– Хочешь оскорбить меня? Напрашиваешься на грубость? – Глаза Лайтвуда опасно сверкнули, зрачки расширились. Он возбуждался от одной мысли о физическом принуждении партнёра.
– Хочу, чтобы ты сказал правду, – не дрогнув, холодно ответил Дино. Перегнувшись через стол, он медленными движениями снял галстук с Лайтвуда. Расстегнул первую пуговицу рубашки, прошелся кончиками пальцев по обнажившемуся участку кожи вдоль линии ворота.
– Что она тебе даст? – хрипло спросил Лайтвуд, ощущая, как от возбуждения все его тело становится напряженным и чувствительным. Дино редко сам прикасался к нему, и он боялся спугнуть его, хотел продлить мгновение.
– Понимание, смысл, – ответил Орсини, пальцы ловко расстегнули еще две пуговицы. Лайтвуд откинулся на спинку кресла, не мешая любовнику раздевать его. – Так что, Генри? Чем так насолил тебе Джейсон Доминник?
– У него красивая задница, – криво усмехнулся Лайтвуд.
– За это не убивают, – покачал головой Дино, распахивая на нем рубашку. Пальцы парня чувственно и умело ласкали мужчину, вызывая волны дрожи по телу.
– Да, не убивают, – согласился Лайтвуд, отъезжая вместе со стулом назад. Дино перепрыгнул через стол и теперь стоял прямо перед любовником, больше не касаясь его. Взгляд парня был бесстрастным, нечитаемым.
– Скажи мне, Генри, – улыбнувшись, мягко попросил Орсини.
– Когда Джейсону было шесть, я похитил его.
– Зачем? – нахмурился в недоумении Дино, он еще не понял… – Выкуп? Шантаж?
– Месть. Злость. Пол был моим приемным отцом, но я стал не нужен, когда родился Джейсон. Я хотел причинить боль Полу и его жене. Хотел, чтобы они корчились в агонии. Чтобы сдохли от боли. Захлебнулись в слезах.
– Мне казалось, ты любил и уважал его. Он точно относился к тебе именно так. – Орсини в замешательстве смотрел на Лайтвуда. Лицо парня побледнело, даже губы побелели. – Черт, ты же не…
Лайтвуд медленно кивнул, не разрывая взгляда.
– Шесть лет. Серьезно? Ты больной? – От гнева и отвращения голос Дино срывался. Он отшатнулся, глядя на человека, которого ненавидел, считал чудовищем, но ошибся. Он не чудовище – он монстр, зверь, тварь, не достойная жить на земле.
– Это был единственный случай, когда я не контролировал себя. Я хотел убить его, избавив от мучений. Но мне помешали. Нагрянула полиция. Слава Богу, мальчишка от шока потерял память.
– А сейчас? Он знает? – потрясенно проведя ладонями по лицу, Дино покачал головой, словно оказываясь верить. – Конечно, знает, – пробормотал он сам себе. – Иначе зачем вся эта…
– Джейсон не успокоится, пока не уберёт меня. Я должен стать первым, кто нанесет удар. И ты поможешь мне. Ты обещал.
– Не просто так, – яростно сверкнув глазами, напомнил Дино, вскинув голову. Он смотрел на Лайтвуда, словно не мог до конца поверить. – Как ты можешь ходить по земле, улыбаться, дышать?
– Расстегни мои брюки, малыш, и ты увидишь, что я могу еще и трахаться. И никакие небеса не упадут на нас, да и земля вряд ли разверзнется.
– Меня тошнит от тебя, Лайтвуд, – с отвращением произнес Орсини, наблюдая, как самодовольная тварь вытаскивает ремень и расстёгивает брюки.
– Очень жаль, малыш. Но ты же знаешь, что подобные неприятности меня не остановят. Поэтому будь хорошим мальчиком, повернись…
Когда Орсини ушел, Лайтвуд с яростью кинул хрустальную пепельницу в закрывшуюся дверь. Несмотря на то, что он получил от парня все, что хотел, Лайтвуд испытывал гнев. Он страстно хотел Дино, но никогда не испытывал полного удовлетворения от их сексуальных отношений. Каждый раз это было насилием, принуждением. Болью для одного, удовлетворением похоти для другого. Но Лайтвуд не хотел так. Но изменить ничего не мог. Поздно.
