Мы с мамой перешли черту гиперопеки. Я словно выросла, из маленькой девочки, поедающей каши, и превратилась в самостоятельную личность, которую больше не заставляют сидеть ровно, не звенеть ложкой…
– Только не перебивай и не бросай трубку, хорошо? И я прошу тебя заранее меня простить, – тихо говорит она.
– Ты ведь моя мама, – обещаю ей.
Она тяжело вздыхает, и по шороху на том конце я понимаю, что она перекладывает телефон в другую руку.
– Райдер приходил в тот день, когда тебя привезли в больницу. Он был разбит, как и все мы. Все время пока ты находилась на операции, он плакал и поддерживал меня, – она всхлипывает. – Наши отношения с ним изначально не были хорошими. Он дерзкий и грубый. Но он так тебя любит…
Восстановленными после переломов пальцами, вытираю слезу, скатившуюся по моей щеке.
– Он каждый раз кричал, что любит тебя. Даже отдал мне досье с компроматом на себя, чтобы я посадила его и не искала. Но ты ушла с ним жить, я не стала вредить тебе. Клянусь, я угрожала ему так, что другой сбежал бы. Он не сдался. Я не смирилась с мыслью о том, что вы вместе. В день, когда ты пропала, он вломился ко мне в дом, искал тебя, выбил несколько дверей. Я вызвала полицию. Это ответ на твой вопрос: «Почему он был недоступен?»…– её плач переходит в рыдания.
– Он сидел за решёткой, – говорю я за неё, пальцами зажимаю нос, чтобы не расплакаться. – И почему он не остался в больнице? Куда он пропал?
– Я умоляла его оставить тебя, милая, – мама дошла до стадии икоты, а у меня возникло желание забыть кто она такая для меня, и заблокировать номер. – Даниель, родная, я – мать. Ты тоже однажды ей станешь. То, что случилось с тобой, было подобно смерти. Я готова была молить и Бога, и чёрта, лишь бы ты жила. Райдер мне казался угрозой для тебя и твоего будущего.
Всхлипываю. Я все время думала, что он бросил меня, растоптал моё сердце и выкинул. Повёл себя по-уродски и смылся. Но все было иначе, если бы я знала тогда…
– И что же изменилось сейчас? – говорю сквозь слезы. – Почему ты сейчас мне об этом рассказываешь? Мама, я начинаю жить, я пытаюсь забыть. Принять твоё объяснение не могу сейчас. Прости, но мне звонит Саймон, – я нагло обманываю её, но так надо.
– Прости меня, милая, прошу тебя, – шепчет мама.
– Я тебя люблю, – произношу я и отключаю вызов.
Понимаю её чувства, что она хотела сделать как лучше. Но для кого? Тянусь к полочке с таблетками, мне нельзя плакать и расстраиваться, пока я все ещё на восстановлении. Закидываю таблетку в рот и запиваю водой, стоящей на полке в кувшине рядом с креслом. Закидываю голову назад.
Понимаю, что действия моей мамы были правильными, она оберегала меня. Но Райдера никогда это не останавливало, если бы он хотел меня увидеть, нашёл бы возможность.
Беру салфетки со стола и вытираю глаза. Та не многая косметика, которой я пользуюсь, нещадно смылась моими слезами. Не утруждаю себя тем, чтобы подправить макияж. Стираю остатки косметики, заплетаю свои длинные волосы в косу и иду к клиентам. Часы показывают половину шестого, через несколько минут придёт Саймон, и я постараюсь отвлечься от своих мыслей.
Оглядываю посетителей, сегодня их больше. Большее скопление людей именно на фантастике, снова беру планшетку и записываю идею, которая только что пришла мне в голову – было бы здорово повесить объявление на стене, чтобы клиенты посоветовали книги этого раздела. Подростки читают Гарри Поттера, а я кроме классики особо ничего не признала. Надо отдать должное издательствам, обложки и качество отличное. Глаз радуется и рукам приятно.
– Привет, – Саймон подходит ко мне сзади и проводит пальцами по моей ладони. – Чувствительность хорошая. Ты сначала дёрнулась, а потом услышала.
– То есть, я ещё и слаба на слух? – улыбаюсь ему искренней улыбкой. – Ну что же, – отдаю Николь планшетку и беру сумочку из её рук. – Готова подкрепиться.
На прощание машу баристе и выхожу в приоткрытую для меня дверь. Мне тяжело передвигаться быстрым шагом, но эти физические нагрузки мне необходимы. И Саймон тщательно следит за тем, чтобы я проходила нужное расстояние каждый день.
– Как ты себя чувствуешь сегодня? – сгибает руку в локте и подставляет мне. – Бледная, глаза красные. Что-то произошло? Тебя обидели?
Я не так много прошла и уже устала, хватаюсь за его руку как утопающий.
– Нет, растрогал мамин рассказ, – несколько раз моргаю. – Я стала очень чувствительной, наверное, в этом причина.
Он мычит, подтверждая свои догадки, что я не хочу ему рассказывать о нём. Саймон знает нашу историю, он не понимает, почему мы расстались. Как Райдер мог так поступить со мной. А я только сейчас получила информацию, и сама ещё не успела переварить.
Остаток пути мы идём в тишине, привычно он открывает двери для меня, и мы садимся за столик напротив окна. Тяжёлые коричневые шторы, приглушенный свет, дорогие скатерти и вкусные блюда. Официант приносит нам наше меню. Как бы я хотела съесть мясо в остром соусе, телятину например, или жирный бифштекс, сладкий торт или салат мясной, но…
– Я буду красную рыбу, без соли и специй. Салат, заправленный оливковым маслом из овощей и воду, – я говорю все это с улыбкой, но в душе ненавижу то, что мне приходится это есть.
– Мне все то же самое. Можно ещё принести нам пудинг, – понимающе смотрит на меня.
Я благодарна ему за поддержку, но ответить ему я никогда не смогу. Если мне предстоит выбор быть с Саймоном или остаться одной, я выберу второе. Райдер…
– Слышал, твоя подруга Айрис замуж вышла, – как бы невзначай говорит Саймон. – За футболиста, кажется, – он некоторое время молчит. – Вы так и не общались?
– Нет, она ни в чём не виновата. В любом случае, это моя вина. Не надо быть слишком доверчивой, – отвечаю ему.
– Ммм, а тот парень, Хоук?
– Серьёзно. Я не интересовалась ими, ни кем. Ты же в курсе всей моей истории. И главным для меня человеком всегда был Райдер, а сегодня мама рассказала… – мой голос обрывается на полуслове.
Молчание затягивается, я уставилась на свои пальцы, поправляя кольцо.
– Итак… мама рассказала тебе… – он приподнимает брови, чтобы я продолжила. Расправляет салфетку и кладёт на стол, начинает складывать её в разные фигуры. Он всегда так делает, когда нервничает, мне нравится, что он не чопорный, хотя, судя по статусу, должен им быть.
– Давай, я просто скажу, и мы больше не будем поднимать эту тему, хорошо? – он кивает мне и откладывает в сторону предмет, которым были заняты его руки. – Райдер приходил в больницу, мама просила его оставить меня. Все.
Хмурюсь, сжимаю зубы от обиды.
– Для него никогда не было проблемой пробраться тихо, обойти все преграды. Прийти, зная, что мне плохо. Значит, он просто не хотел. Знал и не хотел, – тяжело сглатываю, перевожу взгляд на витражное окно, медленно скатывающаяся слеза, мои застывшие в воздухе пальцы и лицо, то самое, которое я ждала и тогда, и сейчас.
