И поэтому вся эта ситуация и отнюдь не долгожданная встреча старых друзей выводит меня из себя, выбивает из привычного русла жизни. Мы же все понимаем, что ничего уже не изменить, не переписать заново. Я читаю в глазах брата и сестры смущение, неловкость, жалость…. За последнее я готова их возненавидеть.
И все-таки мы выпили за встречу. Верх лицемерия. Москва город лжецов. Я привыкла.
Мила смотрит мне прямо в глаза. Я предчувствую – сейчас будет речь! Она походит на старшую сестру, которой у меня никогда не было, собравшуюся читать нотации младшей.
– Лика, я понимаю, как много тебе пришлось пережить, – начинает Мила покровительственным заправского психоаналитика. У меня их было целых два. И ни один не помог. Я криво улыбаюсь. Спасает сумрак. Она не простила бы мне сарказма, – Но прошло много времени. Три года – не малый срок.
Я тушу сигарету, опускаю глаза, заставляю себя молчать. А хочется плюнуть, обматерить ее и уйти на хрен домой, бросив на стол неудобные шпильки.
– Мы все изменились, наша жизнь изменилась, – она упорно играет на моих нервах. Я смотрю на Ника, который тоже нервничает, – Давай оставим прошлое в прошлом.
Гениально! Хочется вскочить на ноги и зааплодировать. Браво. Именно об этом я и пытаюсь сказать.
Но проблема в том, милая Мила, что кроме прошлого нас ничего не связывает в настоящем. Следующий вопрос заставляет меня подавится вином. Мой внутренний монолог подходит к концу.
– Как личная жизнь? Парень есть? – добивает меня Мила. Я поднимаю на него взгляд. Потом перевожу на Никиту.
– На девочек перешла, – усмехаюсь я. Брат с сестрой тоже радуются. Почему-то….
– Я серьезно, – настаивает Мила.
– Нет. Я одна. А ты? Муж, дети?
Правда, почему мы должны меня обсуждать? Давайте, поговорим о вас, ребята. Я выжидающе смотрю на подругу юности. Она бледнеет, потом краснеет, кашляет, подавившись вином. Что за фигня? Нам подсунули суррогат?
– Как-то все неопределенно, – поживает плечами Мила. Да, на нее похоже. Ничего определенного с мужчинами у красавицы с украинскими корнями никогда не было. Я не помню ни одного постоянного парня, – И я сейчас вся в работе, – добавляет она после значительной паузы. Разговор явно не клеится. Мне не нравится, как эти двое на меня смотрят.
– Как родители? – спрашиваю я.
– Хорошо, все такие же путешественники. Сейчас где-то в Африке, – отвечает за сестру Никита.
– Здорово. Скучаете по ним?
– Немного. Мы сейчас живем отдельно, так что видимся еще реже. Если Милку, я на работе иногда вижу, то с родителями только по семейным праздникам, – сообщает Никита.
– Выйду в туалет ненадолго, – неожиданно вскакивает Мила. Я совсем теряюсь. На ней нет лица, губы дрожат, глаза на мокром месте. Ник поднимается за ней. Пытается удержать за руку. Я слышу его шипящее «прекрати сейчас же, ты же обещала». И ее сдавленное: «не могу, не думала, что будет так…» Дальше не разобрала, потому что они отошли на значительное расстояние. Мила все-таки вырвалась, а Ник побежал за ней. Я откинулась на спинку стула. Во, дела. Семейные страсти какие-то! А я думала, у меня одной проблемы с умением держать себя в руках. Однако меня не покидало мерзкое предчувствие, что поведение Милы Кравченко имеет некоторое отношение ко мне. Неприятный холодок прошелся по спине, от лопаток к затылку.
На столе завибрировал розовый Блекбери. Я усмехнулась. Мила истинная блондинка. Бросила телефон, убежала вытирать сопли в туалет. Я совершенно инстинктивно, без злого умысла взглянула на дисплей….
Холодок между лопаток сменился жаром. Меня как будто окатило горячей волной. С головы до ног. Да, что там, я плавала в ванной с кипятком.
Жизнь здорово закалила меня, подготовила к любым сюрпризам. Я давно не ищу в людях хорошее, смирившись с тем, что человеческая раса вымирает и вновь возвращается в прежнее обличие. И совсем не удивляюсь, когда кто-то не оправдывает моих надежд. Я давно не возлагаю надежд на людей. Это глупо и бессмысленно, все равно что требовать извинений от дверцы старого шифоньера, в которую я люблю по ночам врезаться, вставая в туалет, или просить фен соседки по комнате шуметь тише по утрам.
Могло ли мне показаться?
Телефон все еще вибрирует, надвигаясь на меня. Я смотрю на него, не скрывая ужаса. Мне причиняли боль люди. Много и часто. Телефон – впервые. Я двигаюсь со стулом, накрываю хищный розовый Блекберри салфеткой. Я его ненавижу.
Как ненавижу того, кто звонит Миле Кравченко.
Это отвратительно, гнусно, не к месту и совсем не в тему, но я могла бы смириться. Перетерпеть, как бы не было неприятно. Знала же, что без напоминаний не обойдется. Тем более, Мила работает… там. За туманами. Все-таки босс. Общее дело. Одна команда. Деловые вопросы….
Я бы не сказала, не дрогнула, виду не подала. Оно все еще вибрировало. Чертово розовое чудовище. Не просто имя на дисплее. А вся его мерзкая суть, протягивающая свои грязные лапы….
Мила, как ты могла угодить в них?
Ты, знающая так много.
Пять минут назад я думала, что могу понять все, любую глупость, подлость, слабость.
Но я снова ошибалась. Глупая жизнь плохо учила меня. Люди всегда норовят удивить своей непредсказуемостью, своей изощренностью. Фантазия и образное мышление отличают нас от животных, но только используем мы их для тех же целей, что и звери – причинить боль, убить, подчинить, поиметь (если быть совсем грубой).
Я впала в ступор, и поэтому не заметила, что Мила и Ник вернулись. Она села на место, рядом со мной. Телефон не угомонился. Она сняла салфетку. Быстро вскинула голову, глядя мне в глаза. Она плакала. Я заметила по подтекам туши. Все встало на свои места. Вот зачем Мила явилась. За моим гребаным благословением? Она дура?
– Это же не фото с корпоратива? – холодно спросила я, мгновенно взяв себя в руки. Теперь, когда тайны уже нет, мне стало легче. Хуже, когда ждешь подлости, внутренне преувеличивая размеры, нагнетаешь, напрасно рвешь последние нервы, а там всего лишь пшик…. Мне достался не пшик, но ничего смертельного.
– Нет, – Мила подтвердила то, что я и так знала, – Я хотела написать, но это было бы как-то….
– Не нужно ничего объяснять. Мне все равно, – твердо заявила я. Мила схватила меня за руку. Я смотрела в ее глаза, думая о том, что вижу ее в последний раз. И не чувствую сожаления по этому поводу.
– А мне – нет. Ты бы все равно узнала. Я хотела быть честной. Поэтому приехала.
– Лик, я был не в курсе. Планировалась просто командировка. А я… я не знал, – пытался объясниться Никита. Я кивнула, принимая информацию. Словно для меня это имеет какое-то значение.
– Мил, ты молодец. Все правильно. Хотела быть честной – стала. Это все? – я смерила ее тяжелым взглядом. Мне хотелось смеяться. Черт, а я ей не завидую. Она уже себя наказала. И тут до меня дошло.
