– Никитка передал тебе цветы, – Тихо произнесла Мила. Открыв глаза, я только сейчас заметила букетик желтых тюльпанов на коленях у подруги. Она протянула их мне, положила на подушку, чтобы я могла любоваться ими, – Он говорит, что ты не отвечаешь на его звонки.
– Нам не о чем разговаривать, – Я качнула головой, вдыхая сладковатый аромат цветов.
– А раньше было, о чем, – Беспощадно напомнила Мила. Она осуждала меня. Это так странно. Осуждала меня после того, что сделал со мной Макс. И я чувствовала, что она права. Моя вина присутствует, но не оправдывает действий Макса.
– Тебя не было рядом, а я нуждалась в общении и поддержке, – слабая попытка объяснить собственную глупость и ложь, – Я должна была все остановить, – Выдохнула я, закрывая глаза, чувствуя приближение слез, – Какого черта я согласилась пообедать с Ником в тот день? Я солгала Максу, я сказала, что была с тобой.
– Он знал, что вы встречались. Еще утром знал.
– Ты говорила. Но я смогла бы объяснить, если бы не совместный обед. Он спрашивал меня, а я лгала, глядя в глаза. Мы с Ником просто общались, как с тобой, ничего лишнего или неприемлемого. Но разве Макс поверил бы мне?
– Лика, милая, не вини себя. Не нужно. Даже, если бы ты изменяла мужу, это не дает ему права убивать тебя.
– Макс не похож на других. И я никогда не смогла бы изменить ему. Мила, как я могу посмотреть на другого, если рядом он?
– Я знаю, – кивнула Мила, – И, уверена, что Макс тоже поймет, что не прав в своих подозрениях. Вопрос в том, сможешь ли ты простить его? Ты же знаешь, как говорят: ударил один раз, ударит и второй.
Я откинула голову на подушку. Мне нечего было ответить. Макс не просто ударил меня. Я провела целый день в аду с человеком, который не мог быть моим мужем. Все, что я видела прежде – слабая тень кошмара, который обрушился на меня совершенно внезапно, нежданно, неоправданно и вероломно. Мы провели замечательные выходные вместе, я чувствовала себя счастливой, как в первые дни замужества. Отличное настроение, новая обстановка в офисе Эдварда, доброжелательно настроенный коллектив, необыкновенная легкость и энергия во всем теле. Так начинался тот день. И когда Никита позвал меня на обед в местное кафе, у меня и мысли не возникло, что я совершаю нечто непозволительное или преступное. Нет ничего дурного в желании делиться радостью с друзьями, общаться с ними и иногда обедать вместе. Ник поддержал меня в трудную минуту. Именно он убедил меня в том, что муж не изменял мне с Фреей. И если бы Макс дал мне шанс все объяснить….
Но у меня не было такого шанса, и все пошло наперекосяк с самого начала. И сейчас, когда первое потрясение, боль и ярость притупились, мне стало понятно, почему…. Мы никогда не доверяли друг другу. Мы жили рядом, спали рядом, но что я знала о нем? А он обо мне? Мы не делились мыслями, мечтами, мы, вообще, редко разговаривали. И инстинктивно я ощущала опасность, исходящую от Макса. Он казался уравновешенным и сильным, но время показало, что Макс самый нестабильный и непредсказуемый человек из всех немногих, кого я знала.
Мы чужие. Я никогда не была с ним по-настоящему знакома. И я не хочу его знать. Эта мысль отпечаталась в моем мозгу, когда Макс держал меня за горло с перекошенным от злости безумным лицом садиста. Я потеряла сознание, но тогда мне казалось, что умерла. Я могла не очнуться…. И он стал бы моим убийцей. Тот, кого я считала спасителем, своим прекрасным принцем, любимым инопланетянином…. Тот собирательный образ никогда не существовал. Я придумала себе Макса Эванса, как другие девушки моего возраста. Я подарила ему себя, позволила все, о чем он попросил и даже больше. И во мне не осталось ничего для самой себя. Я дерево, высохшее дерево, в которое ударила молния и сожгла, испепелила, оставив сухие корни и черную землю.
