– Выпей, будет легче.
Обернулась на стоявшего за спиной Ника. Идиот. Сейчас я готова была убить его.
– Уйди, при тебе она слова не скажет, – резко бросила я. Брат нахмурился, прищурил глаза.
– Я-то в чем виноват? – у него тоже сдали нервы, и он решил вылить гнев на меня. – Этот придурок выследил нас. Он псих. Нужно полицию вызвать. Я пытался, но Лика против. И врача не хочет. У нее шея вся в гематомах, она еле дышала, когда пришла.
– Какого черта вы, вообще, все это затеяли? – закричала я на Ника, – Ты спятил, Никит? Она замужем. Смотри, что с ней случилось из-за твоей глупости!
– Моей? Я ничего не делал! – Ник шагнул ко мне, чуть ли не брызгая слюной от возмущения. Лика сжалась в кресле. Мы ее пугали своими криками. Еще неизвестно, что ей пришлось пережить, – Мы просто пообедали вместе. Он позвонил ей совершенно спокойный. Скажи, Лик! Этот урод сказал, что ждет ее дома, пораньше освободился. Мы и подумать не могли….
– Мы? – завопила я. Лика задрожала сильнее, закрывая ладонями лицо, – Извини. Прости, – я обняла ее, успокаивающе погладила по волосам, – Господи, ну зачем? – отчаянно прошептала я. Сердце в груди ныло, – Какого черта вам приспичило обедать вместе? Вы же не дети, чтобы не понимать, как это смотрится. Ник, ты подверг ее опасности. Ты старше, ответственность на тебе.
– Я? Он набросился на нее, чуть не убил, а я виноват?
– А кто? Ты встречаешь с замужней женщиной!
– Мы просто друзья.
– Скажи об этом Максу, – я отвернулась, – Уходи, Ник. Мне нужно с ней поговорить. Врач необходим. Я и так вижу. Сама вызову помощь.
– Черт знает что! – выругался Никита и, бросив на Лику полный горя и сожаления взгляд, поднялся к себе.
Несколько минут мы молчали. Я дала время нам обеим прийти в себя, подыскать нужные слова. Я ласково взяла ее руку, погладив отвратительные отметины. Вытерла слезы, которые набежали вновь. Как можно поднять руку на столь хрупкое создание?
– Расскажи мне, Анжелика, – прошептала я, снова обнимая ее за плечи. Лика всхлипнула и уткнулась носом в мою шею. Плечи вздрагивали от рыданий. Еще немного времени.
– Ты можешь дышать, ходить? У тебя ничего не сломано? – снова заговорила я через две минуты. Она качнула головой. Потом дотронулась рукой до шеи.
– Говорить не могу, – прохрипела она через силу.
Он ее душил. Да, я видела тогда…. Макс схватил Ирвинга за горло и швырнул в окно, как тряпичную куклу. А глаза безумно-стеклянные. Как же она вырвалась? Бедная девочка.
– Я позвоню Эдварду Эвансу, – тяжело вздохнув, я заставила себя думать, – Тебе не нужно было приходить сюда.
Лика вопросительно посмотрела на меня, в покрасневших глазах страдание.
– Нет, ты не поняла. Я всегда готова помочь и подержать тебя. Но здесь Ник. И кто-то может решить, что ты пришла к нему. Это же не так? – я посмотрела в глаза подруги. Сейчас они были совершенно прозрачными, выбеленными болью. Лика отрицательно покачала головой. Мне стало легче, – Ну, и ладно. Я сейчас позвоню Эдварду, и он о тебе позаботится. Отвезет в больницу, потом домой.
Лика неожиданно резко схватила меня за руку, отчаянно закачав головой.
– Не к вам домой, а к себе. О том, чтобы сейчас возвращаться к Максу и речи быть не может, – Я задержала взгляд на чернеющих синяках на нежной шее, – Как он мог? Он бил тебя? Просто взял и набросился?
Лика отпустила глаза и упорно молчала. Ей было больно говорить. Я прекрасно ее понимала. Ей пришлось пережить ад. Я могла предотвратить трагедию, но понадеялась на здравый смысл Эванса. Дура! Сегодня мне показалось, что он по-настоящему любит ее и страдает. Ошиблась. Снова. Любящий человек не пойдет на такое.
