– Поверить? – я насмешливо кривлю губы, ощущая потребность причинить боль, унизить, заставить чувствовать то, что я сейчас. – Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Джейсон, очнись! Ты стрелял в меня.
– Не в тебя, – побледнев, поправляет Доминник. Я с удовлетворением замечаю, что удар достиг цели.
– Но ты хотел!
– Я был не в себе.
– Ты всегда был не в себе. И никогда не будешь в себе. – Я отталкиваю его руки, почувствовав, что контроль, покидая его, возвращается ко мне. Поднимаю валяющийся рядом свитер, быстро одеваюсь. – Спасибо, было приятно, но на этом все.
– Лекси… – его глаза опасно сверкают уже знакомым яростным огнем, губы сжимаются в жесткую улыбку, но каким-то чудом Джейсон удерживает себя в рамках. Он неторопливо встает на ноги, не сводя с меня пронзительного взгляда, который бьет прямо в сердце, не давая ни малейшей передышки. Я игнорирую протянутую руку и поднимаюсь сама. Ноги еще немного дрожат.
– Уходи, Джейсон, – тяжело вздохнув, произношу я, обхватывая себя руками. – Или мы убьем друг друга. Рано или поздно.
– Этого не произойдет. Все изменилось, детка, – Джейсон шагает ко мне, протягивает руку, убирая пряди с моего лица, шеи, – Я больше не нуждаюсь в твоей боли, – произносит он, глядя на побелевшие со временем следы от веревки на моей шее. Такие же, как у него… Он заставил меня пройти свой путь, и я понимала, насколько сильно его сломали. Но это была его беда, его боль и трагедия. Джейсон не имел права делать это со мной, но он сделал…, и я даже ненавидеть его за это не могу. Потому что понимаю, мать его, насколько он безумен, потому что я такая же.
– Слышишь меня? – проникновенным шепотом зовет он, и я вздрагиваю, чувствуя, как его пальцы трепетно гладят тонкие шрамы на моей шее. Смотрю в его глаза и вижу в них бесконечное сожаление, мольбу, желание… – Никогда тебя не обижу, детка. Верь мне. Прости меня.
У меня дыхание перехватывает, насколько искренне и пронзительно прозвучали его слова. Наши взгляды скрещиваются в безмолвном поединке. Его – настойчивый, страстный, и мой – усталый, почти отчаявшийся.
– Сегодня ты веришь в то, что не причинишь мне боли. Веришь, что не захочешь снова задушить меня или застрелить, или убить нас обоих, или отдать меня на потеху своим друзьям, устроить трио или еще что-то в этом роде. Тебе не хватало любимой игрушки, и ты скажешь, что угодно, чтобы вернуть меня.
– Это не так, – категорично опровергает мои слова Джейсон.
– Ты сам не знаешь, – кричу я, толкая его в грудь с неожиданной силой. Джейсона шатнуло назад, но он удержался на ногах, с некоторой долей удивления глядя на меня. – Я тоже была уверена, что больше никогда не захочу мужчину, что я неисправна в этом смысле, и смотри, что случилось. Стоило тебе появиться, я снова нестабильная и разбитая. Я ненавижу тебя за это, за то, что ты делаешь со мной. За то, что я не могу сопротивляться тебе.
Джейсон
В ее глазах мука и боль, голос пропитан отчаянием. Я теряюсь, цепенею, не знаю, что еще могу сказать или сделать. Мне казалось, что близкие отношения между нами могут стать тем мостиком, на котором мы построим заново все остальное. Может быть, я ошибся, и мне не стоило так спешить. Или дело не в другом?
Я вспоминаю, как она закричала там, на крыше, когда я схватил ее за руку. Паника и страх читались в ее глазах. Она боялась меня, но сейчас – нет. И все-таки Лекси не позволит мне большего. Не подпустит. Она не верит, и имеет на это право. Между нами пропасть, призраки, с которыми я не могу бороться.