Мила спросила, смогу ли я простить его. Она думает, что между нами произошла банальная бытовая семейная драка. Это не так. Совсем не так. Я никогда не смогу рассказать и передать испытанный ужас. Он не просто ударил меня…. Жажда убийства двигала им. Ошибиться невозможно. Я видела его взгляд, его лицо. Он швырял меня, как куклу по гостиной, и я чудом не разбила голову о стены и мебель. А потом схватил за шею и поднял на полом. Эти стальные пальцы с твердой неумолимой силой выдавливали из меня жизнь. Пальцы, которые еще ночью нежно и трепетно прикасались ко мне, как к редкой драгоценности. Полубезумная дикая улыбка искажала губы, которые я любила целовать, которые любили меня.
Что же это было? Что? Неужели его ненависть настолько сильна? За что? Как мог он возненавидеть меня так быстро? Я снова и снова задавала себе тысячу вопросов. Анализировала, пыталась объяснить или оправдать его действия. И не могла. Каждый раз в памяти всплывало его жуткое лицо и злобный оскал. Приступ безумия. Точнее безумной злобы. Иначе я не могла определить поведение Макса в тот день. Но люди не сходят с ума за один день, за считанные часы, и безумие не последовательно. А Макс прекрасно держал себя в руках …. сначала. У него была программа действий, которая, судя по всему, сорвалась. Макс позвонил мне как раз, когда я прощалась с Ником, и попросил приехать домой. Он уже знал, что я обедала с Никитой, что встречалась с ним всю неделю, но не сказал ни слова, когда я пришла домой. Он ждал меня в гостиной, налил вина, сказал, что, освободившись пораньше, решил провести со мной вечер. Я улыбалась, как дура, и ничего не замечала. Макс позволил мне выпить бокал вина, и почти все время молчал, пока я восторженно рассказывала о впечатлениях от офиса Эдварда Эванса. Он задал пару банальных вопросов. На один из которых мне пришлось соврать. Я скрыла, что обедала с Ником, точнее, заменила Ника на Милу. Радостная эйфория начала растворяться и меркнуть, когда Макс неожиданно схватил меня в охапку и начал целовать. Грубо, порывисто, до боли сжимая мои плечи, кусая губы, оставляя синяки на теле. У нас по-всякому бывало, но женщина не может не почувствовать, когда мужчина не просто возбужден, но и агрессивен. В его прикосновениях не было ни нежности, ни тепла, на капли прежнего Макса. Примитивная, грубая, животная сила. Я пыталась сопротивляться, но куда там. В нем уже горела эта дьявольская ярость, и оставалось только покориться. Когда он разорвал на мне одежду, скручивая мои запястья до искр из глаз, я поняла, что происходит нечто непоправимое, страшное. Я начала кричать, призывая к его разуму, но он зажал мне рот ладонью. И я начала задыхаться. Я не могла поверить в реальность происходящего. Почему? Что на него нашло? Ни крики, ни слезы, ни отчаянное сопротивление не остановили его. Что он делал? Зачем? Новая больная эротическая фантазия? Я не хотела в ней участвовать. Ему не было дела до моих желаний. Впервые я узнала, что секс может быть совсем другим. Унизительным, гадким, болезненным. Но то, что он делал, нельзя было назвать сексом. Насилие. Мне и сейчас страшно произносить это слово даже мысленно. Не хочу верить в его кошмарное значение. Но не могу забыть. Закончив, он столкнул меня с дивана, на пол, где, сжавшись в комок, я пыталась укрыться обрывками своей одежды. Застегнув брюки, Макс встал надо мной. Поправил волосы совершенно обыденным небрежным жестом. Его глаза излучали холод, и я видела в них свой приговор. Но еще не знала, за что. Меня трясло от страха, боли и перенесенного унижения. Нервный озноб сотрясал тело, которое болело гораздо меньше, чем душа. Инстинкт самосохранения заставил меня двигаться, я поползла к выходу, но Макс неумолимо шел за мной.
