Эти лоботрясы так радовались своему счастью, что позабыли обо всем на свете. Тот, что залезал в воду, в упоении никак не мог оторваться от созерцания сокровища, лишь холод заставил его опомниться. Лязгая зубами, он схватил в охапку свою одежку и сапоги, и оба поспешили в лагерь, неимоверно счастливые, оставив на берегу женщину, по самую макушку переполненную горечью и завистью, неимоверно несчастную и немного поумневшую.
Домой я вернулась в сумерках и пожаловалась своему любимому. Ожидала сочувствия, но он безжалостно заявил:
— Надо было самой сразу же вытащить из ямы мусор, а не ждать, когда это сделает чужой дядя.
— Чем? — разозлилась я. — Силой воли? Вот будь у меня дуршлаг на длинной палке, но у меня даже обычного дуршлага с собой не было.
— Не обязательно дуршлаг, сгодится и сетка. Ты что, до сих пор не обратила внимания, как рыбаки вылавливают янтарь? Сеткой на длинном шесте, которой обычно выбирают из сетей рыбу.
— И мусор...
— Да, и мусор тоже. Весь этот мусор миллионы лет пролежал глубоко в земле вместе с янтарем, образовавшимся из живицы. У этого мусора — остатков древних растений и деревьев — такой же удельный вес, как и у янтаря, вот море и выбрасывает их всегда вместе.
Так я ему и поверила! Насчет древесины он, конечно, прав. Ну, капала из древних сосен смола. Ну, залило потом море все эти сосны, засыпал их песок. Ну, за миллионы лет древесина истлела, а липкая блестящая смола за эти же миллионы лет затвердела как камень, превратилась в янтарь. Морские волны подняли ее со дна, перекатывали с места на место и, поскольку она легче камней, выбросили на берег. А все остальное? Все эти рыбьи останки, различные предметы, ничего общего не имеющие с древесиной: тряпье, обрывки канатов и сетей, кожура всевозможных овощей и фруктов, сами овощи и фрукты, почему-то преимущественно лук, но и морковка встречается А новая бескозырка русского моряка? А огромный гребень без двух зубьев? А табличка с надписью «Спальный вагон»? А бутылочка для младенца с соской в отличном состоянии? А пластиковая канистра? А четырехметровая двухдюймовая дубовая доска... Ладно, ее можно считать древесиной, чего никак не скажешь о всяких железяках.
Я всегда была девочкой способной и быстро научилась распознавать янтарный сор. А вскоре наловчилась и в море высматривать черные полосы. Этим я обязана Вальдемару. Во время одной из своих прогулок по пляжу наткнулась у порта на рыбаков, вылавливающих сетями янтарный сор, и Вальдемар мне на примере все разъяснил. Из жалости, наверное, ну и потому, что мы снимали комнату в его доме. Вальдек заставил меня до тех пор пялиться в волны, пока я наконец не увидела черную полосу. А за ней еще одну, и еще. Благородный Вальдек простер свое благородство до того, что даже дал мне в руки свой сачок и научил им пользоваться.
Мой Драгоценный усиленно демонстрировал полное равнодушие к янтарю, однако пообещал раздобыть необходимое орудие лова. Не таким уж знатоком он был, поэтому сначала приобрел в Эльблонге сачок, каким пользуются рыбаки, выбирая из невода мелкую рыбешку. В моих руках он сразу же выгнулся и сломался, как только я первый раз попыталась зачерпнуть янтарный сор. Нет, я ничего не сказала Драгоценному, но, наверное, соответствующим образом посмотрела. Идеальный тут же встал в позу и пригрозил, что я еще увижу, кто посмеется последним.
Увидела я, правда, только через год. И это произошло семь лет спустя с того дня, когда впервые меня поразила на берегу золотистая полоса...
