– Ханна почувствовала, что теперь ее ребенок нужен кому-то, на кого можно положиться. Доверить. Это как те истории, когда молодая дочь после развода отдает свое чадо старшей сестре или родителям. А сама продолжает заниматься делами, которые для нее интересны. – Каша не только на вид хороша, но и на вкус, поэтому я старательно работаю ложкой, проглатываю еду, как удав свою жертву. – Оказывается, я проголодалась не на шутку, что ты там себе заказал?
Доусон не успевает кормить ребенка и отвечать. Беру с его тарелки изобильно политое кетчупом фри.
– Возможно, но, если бы она делала действия, направленные на выздоровление, а не нанесение тяжких увечий. Я знаю, что Ханне не будет легко. Сейчас не уверен, как она со всем этим справится.
Мы продолжаем завтракать в полной тишине, уже нечего говорить о произошедшем и ничего не сделаешь. Никто из нас не может повлиять на человека. Жить ему или умереть, но и никто не поймет подобного поступка. Когда перед тобой сидит смысл жизни, возможно, и даже моей… Если любовь вас толкает на опрометчивые поступки, вы неправильно любите или совсем не понимаете смысл этого слова.
Глава 23
Доусон
Мы сегодня проснулись достаточно рано, боялись пропустить пробуждение ребенка. Кроме всего прочего необходимо было приготовить завтрак и выведать вкусы нового члена семьи. Конечно, у нее есть мать и все такое. Но она ведь должна более-менее адаптироваться к нам, как и мы к ней. Если конкретизировать, то именно Элли больше всех беспокоилась. И, судя по всему, очень даже зря. Неожиданно для меня Бри залезла к нам на кровать, обняла не меня. Тут я тоже обознался, Элли стала ее любимой ночной «обнималкой». В свете ночника я лежал лицом к лицу с Эллисон и наблюдал за ее реакцией. Она сменила все цвета радуги, пока ее щеки не загорелись пунцовым цветом удовольствия. Ребенок впился в нее своими тоненькими ручками, зарывшись лицом в груди. Элли обняла ее в ответ, закрыла глаза и спокойно уснула. Я никак не хотел выключать свет, чтобы не потерять это милое видение, дуэт, который они так красиво исполняли.
В общем-то, все мои опасения, по поводу этих двух представительниц прекрасного пола, расселись еще до первых лучей солнца. Будильник не орал, как обычно, стандартной кричалкой. Теперь у нас играла спокойная детская мелодия, вроде песни про «Звездочку». Моя любимая жена подорвалась, едва накинув на себя коротенький халатик, плотно закрыла дверь и шуршала на кухне. Я думал, она решила устроить сабантуй на тысячу персон, столько времени провозившись на кухне. Прикол был в том, что она била все кастрюли, бормотала и чертыхалась, как ненормальная. Я даже не стал встревать в ее дела. Любой мужчина, завидев подобную картину кухонных военных действий, ретировался бы, что, собственно, я и сделал. Пошел мужественно досыпать свои чудесные сны под сопение малявки, уютно устроившейся под бочком.
