Только не мне.
Я не хочу думать.
Не могу не думать.
Чудовище воскресло и снова царапает острыми когтями мою душу, ковыряет незажившую рану.
Я улыбаюсь Константину Старостову. Мы о чем-то говорим, но мысленно я далеко. Я ищу недостающий пазл. Собрать и сжечь…. Развеять пепел на ветру.
Можно списать на рассказ Кости. Но почему-то его легенда не давала мне покоя. Словно я что-то упускала, что-то важное. Тот самый недостающий кирпичик.
Болен. Мила тоже произнесла это слово.
Чудовище заболело и умерло от любви… Ха. Я же не поверю в эту глупость.
Чудовище бросило свой пост в 3ЭМСКомпани. И в это мне тоже поверить сложно.
А вот инсульт Эдварда вписывается в теорию Старостова.
Чудовище заболело (не от любви разумеется), попало в клинику для душевнобольных, Эдвард не выдержал и получил инсульт, как результат стресса. А фото на мобильном Милы тоже можно объяснить. Ну, полегчало чудовищу. Чудовища живучие. Некоторые даже в принцев превращаются. Но это в другой сказке, не в нашей. И с его-то деньжищами и совсем дурную голову вылечат. К тоже же он, оно всегда было «с приветом».
Все как бы и складывается, да не все. Почему-то вспомнилось исчезновение чудовища на три месяца, когда мы были женаты. И до этого были странные командировки без обратной связи. Я сейчас пыталась найти доказательства того, что чудовище заболело не внезапно. Могла ли я не замечать, что живу с психически нездоровым человеком?
Ну, вот теперь он человек. И я радостно ищу ему оправдания. Больной же не несет ответственности? Больному можно все простить, его можно даже пожалеть.
Но я знаю правду.
Он не был болен, когда позволил врачам потрошить меня. Я видела его подписи на документах, разрешающих проводить операцию. Они все так подставили, словно, я находилась в беспамятном критическом состоянии, и как муж, ОН мог решать за меня. Придумали какое-то кровотечение, кучу сопутствующих диагнозов. Вранье на вранье. И он решил, что оба ребенка не будут жить. А потом просто выбросил меня из своей жизни. Как я могла поверить? Как могла довериться ему, врачам, которые говорили то, что он им диктовал. Я не уверена, что и первый малыш был мертв. Просто они были ему не нужны, так как стала не нужна я. И он устроил все. Он убил нас. Троих одним ударом. Кто же он после этого?
Чудовище.
Я могла бы бороться, доказать правду, пойти в суд.
Но у меня не было сил. Возможно, я проявила слабость.
Что изменил бы приговор врачам? Моих детей уже не будет.
А я просто физически не могла его видеть. Даже на суде. Даже в наручниках, даже в тюрьме. Даже мертвым.
Ничто не излечило бы мои раны.
Тогда я …. Лишилась души, сердца. Всего того, что заставляет нас жить дальше.
Я уехала, чтобы забыть.
Мне понадобилось три года на воскрешение. Почти удалось. Я почти живу, дышу, улыбаюсь. Боль почти притупилась, но она все еще там, глубоко. Есть раны, которые не затянуться никогда, даже через миллион триллионов лет. Но нам придется жить с ними и притворяться, что они не смертельны, и у нас есть лекарство, противоядие, вакцина… Хм, я бы вколола такою лет в четырнадцать, прежде, чем посмотреть в синие глаза чудовища.
.
Этот вечер не мог так просто закончиться. Я позволила Константину проводить меня, я даже пообещала, что приду на собеседование в его компанию. Было бы глупо отказаться от перспективной работы в моей-то ситуации. Но стоило ему сесть в свой дорогущий спортивный автомобиль, моя решимость отправится спать, улетучилась. Потребность в правде сжимала горло железной хваткой. Я взяла такси и поехала в гостиницу. Мне нужно было поговорить с Милой.
Ничто не излечит смертельные раны, кроме, живой воды и, возможно, правды. Правды, которая объясняет все или запутывает клубок еще больше.
Я дала ей полчаса, но Мила уложилась в сорок минут. Это был непростой монолог, очень взволнованный, проникновенный. Она искренне пыталась оправдать то, чему я не видела оправдания иного, кроме смерти. Если бы мое сердце не разбилось тогда, то теперь от него точно не осталось бы даже осколка.
Эта правда, к которой стремилась моя израненная душа, не спасла и не объяснила преступлений Макса. А лишь подтвердила, что он никогда не любил меня… настолько, чтобы рассказать самому. Все с самого начала.
Имитатор. Пародия человека.
Чертовы дочки-матери. Вот, что он устроил.
И то, что я узнаю семейные тайны от Милы, подтверждает еще одну гипотезу, Эдвард тоже не любил меня достаточно. Как и моя подруга, которая знала о болезни Макса и молчала, а сейчас умоляла не пытаться связаться с ним. Словно он мне нужен…. Мила вбила себе в голову, что еще одна наша встреча окончательно убьет его. Она давила на жалость и взывала к моей душе и женской доброте. Но во мне не было других чувств, кроме гнева. Потому что меня никто не пожалел, и даже не удосужился объяснить, почему…. Ради чего я страдала? Меня сломали и выбросили, как ненужный хлам без пояснения причин. Вряд ли ягненок способен на сочувствие к волку.
В моей жизни больше нет места этим людям.
Все они предали меня.
Каждый по-своему.
Я больше не добрая дурочка.
Но я не буду мстить и давать сдачи.
Я сделаю хуже.
Забуду и начну новую жизнь.
Глава 2
– И кто же вам больше нравится?
– Вы жестоки, потому что вы молодая.
– Потому что у меня разбито сердце. Почему вы не отговорили меня?
– Я увидел, что он счастлив… Он сказал мне, что полюбил вас с первого взгляда, вы смелая и чистая, и, наверное, это поможет.
Ники Кален «Арена»
Четыре года спустя.
Константин Старостов
Я посмотрел в панорамное окно. Вниз, на бегущую сверкающую Москву с высоты двадцать пятого этажа. Все офисное здание принадлежало мне, моей семье. Я был хозяином жизни… до этой минуты. Моя рука, сжимающая папку с документами, дрожала. Но я все еще играл роль властителя судеб. Мой поверенный ждал ответа, наблюдая за моей напряженной спиной.
– Это конец? – все еще на что-то надеясь, спросил я, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Я думал сейчас о дочери. И том, что, возможно, не увижу, как она пойдет в первый класс… И о своей жене, которая никогда не простит меня и не поймет. Черт побери, все, чего я хотел, это защитить нас. Мой мир отличается от того, в котором живет она, даже находясь рядом со мной. И мне нравилось это притворство, игра в какого-то другого. Мне было легко. Я чувствовал потребность в этом. Я был тем, кто ей нужен. И в тоже время никогда не смог стать таким человеком, который достоин ее.
