Теперь у меня много свободного времени для раздумий, и я все время думаю о нем. Не могу ничего с собой поделать. Я анализирую каждый его шаг, взгляд или слово. И меня безумно ранит, когда Макс говорит не со мной, смотрит не на меня, думает не обо мне. Знаю, что так нельзя. Я зациклилась на Максе. Но разве плохо – любить своего мужа? Мила бы решила, что я чокнулась. Наверно, так и есть. А еще я часто возвращаюсь к откровению Макса о его сестре Эмили. И меня многое смущает и не дает покоя. Почему Макс не хочет говорить о ней? Разве боль не уменьшается, если поделиться с тем, кто любит и понимает? Особенно спустя много лет. Почему они … Эдвард, София и Макс не сделали этого друг не друга? Не облегчили боль? Молчание не спасает, оно усугубляет одиночество и страдания. Тишина нужна вначале, а потом хочется плакать и говорить. Но они несли свое горе в молчании и поодиночке. Словно то, что должно было их объединить, растолкало в разные стороны. Я знаю, только одно чувство, способное жечь изнутри – чувство вины. И оно не позволяет смириться. Именно поэтому Эвансы покинули Россию, и поэтому София вернулась. Макс и Эдвард хотели все забыть и начать с начала, а она не могла жить вдалеке от могилы дочери, не могла расстаться со своим горем. И, о Боже, во мне София нашла утешение. Макс не смог заменить ей потерянную дочь. Может быть, он не понимал ее, как не понимал Эдвард. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, знаю не все. Но как еще объяснить, почему София бросила мужа и сына, вернувшись в Москву?
– Лика, ты снова на луне? – передо мной всплыло улыбающееся лицо Милы. Я вспомнила, что мы смотрим фильм. Я пятый раз, Мила – первый. И… я явно отвлеклась. На экране мелькали титры.
– Извини, задумалась, – взгляд невольно пополз к часам на стене. Черт, десять вечера. Ну, где носит моего мужа?
– Не хмурься, тебе не идет. Не расстраивайся, скоро мы узнаем, где пропадает твой благоверный до такой поры, – Мила пригубила остывший кофе из кружки и поморщилась, – Зря ты отказалась от вина.
– Не хочу напиваться посередине недели.
– Ты зануда, Лик. И зубрила. Красный диплом у тебя в кармане, будь уверена.
– Так я и уверена, – с улыбкой заявила я.
– Ты подумала насчет вечеринки в пятницу?
– Плохая идея, Мил, – я потерла переносицу. Всегда так делаю, когда ищу повод для отказа.
– Ну, почему? Макс уже сказал, что улетает на выходные в Дублин, так что мы точно знаем, что его в городе не будет. И он не о чем не узнает.
– Макс всегда все и обо всем знает, – усмехнулась я, – И он ужасно реагирует на мое присутствие на любых светских мероприятиях. Тем более, вечеринках. К тому же у тебя дома. Мы обе знаем, что я встречалась с твоим братом. Макс меня убьет, если догадается, что я только думаю о том, чтобы пойти.
– А ты в курсе, что мужья ревнивцы чаще всего сами оказываются гуляками?
Я пропустила намек мимо ушей.
– Это даже не ревность. Другое. Сложно описать. Он словно в безумие впадает. Иногда мне кажется, что Макс был бы счастлив, не выходи я никогда из дома. Звучит, как бред…. Прости, просто иногда его трудно понять.
– Это точно. Но ты подумай.
– Он будет звонить.
– Выйдешь на балкон. Да, я музыку выключу и заставлю всех заткнуться, если нужно будет. Тебе необходимо встряхнуться. Завтра после занятий мы идем по магазинам, и даже не спорь, а насчет вечеринки решим позже. Окей?
– Как скажешь, – сдалась я.
Честно говоря, мне очень хотелось развлечься в пятницу. Удивительно, ведь раньше одно упоминание о вечеринке наводило на меня ужас. Чего стоила одна единственная, в мою честь! Страшно вспомнить. Смешно и больно.
Но я изменилась. Больше не пугливая, закомплексованная девочка, на которую все смотрят сверху вниз. На мне женился Максимилиан Эванс, красавец-миллионер, заполучить которого пытались многие красотки. А он выбрал меня. Значит, есть за что.
– Ладно, Лик. Я побежала. Уже поздно. Увидимся завтра, в колледже? Не скучай, – Мила шустро вскочила на ноги, чмокнув меня в щеку. Я проводила ее до дверей.
И осталась в звенящей тишине. Здравствуй, мой ледяной замок. Говорят, что плохое быстро забывается. Неправда. Я забываю об одиночестве и тоске, когда рядом Макс, но стоит ему уйти, моя меланхолия возвращается.
– Привет.
Погруженная в собственные мысли, я не замечаю, как Макс заходит на кухню, застав меня в темноте и печали. Свет загорается, ударив по глазам.
– Привет, – Щурясь, говорю я, автоматически поправляя волосы. На мне короткое черное платье, но он похоже не замечает…. Взгляд прикован к моему лицу. Он в распахнутом пальто и ботинках, безупречные стрелки на брюках, белый воротник и дорогущий галстук. И выглядит так, словно только из салона или сошел с обложки журнала. На расстоянии пяти метров чувствую запах его парфюма. Ненавижу его за это. Я целый день приводила себя в порядок. И вот сижу на стуле, как облезлый воробей на жердочке, с лохматыми космами и уставшими глазами. Мое собственноручно купленное платье кажется безвкусицей и дешевкой, когда я смотрю на элегантного мужа. Иногда меня мучают подозрения, что у Макса есть квартира возле офиса, и он возвращается оттуда. Такой благоухающий и бодрый. В чертовых брюках без единой складочки, сытый. Зачем я ему нужна? Зачем?
– Почему ты не разделся? – спрашиваю я, снова пройдясь взглядом по своему потрясному супругу.
– Энжи… – виновато начинает он, сделав шаг вперед. Я вскакиваю со своей жердочки. Все внутренности сковывает холод, – Мне нужно уехать. Не в пятницу, как планировалось, а сегодня, – небрежным жестом вскинув руку, Макс взглянул на часы, – Через два часа самолет. Прости….
– Не подходи ко мне, – хрипло, но твердо говорю я, когда он приближается и пытается прикоснуться ко мне.
– Энжи, – качает головой, делая вид, что ему безумно жаль.
– Третья командировка за месяц, – резко напомнила я, выпрямляясь, натягиваясь, как струна, – Тебя нет дома по несколько дней в неделю. А если ты есть, то все равно, что нет. Я сижу тут одна, как дура. И ничего не понимаю.
– Перестань, – Макс хмурится, запустив руку в волосы. Поворачивается ко мне в профиль, – я объяснял, что нужно потерпеть. Еще пару месяцев, – синие глаза снова устремляются к моему лицу, но я не пробиваема, – Энжи, ты же знала, что работа занимает большую часть моей жизни. Так всегда было. Уж кто-кто, а ты должна меня понять. Ты живешь со мной пять лет. Летом мы обязательно наверстаем. Хочешь, снова поедем на Сейшельские острова?
Подкуп и обаяние. Если бы у Макса было время, то к списку убедительных доводов, он бы добавил еще и секс.
– Сейчас середина зимы, Эванс, – тихо произношу я, чувствуя, как колеблется моя решимость.
– Конец зимы, – поправил Макс, – И не фамильярничай. Некрасиво.
– Я злюсь. Ты обещал, что найдешь время для нас, – обидные нотки в моем голосе заставляют его улыбаться шире. Он, что издевается?
