И уже на следующий день мы с самого утра отправились знакомиться с окрестностями.
Извилистое асфальтированное шоссе устремлялось куда-то вдаль, судя по карте — к границе, до которой, тоже в соответствии с масштабом карты, было около одиннадцати километров. По дороге мой Пупсик неоднократно делал попытки свернуть в лес. скрывающий от нас море и пляж, но проехать нигде не мог. Каждый раз следы, оставленные неизвестным транспортным средством, заводили в непроходимые, точнее, непроезжие заросли. И каждый раз я нервничала, ведь машина принадлежала мне.
— Ну куда лезешь? Кто нас отсюда вытянет, из этого песка? Или того хуже, угодишь в какую-нибудь яму... Стой, не видишь, какие корни? По лестнице машина ездить не умеет.
Пупсик вышел из себя:
— Тогда вылезай и иди впереди, смотри, есть ли дорога.
— Как же, разбежалась! Ты будешь ехать, а я идти? Кто из нас мужчина? Мужчинам положено быть первопроходцами!
С большой неохотой он внял моим увещеваниям Знал — по бездорожью я езжу лучше. Никакой моей заслуги в том нет, просто дано от природы. Вот как летучих мышей ведет какой-то внутренний радар, так и меня неведомая сила заставляет выбирать среди колдобин и ухабов относительно ровные участки Помогала также уверенность в том, что мой «жучок-фольксваген» непременно сумеет выехать оттуда, куда умудрился заехать.
После нескольких неудачных проб, туда-сюда по-тыркавшись, мы единодушно решили — вон тот кривой проезд самый подходящий.
Я пустила Пупсика за руль и посоветовала:
— Посмотри на спидометр и давай хорошенько заметим место.
В результате детальное обследование местности заняло у нас весь день. Асфальтом были покрыты только уже упомянутые одиннадцать километров, все остальное составляли так называемые грунтовые дороги и еще хуже.
На обратном пути пришлось затронуть такую неприятную тему, как восход солнца. Мы не очень хорошо разбирались во всех хитросплетениях янтарной проблемы, но ведь каждому дураку ясно — кто поспел, тот и съел. Видимо, у янтаря есть привычка вылезать на берег по ночам — значит, его обнаружит тот, кто раньше других увидит утром... Лучше на рассвете.
Попытка встать с первыми лучами солнца удалась лишь с третьего захода. Правда, солнце всходило не в такую уж безумную рань, в семь часов, но вскакивать в осеннюю холодрыгу ни свет ни заря... И не в семь, а гораздо раньше, чтобы успеть и одеться, и чаю выпить, и на машине подъехать к облюбованному месту, а потом еще галопом промчаться через совсем уж непроходимую чащобу к морю. Значит, проснуться надо минимум в шесть. Еще затемно!!!
Наученные предыдущими неудачами, мы для верности выползли из постелей даже в пять. Горячий чай с вечера заготовили в термосе. Напялить на себя бесконечные одежки, все эти свитера, носки, теплое исподнее и шарфы было непросто, но мы уложились в пятнадцать минут. И тут оказалось, что не знаем, чем теперь заняться.
Сидеть и ждать, пока не рассветет, было выше наших сил. На цыпочках покинули спящий глубоким предутренним сном дом, сели в машину и, как назло, на отыскание лучшего проезда к дюнам затратили намного меньше времени, чем обычно. Оставили машину и, спотыкаясь в темноте, вскарабкались на вершину дюны. Нас окружали темнота и тишина, дул легкий ветерок и накрапывал дождичек.
— Так оно взошло или еще нет? — раздраженно допытывался Пупсик. — Ни черта не видать!
— Ну, не скажи, море от берега отличить можно, — возразила я. — А что касается солнца, то ему положено взойти через полчаса.
— Так на кой... мы притащились сюда в такую рань?
— Что же делать, перестарались немного. Вообще-то уже должно светать, наверное, темно из-за туч, но я не уверена.
— Она не уверена! Дождь льет, а она еще не уверена! Я насквозь промок, простуда обеспечена.
— Ничего с тобой не случится. Подождем немного, покурим, а потом спустимся к морю. Может, и в темноте что найдем.
Через час, когда солнце уже несомненно взошло, хотя его и не было видно, обнаружилось, что мы насобирали целую кучу разного хлама: деревяшек, камешков, кусочков чьих-то костей, нечто напоминающее сушеное... гм... гуано. И ни крошки янтаря! Нет, решительно нельзя собирать янтарь в потемках. Мы прошли довольно далеко вдоль берега, где вчера искрилась и переливалась россыпь янтарной крошки, а сегодня не было ничего.
Дождь прекратился, зато усилился ветер, поднялись волны. В таких условиях пребывание на пляже никак нельзя было счесть приятным времяпрепровождением, просто кара за тяжкие грехи.
Пришлось вернуться домой, и Пупсик принялся капризничать.
— Говорил же — в горы поедем! В Закопане или в Щирке в такую погоду можно посидеть в кафе, поиграть в бридж, а тут что? Холодина страшная, да еще дождь! Чем заняться?
— Три года назад ты бы знал, чем заняться! — помимо воли вырвались жалкие слова.
— Значит, старею.
— Не правда. Но можно съездить в Гданьск.
В Гданьске, ясное дело, мы прежде всего прошвырнулись по магазинам с янтарем, и в одном я увидела такое, от чего екнуло сердце. Янтарные бусы, но какие! Двухметровая нить малюсеньких янтариков, миллиметра в три, не больше, зеленоватых, светлых, почти прозрачных. Отлично отполированные, они так сверкали и переливались, что больно было глазам. При виде этого чуда душу мою охватило страстное желание сделать самой нечто подобное, ведь соорудила же я в Болгарии бусы из крохотных раковинок. Но вот только как отполировать и продырявить эти кусочки янтаря, даже если и наберу столько?
Поинтересовалась у владельца магазина, тот попытался отделаться от меня ничего не значащими общими словами, но не на ту напал. Понял, что так просто не отвертится, и выдал тайну золотого ключика.
— В принципе бусинки — это отходы производства. Остаются после того, как большой кусок отполируют и распилят на пластины. А если возникнет необходимость, то дополнительно отполируют в так называемом полировочном барабане, по-другому нельзя. Что? Дырочки? Ну, это не проблема.
Для кого как. Не говоря уже о том, что я понятия не имела о существовании полировочного барабана и не представляла, как он выглядит.
Мой благоверный тем временем осматривал более крупные изделия и интересовался ценами. Очень увлеченно осматривал, вон, даже глаза разгорелись. В магазин вошли двое иностранцев и приобрели два кулона, две брошки, браслет и кольцо, все в серебре. У бабы глаза горели не хуже, чем у Пупсика, и по ней было видно — будь ее воля, скупила бы всю лавочку.
Иностранцы удалились, и хозяин вернулся к нам.
— Не так давно была тут одна американка, — доверительно сообщил он, видно уже подружившись с нами. — Купила медальон, знаете такие, на серебряной цепочке. Очень интересный медальон, из цельного кусочка янтаря, причем отчетливо просматривается в нем с самого краю малюсенькая мушка. Чудо! И что пани думает? Приходит через несколько дней и просит перенести мушку в середку медальона, чтобы симметрично было — Кретинка!
