет ли она сок или спать рядом с теми детьми? – Он комкает салфетку и растягивает ее снова по столу. – У нее не было выбора, как и с тем, что делает ее мать. Я уважаю Ханну, за помощь, работу. Но не понимаю ее поступков, все, что она объясняет, похоже на «in out». В одно ухо влетает, в другое вылетает. Не хочу даже представлять, что в ее голове, раз она решила это с собой сделать.
– Мне кажется, она так поступает, потому что есть ты. – Доусон, отодвигается и берет Бригитту на руки, когда на стол ставят наш заказ.
– В каком смысле? – Широко раскрытый детский ротик, похожий на кормление галчат по «Дискавери», она ловит ложку ртом и перемалывает зубками мюсли.