Они начали не так.
Дино было тринадцать лет, но уже тогда он был похож на себя сегодняшнего. Лайтвуд объезжал бордели, которые предпочитал проверять лично. Не все. Только с мальчиками. Его не интересовали женщины и подростки категории пятнадцать плюс.
Почему его вкусы оказались такими извращенными – история долгая, тяжелая, омытая кровью и ночными кошмарами. Первый раз Лайтвуд понял, что с ним что-то не то в двенадцать лет, когда заметил, что получает странное удовольствие, наблюдая, как его сверстники издеваются над новеньким из младшего класса. Это были звоночки, тревожные, но Генри не сказал о странных мыслях и желаниях своему опекуну. В то время он уже жил с Полом Доминником и его женой. Селена не вызвала в нем никаких эмоций, а вот Пола он искренне любил, уважал, восхищался его умом, силой, твёрдостью характера. Это он организовал расправу над убийцами родителей Лайтвуда. Когда заварушка началась, многие скрылись, сбежали в другие страны, но от Пола Доминника убежать было нельзя. Уничтожены были не только заказчики и исполнители убийства, но также члены семей, дальние родственники. Некоторым удалось скрываться дольше, некоторым повезло меньше, и они попали под расстрел сразу. Пол желал вырастить Генри настоящим мужчиной, который станет его достойным приемником, поэтому он не скрывал от него ни способов, ни методов, ни результатов. Каждый раз, когда очередной прямо или косвенно виновный в смерти родителей был пойман и уничтожен, он сообщал приемному сыну. И Генри не возмущала, не шокировала подобная откровенность и жестокость. После того, как эти алчные до власти твари на глазах у мальчика расправились с его родителями, надругавшись над матерью, а потом подвергнув пыткам отца… Они убили их, все равно убили, не смотря на мольбы, на агонию боли. Генри держали и заставляли смотреть. Он казался им жалким, полусумасшедшим. Разве зверям понять, что даже из забитого щенка может вырасти безжалостный хищник?
Хищник, шакал, зверь-одиночка поселился в душе ребенка, который видел слишком много человеческих мучений, боли, смерти и крови. Он затаился до определенного момента, когда ему пришлось начать действовать в одиночку. Это случилось, когда Селена забеременела в первый раз. Генри видел, как горели глаза Пола, которого он считал чуть ли не Богом, когда жена говорила, что скоро у него родится сын, наследник. Генри ощущал всеми фибрами души, как растет пропасть между ним и четой Доминников, которые обрели долгожданное чудо. Они были счастливы, светились, жались друг к другу, как пара подростков, а семнадцатилетнего Генри сжигала дикая ненависть и злость. Его тошнило от их нежностей, заигрываний. Когда до родов оставалось совсем немного, и дом превратился в одну огромную детскую, стало совсем невыносимо. И Пол уже не скрывал, что первоначальные планы на будущее Генри будет скорректированы. Как наследник родителей, он получит одну долю в Изиде, но не три, как предполагалось. Как объяснил Пол, наследование бизнеса, включающего международные легальные корпорации, теневые компании, отмывающие капитал и преступные сферы, где необходима жёсткая диктатура, происходит по родственной связи. Один человек может занимать два кресла в случае, если нет иных наследников. После смерти Пола, не роди Селена ему сыновей, Изида перешла бы в руки всего двух наследников – Генри Лайтвуда и престарелого Ривьеры, который так и не нашел времени в своей бурной жизни, чтобы обзавестись семьей и детьми. В перспективе Лайтвуд планировал получить все. Всю власть в одни руки. Вот, чего он хотел. И сколько бы Пол Доминник не преподавал ему уроки и правила родственного наследования и почитания традиций, он больше ему не верил. Генри считал, что Пол предал его. И даже не пытался понимать мотивы своего опекуна. Да, он по-прежнему был вежлив, позволял направлять себя и играть роль заботливого приемного отца, но былой теплоты между ними уже не было. И это понимали оба.
