Пистолет и шприц. Что ты выберешь, Мэмма?
Ее ресницы дрожат, как и тело, которое набрало еще килограмм двадцать. Я смотрю ей в глаза, и делаю то, чего никогда не делал до этого. Поднимаю руку и провожу пальцами по всклоченным, влажным от пота, волосам.
– Ты недостаточно хороша, чтобы жить, Мэмма, – произношу я ласковым голосом. Она распахивает глаза шире, в них отражается дикий ужас и понимание… Да, я вдыхаю ее эмоции, питаясь ими, расправляя свои черные крылья. Мне хочется закрыть глаза, насколько это сладкое ощущение. Безмолвный палач всегда нуждался в понимании, в слушателях и зрителях.
Ее взгляд мечется между тем, что я ей предлагаю. Самый тяжелый выбор, но и самый честный.
– Не бойся, – почти нежно улыбаюсь я.
Она дергается, моргая, по щекам стекают слезы. Мычание в полоску скотча. Мэмма умоляет. Я вижу в выражении глаз безумную мольбу и отчаянный страх. Все хотят жить. И даже я.
Отрицательно качаю головой.
– Выбирай, – подсказываю я. Она смотрит на шприц, вызывая у меня вздох сожаления.
Мэмма выбрала яд, продлив свою агонию еще на несколько минут. Я был с ней до последней секунды, глядя в глаза, просматривая с ней вместе предсмертные кадры, читая исповедь чужих страшных грехов. И в момент, когда душа покинула тело, я простил ее.
***
Полгода спустя.
New York Times:
В американском штате Флорида потерпел катастрофу частный самолет. Никто из находившихся на борту не выжил.
Авария произошла в аэропорту города Майями при взлете в ночь на субботу. Бизнес-джет, направляющийся в Цюрих, выехал за пределы взлетно-посадочной полосы, после чего загорелся. На борту находились двенадцать человек. Все они погибли.
К расследованию этой катастрофы подключился Национальный совет США по безопасности на транспорте.
Дино
Эмилия Ривьера яростно двигается на мне, иногда хрипло постанывая, иногда срываясь в крик. Я вижу ее красивую спину и светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она изящна даже во время оргазма. Потрясающая женщина. Я бы сказал, что увлечен ею, и, наверное, так и есть. За последние полгода мы стали чуть ли не постоянными любовниками. Если бы не Ривьера, уверен, Эм уже перебралась бы ко мне. Но я больше не мальчишка, который, срываясь с катушек, несется за объектом своей страсти на край света. Роли поменялись, и это Эмилия ездит за мной, куда бы мне не пришлось отправиться по делам Изиды. Она не мешает, потому что вести двойную жизнь, не вызывая подозрений, я научился в совершенстве. Смотрю на цветную татуировку колибри на правой лопатке Эмилии, обхватывая ее ладонями за бедра и наращивая темп. Она откидывает голову назад, впиваясь когтями в мое запястье, бормочет пошловатые ругательства, умоляя, проклиная. Несколько резких выпадов, и я чувствую, как она сжимает меня своими мышцами, замирает, даже не дышит. Она никогда не кричит во время оргазма. Наоборот, затихает, растворяясь в удовольствии, впитывая каждую секунду. Жадная. И развратная. Приходится удерживать ее расслабившееся тело, делая быстрые и глубокие толчки. Пару секунд и я присоединяюсь к Эмилии, кончая с глухим стоном, и отпускаю ее на постель рядом с собой. Провожу ладонью по влажной коже, ощущая ее мягкость подушечками пальцев. Женщина тяжело дышит, в изнеможении прикрыв глаза.
– Иногда я тебя ненавижу, – шепчет она умиротворенно.
– За что? – спрашиваю с улыбкой и тянусь за сигаретой к столику.
– За то, что не могу от тебя отказаться, – она открывает зеленые глаза и смотрит на меня. Я подношу сигарету к ее губам, и она затягивается.
– Но тебя привлекаю не только я, Эм, – напоминаю я, имея в виду наши походы по определенным клубам, в которых к нашим играм присоединяются другие мужчины и женщины. Эмилия любит многообразие. А мне нравится смотреть, как она получает удовольствие, как ее тело трясется в экстазе. Неважно с кем, она всегда смотрит только на меня. Мы странные люди, и большинство не поймет ни меня, ни Эмилию.
Я сам, порой, не понимаю границы своих желаний, не могу разделить собственные от тех, что навязаны ею. Однако, впервые за много лет, я испытываю подобие комфорта и покоя рядом с женщиной. Ей ничто не угрожает, кроме меня самого.
– Антонио плохо себя чувствует в последнее время, – произносит Эмилия, глядя на меня сквозь полуопущенные ресницы. Мы курим одну сигарету на двоих, ее неутомимые пальцы снова взялись за мой член, и я совсем не хочу говорить о ее муже. – Если он умрет, я смогу занять его место в правлении? Ты меня поддержишь?
Я опускаю взгляд на ее стройное тело, которые способно трахаться по десять часов в сутки, неутомимое и прекрасное, чувственное, отзывчивое и восприимчивое к малейшей ласке, готовое ублажать всеми возможными и невозможными способами.
Но в мире не существует женского тела, способного сделать из меня управляемого ручного котенка.
– Ты никогда не займешь его место, – спокойно сообщаю я, убирая ее пальцы со своей эрекции и встаю с кровати. Она недоуменно хлопает ресницами, скользя взглядом по моему голому телу.
– Тебе пора уходить. Я скоро уезжаю, – добавляю я, прежде, чем скрыться в душе.
Когда возвращаюсь обратно в номер, то нахожу на подушке записку с одним единственным словом «Козел», комкаю ее, и с улыбкой выбрасываю в урну. Она бывает такой забавной. Совсем, как девочка.
Через час я въезжаю на закрытую территорию частных владений на севере Нью-Йорка, пройдя целую процедуру допуска. Наверное, попасть на засекреченный объект проще, чем в гости к Джейсону Доминнику. Его охраняют лучше, чем президента Америки, при том, что для всего мира Джейсон был убит несколько лет назад его бывшей подружкой. Чтобы попасть на стоянку перед комплексом жилых зданий, приходится вытерпеть еще два поста тщательного досмотра, и я не возмущен, потому что правила безопасности мы оговаривали вместе. Проверяют всех, даже тех, кто находится в списке постоянных посетителей.
Я нахожу Доминника в главном здании, в его кабинете, минуя длинные коридоры с анфиладой комнат и залов, в дурном расположении духа. Развалившись в кресле, он пьет виски, выпуская в потолок кольца сигаретного дыма. И, судя по запаху в просторном кабинете, делает это уже несколько часов к ряду. Но пьяным не выглядит. Скорее, немного несобранным.
Когда я захожу, он, не глядя в мою сторону, швыряет в меня газетой, где на первых страницах размещена статья о крушении частного самолета.
– Я видел, – переступая через свежий выпуск «Нью-Йорк Таймс», сообщаю я. – Устроил день скорби по погибшим?
– А ты, я смотрю, полон триумфа, – с сарказмом произносит Джейсон, разглядывая содержимое стакана.
– До триумфа далеко. Но ты прав, есть немного, – пожимая плечами, признаю очевидное. – Тебя же не жизни невинных бортпроводников беспокоят?