Когда я повторно просыпаюсь, со мной рядом никого нет, я остался один в неприятно остывшей кровати. Единственное яркое пятно – это пушистый заяц, с которым бесконечно играет Бригитта. Мне нравятся маленькие гранулы в его животе и заднице, как мне кажется, работает антистрессово. Эти крупинки перекатываются, инстинктивно хочется пощупать игрушку, прижать к себе, а иногда разобрать и посмотреть, что же там внутри. Приподнимаюсь на кровати, отбрасываю зайца, хорошенько подтягиваюсь и плетусь на утреннюю чистку зубов. Первое, что бросается в глаза, это множественные брызги от зубной пасты на зеркале, да уж, постарался кто-то. Едва не ломаю себе мизинец, со всей дури ударяюсь об стул, стоящий у раковины. Щелкаю выключателем и поражаюсь бардаку, который теперь царит в нашей ванне. Два маленьких полотенца лежат в небольшой луже, образовавшейся на полу, и куча аксессуаров для волос рассыпаны прямо в раковине. Одно из двух: я проснулся в другой реальности, или девочки объединили силы! Теперь вместо совместного труда по обеспечению дисциплины, меня ждет барахолка посреди квартиры. Привожу себя в порядок, переодеваюсь в домашние вещи и иду в кухню. Едва я заворачиваю за угол, мне уже не хочется ничего говорить, потому что вид, открывшийся мне, поражает моё воображение. Эллисон стоит около кухонного островка, одетая в белоснежный махровый халат, на ее голове тюрбан из полотенца. Точно в таком же наряде, в детском кресле, юная малышка, на ее спине написано «Малявка» огромными буквами. По всей столешнице расставлены все тарелки, имеющиеся в доме, наполненные разными видами завтрака. Фруктовое пюре, несколько видов каш, смузи, желтая хрень, не знаю, что это, и даже два вида яиц с беконом и сосисками.
Я столько еды не видел ни разу в своей жизни! Эллисон ставит перед Бри новую тарелку, окунает пластиковую одноразовую ложку в зеленую жижу, и ребенок громко делает звук плевка. Моя жена не орет, что так нельзя. Не пихает насильно, она просто меняет тарелку и новой ложкой зачерпывает то, что приготовила. Судя по всему, они уже близки к концу. Сейчас я могу съесть все эти маленькие порции, просто залить в себя и лежать до разрыва пуза на полу. Но я не хочу портить это мгновение своим появлением. Больше всего мне нравится, как Эллисон сначала своей ложкой пробует блюдо, делает разные гримасы и облизывается. Опираюсь на косяк и остаюсь наблюдателем. Бри деловито пальцем показывает на следующую тарелку, пробует и отодвигает тарелку. Когда они останавливаются на яичнице с сосисками, ребенок не выдерживает и начинает тыкать вилкой еду, забрасывать в топку с неимоверной скоростью. Эллисон поворачивается спиной, и я вижу ее надпись «Горячая штучка», она даже не знает, насколько близка к правде. Даже эта игра в материнство идет ей куда больше, чем спортивная форма с оголенным телом. Выхожу из убежища, целую Эллисон в щеку, перетягиваюсь через столешницу, чтобы стянуть тюрбан с головы ребенка. Слегка задеваю тарелки и чмокаю светлые кудри.
– Доброе утро, девочки. Как ваше настроение? Что нового узнали друг о друге? – Зеленые глаза заинтересованно следят за моими губами, поэтому я кривляюсь, чтобы она улыбнулась.
– Она любит овсяную кашу с черникой, мюсли со свежими ягодами, яичницу с сосисками и смузи, – гордо отвечает Элли и начинает выливать в пакет для пищи оставшуюся кашу. Я хватаю ее за руку и останавливаю. – Доусон, ты все равно столько не съешь, я отдам это голодающим в приют.
– Я тоже могу стать голодающим, если каждое утро меня ждет подобная дегустация. А ну-ка, давай-ка попробуем. – Я проделываю все то, что делали они, замечаю разные вкусы и сочетания продуктов. – Овсяная каша с шоколадом, Элли?
– Ты ничего не понимаешь в сладостях. – Поскольку каши действительно не много, нет полных тарелок. Элли делала на укус, это говорит о ее выдержки и желании действительно понять ребенка. Я бы за это отдал медаль, которой у меня, к сожалению, нет. Когда я сметаю все, что стоит под моей рукой, мой живот издает очень подозрительный звук, отчего Элли начинает жутко смеяться, Бри долго наблюдает за нами и делает то же самое. Какая-то цепная реакция смеха, я едва могу перекатываться, как назло, звонит домашний телефон, и я умоляю, чтобы это не была теща. Если это она, то будет фраза: «Я тут приготовила». Боюсь моё «Буэ» запомнят надолго. Укладываюсь на диван и нажимаю кнопку.