– Вы с Ником встречались? – спросила я. Анжелика едва заметно кивнула.
– Часто?
Еще один кивок.
– Между вами что-то есть?
Отрицание. Я выдыхаю.
– Хорошо. Но зачем тогда?
Анжелика пожала плечами и заплакала. Посмотрела на меня, хрипло прошептала что-то. Я поняла не сразу.
– Чего тебе не хватает…, – повторила я за ней, но не поняла смысла.
– Он спросил…, – пояснила Лика.
– Макс?
Она кивнула.
– Он дома сейчас?
Еще один положительный ответ.
– Все будет хорошо. Все наладится. Не плачь. Ты мне все расскажешь, когда захочешь, и мы вместе подумаем, что делать дальше, – я погладила подругу по волосам и набрала номер Эдварда Эванса. Практика показала, что в подобных ситуациях лучше его не ориентируется никто.
Глава 9
«Есть в пространствах мир, где всегда осень; что-то случилось: принц этого мира, великий маг, влюбился в девушку, а она не ответила ему взаимностью, и теперь в этом мире всегда осень – такое колдовство, разбитое сердце короля—колдуна…»
Ники Кален «Арена»
Макс
Снова эти белые стены. Не надеялся вновь их увидеть. Цвет поблек после моего последнего визита сюда, но все еще казался раздражающе-светлым. Как насмешка, белая перчатка в луже грязи. Нет ничего отвратительнее надвигающихся над тобой стен и потолка кристального чистого цвета. Банально и неискренне. Нам навязывают тона, которых мы не признаем. Мой мир никогда не был белым. Я эмоциональный дальтоник. Я вижу все в серо-коричневой гамме. Но мне приходится притворяться снова и снова…, что я различаю цвета, чувствую, дышу, строю планы.
На самом деле ничего нет. Даже меня.
Я встречаю здесь других, похожих безумцев, которых, как и меня, выплюнул мир, признанный нормальным, еще до того, как мы родились. Они меня пугают. Страшно всматриваться в отражение и узнавать черты, которые тебя годами учили замещать. Мне повезло. Мой отец спонсировал создание этого центра. Я автоматически на особом счету.
Но мне ничего не нужно. Если мне приходится возвращаться сюда, то нет никакого смысла продолжать сражаться. Я должен был….
Мне стоило шагнуть с Эмили под бесчувственную и неумолимую тонну железа. Сдаться, уйти счастливым, не одиноким, целым. Но Ричард Эймс до сих пор пытался убедить меня, что я должен бороться. За что бороться? За маску, в которой мне всегда тесно. За лицемерное пародирование? За место среди напыщенных идиотов? За одобрение отца, который всегда смотрел на меня со смешанным чувством жалости, сожаления и стыда? За что? И почему я должен быть одним из? Я знал, всегда знал, что сломал жизнь отца и матери одним своим появлением на свет. И пусть мне говорят, что я не виноват, пусть я знаю, что это правда. Есть и другая истина. София ушла, потому что не могла больше играть по нашим правилам. Не могла притворяться, что я изменился, вылечился, что мы сможем жить, как семья, нормальная семья. Она не смирилась, чувство вины съело ее изнутри. Откуда София могла знать? Это сейчас прогресс шагнул далеко вперед и от ошибок природы, вроде меня, избавляются еще на ранних сроках беременности. Даже проценты вероятности считают. Интересно, в моем случае, я был бы один к одному, или пятьдесят на пятьдесят? И что сказал бы Эймс девушке, носящей в себе патологическую угрозу для общества и ее самой? Он настоял бы на аборте, но ни словом не обмолвился, что не все ошибки становятся маньяками, убийцами, садистами и шизофрениками, и некоторых можно держать под контролем длительное время. Многие, вообще, способны вести нормальный образ жизни. Загвоздка в другом. Банальная осторожность. Мы носители поврежденных генов, и чем больше поколений, тем сильнее губительные проявления ошибочного набора хромосом.
