После сотни неотвеченных сообщений и звонков, он забывает о том миллионе вопросов, которые посылал и обвинений, которые мечтал бросить мне в лицо.
– Где ты прячешься, мать твою? – кричит Итан в трубку, поддавшись эмоциям, нарушая очередное правило, которое считается золотым. Эмоции мешают видеть цель, сбивают с истины, толкают назад, перекрывая пути развития.
– Я не прячусь, Итан, – спокойно отвечаю я.
– Тебя нет в офисе, нет в Розариуме. Я стою возле твоего дома и здесь тебя тоже нет. Как еще я должен это воспринимать?
– Как тебе угодно, Итан. Какая разница, где я? Ты хотел о чем-то спросить меня? Задавай свои вопросы. И, может быть, на какие-то из них я отвечу.
– Это правда, что Галлахер не нанимал людей? – Итан решает зайти не с главного. Тактика, которой я его научил.
– Да. Это правда, – почти сразу отвечаю я бесстрастным тоном.
– Бл*дь, Перриш. Зачем?
– Ты вряд ли поймешь. А я не хочу тратить время на объяснения. Если бы ты следовал правилам, то все могло сложиться иначе.
– Выходит, я виноват? – кричит в трубку Итан. Я морщусь, отодвигая телефон от уха.
– Ты должен был привести ко мне Алисию, а не пытаться спасти ее. Считай случившееся уроком, наказанием, следствием своих необдуманных поступков.
– Ты совсем слетел с катушек, Перриш? Плевать на меня, заживет, как было не раз, но зачем так с ней? Что она тебе сделала?
– Ничего, Итан. Я хорошо тебя слышу. Не нужно кричать.
– Пошел на хер! Я буду говорить так, как считаю нужным.
– Тогда я не буду говорить с тобой, – спокойно сообщаю я.
– Тогда ты трус, Перриш. Только трус пытается самоутвердиться путем унижения женщины.
– Ты правда думаешь, что я нуждаюсь в самоутверждении? Опрометчивое заявление, Итан.
Тяжелое дыхание Хемптона в трубке выдает его эмоциональное состояние. Он сокрушен и не видит выхода.
– Ты не имел права так поступать с нами, Рэн, – голос его звучит убито и безжизненно. – Я любил ее.
– Ты ничего не знаешь о любви. Ровно, как и о ненависти, Итан, – опровергаю я его слова. – Если бы ты любил ее, то был бы сейчас с ней, а не возле моего дома. Что мешает тебе любить ее дальше? Разве она стала другой? Изменилась внешне? Или те качества, которые ты в ней полюбил, исчезли? Разве ты не знал кто она, когда начал работать с Алисией Лестер?
– Ты специально это сделал. Просто признай. Чтобы развести нас в стороны, – бросает очередное нелепое обвинение Хемптон.
– Ты ошибаешься, Итан. Ты тут совершенно ни при чем.
– Тогда, кто? Зачем ты это сделал?
– Иногда жить становится смертельно скучно, Итан, – задумчиво отвечаю я, глядя в распахнутое окно. Самый центр Кливленда. Единственный район города, где жизнь по-настоящему кипит. Я вдыхаю полной грудью воздух, разглядывая крошечные, несущиеся навстречу друг другу, машины. На тротуарах не много людей. Полдень, рабочие будни. Но через час, во время обеда, из офисов высыплются сотни людей, чтобы заполнить пустующие кафе. А потом вернутся обратно, и снова наступит затишье до конца рабочего дня…
– Разрушить ее жизнь, ради скуки? Почему она, Рэнделл? – отчаянно требует ответа Итан.
– Я знал, что однажды ты спросишь. И, возможно, ты имеешь в виду совсем другое. Я дам тебе тот ответ, который ты обязан знать. И, может быть, тебе станет легче, или хуже… Решать тебе, – повинуясь внезапному желанию, я встаю на подоконник, придерживаясь свободной рукой за раму, продолжая смотреть вниз. Удивительное спокойствие охватывает меня, почти эйфория. Ветер бьет в лицо, как на крыше Розариума, шум внизу почти неразличим из-за высоты…
– Помнишь заключение о гибели своего отца, которое я предоставил тебе после долгих поисков?
– Да, – после небольшой паузы отвечает Хемптон.
– Как он умер, Итан? – спрашиваю я ровным тоном.
– Ты прекрасно знаешь. Какое это имеет значение сейчас?
– Большое. Как он умер, Итан?
– Его убили и подожгли, чтобы скрыть следы преступления.
– Он был один в момент гибели? – уточняю я.
– Я не знаю, в заключении об этом ничего не было сказано.
– Зато я знаю. Я хочу, чтобы ты прослушал кое-что. Запись, которую я сделал во время разговора с Алисией, и она даст тебе ответ на вопрос, который ты задал мне минуту назад или породит множество новых вопросов, но тебе придется придумать на них ответы самому.
Я сбрасываю вызов. Нахожу необходимый аудиофайл и отправляю Хемптону. Убрав телефон в карман джинсов, я отпускаю руку, которой держался за раму окна, и закрываю глаза, чтобы услышать какофонию звуков внизу.
Сердце ускоряет свой темп, дыхание сбивается, разрушая ощущение эйфории.
«Скажи мне, Лиса, что ты слышишь?»
Напряжение охватывает все тело, заставляя вернуться в реальные мироощущения. И, резко развернувшись, я спрыгиваю с низкого подоконника, в несколько быстрых шагов пересекаю комнату и выбегаю в коридор. Прислоняю ключ к квартире напротив, и мгновенно оказываюсь в абсолютно идентичной гостиной. Все это заняло у меня не больше десяти секунд. Еще одна, и я бы не успел.
Я обхватываю ее запястье и дергаю на себя, стаскивая с точно такого же подоконника, на котором только что стоял сам.
Я держу ее двумя руками. Достаточно крепко, чтобы не позволить вырваться и не закончить маневр, который она планировала исполнить. Пячусь назад, не обращая внимание на отчаянное сопротивление бьющегося в истерике обнаженного тела в моих руках. Она упирается ногами, пытается бить меня затылком в грудь. Рыча и вопя бессвязный бред. Я волоку ее в спальню, бросаю на кровать, и быстро подхожу к окнам, снимая ручки. Потом возвращаюсь в гостиную и повторяю свои действия. То же самое в кухне и в последней оставшейся комнате.
Возвращаясь в спальню, я застаю ее неподвижно лежащей на боку на сбитом покрывале. Ноги согнуты в коленях и прижаты к груди, глаза распахнуты и смотрят на меня с безумным выражением боли и ненависти. Черно-красные цветы на ткани почти сливаются с татуировками на ее теле. Она кажется неживой, ненастоящей, частью рисунка на покрывале. Произведение искусства, обладающее душой.
«– Все мы являем собой в настоящем цветную проекцию прошлого. Взять хотя бы меня? Я – ходячее полотно.
– Ты произведение искусства, Лиса. Таких, как ты, нет.»
К каждому человеку есть код, узнав который, ты получаешь над ним абсолютную власть. В тот момент она попалась окончательно.
«Таких, как ты, нет…»
Это был ее код.
Но я не лгал ей, я действительно так вижу.
Я ложусь рядом, не снимая обуви, и полностью повторяю ее позу. Она, не моргая смотрит на меня. А потом протягивает руку и дотрагивается до моих волос, зарывается в них пальцами, механически перебирая, и не сводя с меня непроницаемого взгляда.