* * *
Драгоценный подошел к делу серьезно и собственноручно изготовил два отличных сачка для ловли янтаря. Намного лучше тех, которыми орудовали рыбаки. Наши были прочнее и легче, так как на ручки он пустил какое-то особое, легчайшее дерево. Да, сладкий песик и в подметки не годился этому Идеальному. Я никак не могла избавиться от привычки сравнивать своих мужчин, что поделаешь. Пупсик велел бы мне самой изготавливать сачки, самой подбирать материал, да еще бы ядовито критиковал. Ах, какое же счастье мне подвернулось, почему я его никак не оценю? Тем более что жили мы в трудные времена, когда полки магазинов были пусты, все приходилось раздобывать из-под полы, выискивать, доставать по знакомству. По знакомству же ему и комбинезон сшили. А как он в нем выглядел! С ума сойти! Сачки и комбинезон заставили меня еще больше чтить своего кумира и поклоняться ему.
Сразу по приезде на косу мы договорились: одна мусорная куча моя, вторая его, попеременно. Вся светясь от переполнявшего меня энтузиазма и без конца шмыгая носом от холода, перебирала я мусорно-янтарную руду. Влюбленная по уши ослица, мечтала найти для Драгоценного нечто потрясающее. Янтарище с полкило весом, и чтобы внутри была дымка, травка, комарик, крокодил! И не поручусь, что, найди я такое чудо, не подбросила бы потихоньку Идеальному, — так хотелось осчастливить обожаемого мужчину.
Выходит, другие способы осчастливливания у меня не очень-то получались?
На третий день, возможно, из-за того, что полукилограммовая глыба так и не попалась, мне захотелось самостоятельно поохотиться на мусор. Самолично извлечь его из моря и копаться в нем по праву, а то я уже начала чувствовать себя паразитом — Драгоценный работает, а я пользуюсь его трудами. В конце концов, сачок у меня был, высокие сапоги тоже. Но Идеальный уже наловчился и вылавливал мусор с бешеной скоростью, мне же оставалось ковыряться в чужой добыче. Драгоценный пытался скрыть свою страсть к янтарю, но я-то отлично все понимала, она так и перла из него.
Вскоре это перестало доставлять мне удовольствие. Тем более что мусор Идеального почему-то каждый раз оказывался богаче янтарем, и янтарики были крупнее. Да нет, Ненаглядный не мошенничал, избави бог, он делил все по справедливости, но какая-то злобная высшая сила распоряжалась именно таким образом. Почему-то не любила меня эта сила.
И вот на третий день я решилась, отбросила сомнения и заявила, как и в прошлом году, — ты идешь вон туда, а я в противоположную сторону. Волна чуть плещет, особого урожая ждать не приходится, но неважно, все равно отправлюсь в сторону Советского Союза, посмотрю, что там слышно.
Кумир с улыбкой поправил меня:
— На твоем месте я бы посмотрел, что там видно. Ладно, поступай как хочешь, может, там что и завалялось. Новенькое-то вряд ли выбросило.
Ну и мы разошлись в разные стороны.
Я тащилась по берегу нога за ногу, как идут за гробом, пялилась на чистое море и чистый песочек. И на жалкую полоску сора, сто раз до меня просмотренного. С Кумиром так не поплетешься, он предпочитал передвигаться бодрой рысью. А ведь одно удовольствие — вот так, не торопясь, пройтись по бережку, постоять, полюбоваться, понаслаждаться видом моря. Наконец-то представилась возможность!
Идеальный был прав — рассчитывать, что море подбросит нечто новенькое, напрасно. Все, что могло вылезти из моря, вылезло за несколько дней, прошедших после штормов, когда волны стихали. Еле заметный ветерок дул с берега. Правда, существовала еще встречная волна, ну да она тоже была слишком слабой, чтобы надеяться на нечто ценное. Силы в ней, встречной волне, с гулькин нос, разве что прибьет кусочек губки. Плелась я, значит, неторопливо в восточном направлении и вспоминала тех самых геологов. Ну конечно, теперь, когда в руках даже не дуршлаг, а такая замечательная сетка, ни за что не подвернется подходящей ямки, как в тот раз. А в море лезть без толку, разве что для собственного удовольствия.