– Скажи, что я сделал, – прошу я, облизав внезапно пересохшие губы. Не уверен, что она поймет, о чем именно я говорю. О тех пяти сутках, которые напрочь стерлись из моей памяти, замещенные другими воспоминаниями, жуткими, убивающими душу. Лекси изумленно смотрит на меня. Эти голубые озера глаз, все еще полные слез. Они такие кристально-чистые, невыносимо прекрасные и трогательно-беззащитные, не смотря на всю кажущуюся браваду. Не могу поверить, что вижу ее. Настоящую, живую, а не фантазию, не полустертый сон. Мне удалось почти стереть ее черты из своей памяти, но они навечно высечены в сердце. И я понимаю ее отчаяние. Я тоже не могу сопротивляться. Она и сама не знает, что держит меня за горло своими маленькими ручками. И всегда будет держать.
– Что ты сделал? – переспрашивает она, изгибая бровь. – У тебя амнезия, Джейсон? Или ты так много сделал, что спрашиваешь, какое из деяний мне понравилось больше? Успокою тебя – все было феерично, абсолютно все.
– Не говори так, словно у нас не было хороших моментов.
Лекси резко смеется, направляясь к барной стойке, разделяющей гостиную от кухонной зоны. Берет стакан и наливает себе… водку. Недоверчиво пробегаю по этикетке взглядом еще раз. Лекс делает большой глоток. Глотает, не морщась. Только щеки розовеют.
– Хорошие моменты, говоришь? – со звоном опуская стакан на столешницу, она проводит тыльной стороной ладони по губам, вытирая их. – Это какие, Джейсон? – прищурившись, холодно спрашивает она. – Когда ты трахал меня, не избивая при этом, впопыхах в каком-то туалете в клубе или дома, когда был слишком уставшим, чтобы развлекаться в свойственной тебе манере. Я должна была радоваться? Ценить? Знаешь, сколько времени с моего тела сходили следы от наших хороших моментов? А самый последний хороший момент помнишь? Как «тупая шлюха» валялась у тебя в ногах, а ты презрительно переворачивал ее кончиком своего начищенного ботинка, проверяя, не подохла ли? А как душил меня со слезами на глазах? О, это было так сильно! Или, как связал меня и посадил на привязь, как собаку, которая должна была лизать воду с пола, потому что из бутылки пить не могла, нечем было взять.
Это больно. Я слушаю ее обвинения, не в силах опровергнуть, найти оправдания. Да я и не ищу. Нельзя исправить то, что уже сделано. Но у нас есть настоящее, которое только в наших руках.
– Лекс, я был не в себе. Я же сказал… – говорю я, убирая руки в карманы. Лекс презрительно фыркает, наливая себе еще. Она не умеет пить, и я волнуюсь, но не решаюсь остановить ее.
– Не в себе. Так просто. – В ее взгляде, обращенном на меня, горечь и безнадежная тоска. – Так просто, Джейсон. Ты убивал меня, черт бы тебя побрал. Ты это делал. А сейчас приходишь и чего-то хочешь от меня. Разве ты не получил сполна?
– Я думал, что ты предала меня. – произношу я, глядя прямо в голубую бездну боли и отчаяния. Ее лицо бледнеет, потом искажается от злости.
– Я ушла от тебя. Я не могла тебя предать. Я тебе больше не принадлежала, Доминник, – яростно шипит она, непроизвольно шагнув в мою сторону.
– Неважно. – Качаю головой. – Я знаю, что ты этого не делала. Ничего уже нельзя исправить. Но мне жаль. Я сожалею, что не проверил информацию, которую мне передал отец. Но даже, если бы это было правдой, я не имел права так поступать. Не говори, что не принадлежишь мне. Это неправда. – Я тоже шагаю ей навстречу, хватаю за плечи, пристально заглядывая в глаза. – Ты моя. И всегда будешь.
