– Это нифига не смешно, я не справляюсь! Понимаешь? Я не Хантер и не могу держать все в своей голове, и ты мог закричать, чтобы я тебя вытащил, – усаживаю его на край металлической ванны и активно растираю полотенцем. – Согреваешься?
– П-пойдет, – Чейз со своей любовью к молчанию меня убивает. – Я оборвал душевой шланг, п-прости.
Теперь я замечаю оборванную душевую занавеску и палку, которая противно скрипит под ногами, когда я ее пинаю, нечаянно задевая. Голова раскалывается. Это чувство, что я делаю все неправильно. Постоянно топчусь на месте и не могу помочь никому. Ни Чейзу, ни матери… Что за запах гари?
– М-мы горим? – Чейз тянет свои трусы с бедер, пока я помогаю ему привстать и сесть в инвалидную коляску. Швыряю в него еще одно полотенце и бегу на кухню, уже наполненную дымом. Долбанные печеньки для ярмарки горят синим пламенем. Комната наполняется сигналом противопожарной системы. Открываю нараспашку окно и выгоняю дым на улицу, пока нас всех не облило водой. Возвращаюсь к плите, совершенно не понимая, почему дым все еще валит. Открываю духовку, на противне обугливаются печеньки, швыряю их в раковину и заливаю из крана водой. Но слишком поздно. Три гудка, звук замолкает, и с потолка нашей обшарпанной кухни начинает лить дождь, поливающий все на свете. Тесто, оставшееся на столе, меня, заехавшего Чейза, обмотанного полотенцами, и удивленную Карину, только что зашедшую за нами.
– Ого, у вас, кажется, потоп? – Я несколько удивлен тому, что она зашла в дом, ведь придерживался позиции, что все гости должны находиться на улице. Хотя бы потому, что дом не в том состоянии, чтобы показывать его каждому желающему, впрочем, как и напряженная обстановка внутри него.
– Ты могла бы подождать немного снаружи? – резко отвечаю я, размахивая полотенцем и выгоняя одновременно со всеми своими хаотичными и заполошенными действия Чейза. – Вали отсюда, чувак, надышишься, и мне придется тебя откачивать.
Чейз проезжает мимо Карины, та даже не поздоровалась, как и он с ней. Вряд ли эти двое начнут общаться. Чейзу принципиально не нравится моя подружка, он считает ее глупой. Или он просто противная задница и скучает по Хейли. Я знаю, что он все еще мечтает с ней встречаться, пока Хейли со своими тараканами в голове держит его на расстоянии. А Карина не переносит моего брата на дух, потому что он слишком умный для нее. А мне не до их взаимоотношений, успеть бы вообще делать хоть что-то.
Мельком смотрю на настенные часы, обращаю внимание на корзинку, наполовину наполненную печеньем, и на угольки, хаотично разбросанные в раковине. Мама будет очень расстроена…
– Мам, – каким-то не своим голосом кричу я, напугав Карину, решившую, наконец, сбежать из этого хаоса. – Мам? Ты уже сделала укол?
Беспокойство, с которым я живу все это время, оставшись один на один с двумя заболевшими родными, накрывает приступом удушья. Швыряю полотенце и бегу в комнату мамы. Открываю двери, но ее нигде нет, все аккуратно лежит на своих местах, в том числе на кровати нетронутый шприц. Сердце мгновенно сжимается, я ударяюсь об дверной косяк плечом и заглядываю к Чейзу.
– Я не могу справиться с чистыми трусами, старые еле снял. Адская боль в коленях. – Взлохмаченные волосы, повсюду полотенца и ткань боксер натянутая до колен. Резким движением дергаю ее вверх, прикрываю его оголенные участки и заглядываю в кладовую, которая за смежной дверью комнаты моего брата. Но и она пустая. – Мама не приняла лекарство? – с волнением спрашивает брат.
– Нет, – резко отвечаю я и бегу к лестнице, ведущей на чердак. Она точно там, ведь сумка находилась наверху. – Мам… – кричу я. – Мам, ну пожалуйста, скажи хоть слово, – приоткрываю крышку и кричу не своим голосом. – Чейз, вызывай 911.
***
– Ваша мама останется в больнице. У нее было резкое снижение сахара в крови. Я бы даже сказал его отсутствие. И в данный момент она в гипогликемической коме. – Врач треплет меня по плечу, как только я закрываю лицо ладонями, провожу ими по короткому ежику на голове.
– Она будет жить? – спрашиваю осипшим голосом.
– Вам показана госпитализация, и чем дольше человек находился бы в таком состоянии, тем больше шанс летального исхода. От гипоксии мозга. То есть резкое снижение сахара, и мозг не получает все те вещества, которые ему нужны. Происходит отмирание клеток мозга, – говорит врач, здоровается с проходящим мимо коллегой.
– Ничего не было. Она чувствовала себя нормально, никакого запаха ацетона. Она опоздала сделать укол, буквально десять минут. Мы пекли печенье для… извините, – понимаю, что задерживаю человека, и все, что он знает, уже сказал. – Я вернусь послезавтра. У меня там брат дома остался в инвалидной коляске и завтра на работу.
– В ближайшее время мы выясним, каковы шансы вашей мамы. В данный момент она не будет нуждаться в вас, так как находится под нашим наблюдением. Решайте свои проблемы. И не вините себя, это все развивалось не один день. То, что она опоздала на несколько минут, ничего не решало. Тут скорее метод накопления. Только время расставит все по своим местам, мы поймем степень поражения. И главное, поймите, сахарный диабет очень коварный, ни от кого из нас не зависит исход. Все может произойти мгновенно, и чувство вины – последнее, что должно вас посещать. Всего хорошего. – Врач пожимает мою руку и уходит в глубину коридоров.
В каком-то ступоре я покидаю больницу, оставив там свою самую любимую женщину в мире – мою маму. Почему-то в такие моменты приходят самые светлые мысли, которые тревожат душу. Начинаешь вспоминать, как она носилась с нами, подкидывала в воздух, а мы парили, как птицы. Ведь тогда ни один из нас не думал о том, как близко подбирается к ней болезнь. Весь этот стресс, пережитый ею после смерти отца, так сильно отразился на ней. Могли ли мы сделать что-то для нее тогда? Помочь преодолеть препятствия?
Когда Хантер уехал, я попросил маму оставить работу и находиться дома. Она переживала за меня, что вымотаюсь, работать на двух работах и тащить их с братом. Но у меня не было даже мысли позвонить Хантеру и попросить помощи. У него учеба, и он действительно старается, чтобы выбиться в люди. Им с Уиллоу сейчас, наверное, немного проще, ведь каждый месяц на мой счет поступают небольшие деньги, которые мы тратим на лекарство мамы и Чейза.
Видит Господь, я пытаюсь не опустить руки и дальше пробиваться в жизни. Уже некоторое время работаю на хорошей должности, и проблема денег практически исчезла. Конечно, еще нет возможности полностью сделать ремонт в доме или поменять окна. Но я полностью изменил комнату мамы, обои, потолок. Всякие светильники и мебель. Все, как она мечтала. Месяц у меня ушел на то, чтобы заменить во всем доме доски на полу, застелить все паркетом. Теперь не надо переживать. Это было сделано для того, чтобы Чейз, передвигаясь на ходунках, не цеплялся за половики, которые закрывали прогнившие доски.
Движения, безусловно, есть, но не мгновенные. Все, о чем я мечтаю, чтобы с ними все было хорошо. Телефон звонит в заднем кармане, я вытаскиваю его и отвечаю.
– Тер, это Хейли. Как вы там? – Остановившись у скамьи, я устало сажусь.
