– Я не заметила. Говори, что тебе нужно, и я вернусь к дочери, – резко отвечаю я.
– Удивительно, ты не спрашиваешь меня, как я здесь оказался.
– Это бессмысленно. Ты как сорняк пролезаешь в любую щель. Ты везде, Перриш.
– Ну, в дом Гарольда Бэлла мне проникнуть не удалось. А вот ты можешь.
– Я уже говорила…
– Лиса, – резко обрывает меня Перриш, заставляя внутренне сжаться. И я действительно прижимаюсь спиной к двери, чувствуя себя абсолютно выпотрошенной, а он мне и пары фраз еще не сказал. – Здесь говорю я. А ты слушаешь.
– Ты ошибаешься. Тебе больше нечего мне сказать, – с запалом говорю я. Мое сердце бешено колотится в груди, причиняя физическую боль. – Я рассказала Нейтону. Я все ему рассказала. И он простил меня.
– Конечно, нет, – безапелляционно заявляет Перриш. – Пока Нейтон находится в шоке от происходящего, и его отвлекает предвыборная гонка, потом он будет увлечен работой, встречами с общественностью и прочими обязанностями мэра города. Но не обольщайся. Прежними ваши отношения не будут. Ты же рассказала мужу не все. Так?
– Все! Он знает все, – яростно возражаю я, и, разумеется, своей импульсивностью сдаю себя с потрохами.
– Я до сих пор стою здесь перед тобой, – Рэнделл поворачивает голову, и я могу видеть его мужественный профиль. Почему человек, созданный без единого внешнего дефекта, настолько неисправен внутри? Откуда в нем столько жестокости? – А значит, кое о чем ты умолчала. Как думаешь, что может оказаться последней каплей, Лиса?
Я опускаю голову, позволяя волосами упасть на лицо. У меня нет сил сражаться с ним. Он разрушает меня морально, ментально и физически. Как бы я ни сопротивлялась. Он только сильнее начинает давить, заставляя меня задыхаться.
– Чего ты боишься, Лиса? Больше всего на свете, – не дождавшись ответа на предыдущий вопрос, задает он следующий. Я так сильно вжимаюсь в дверь спиной, что у меня начинают ныть лопатки. Но бегство не исправит ситуацию. Он придет снова и будет продолжать это делать, пока не добьется своего.
Я поднимаю голову, убирая волосы за уши, и какое-то время смотрю на него, просто смотрю. Что бы он сделал, если бы я подошла и обняла я его? Если бы прижалась губами к гладко выбритым скулам, провела ими вниз по напряженной крепкой шее, забралась ладонями под свитер и на ощупь почувствовала насколько сильным и выносливым может быть его тело. Что, если это именно то, в чем он нуждается на самом деле? Меня бросает в дрожь от подобных мыслей, от того что они вообще пришли мне в голову. Волна стыда заливает щеки, и, кажется, даже руки и грудь. Пять лет назад я с ума сходила от этих мыслей, они преследовали меня днем и ночью, пока я жила в Розариуме. Было ли это влечением, влюбленностью, одержимостью или чем-то еще – я не знаю. Я вычеркнула из памяти все, что когда-либо испытывала к этому мужчине. Как можно желать человека без моральных ценностей, чести, уважения к женщине? Да, я не ангел невинный, но того, что он со мной сделал, я не заслужила.
– Лиса, я задал вопрос. Чего ты боишься? Быстрый ответ, без раздумий, – его жесткий голос вырывает меня из воспоминаний.
– Тебя, – выдыхаю я на одном дыхании. И это частичная правда. Рэн поворачивает голову и смотрит на меня через плечо.
– Иди сюда, – он двигается в сторону, как бы предоставляя мне место возле окна. Это невольно навевает воспоминания об индивидуальных заданиях на крыше.
– Здесь невысоко. Не бойся, – добавляет он, чувствуя мое колебание. И снова словно читает мои мысли. Некоторое время назад я стала ловить себя на том, что больше не могу смотреть с высоты более чем тридцати метров, не испытывая дискомфорта. Не знаю, когда появилась новая фобия, и что стало ее причиной. Может быть, те самые занятия на крыше. Но если раньше я вполне справлялась с неприятным ощущением, то после встречи в номере отеля с Итаном, закончившейся первым приступом панической атаки, легкий дискомфорт превратился в настоящий страх высоты, стоило мне оказаться чуть выше допустимого предела. Кабинет находится на шестом этаже. Это выше моего предела. Мне необходимо сделать первый шаг, чтобы не выглядеть жалкой трусихой в глазах Перриша.
Я подхожу, не чувствуя своих ног и почти не дыша.
– Не закрывай глаза, – приказывает он, опять каким-то непостижимым образом предугадав мое желание зажмуриться. Ветер мягко обдувает мою разгорячённую кожу, но это не позволяет мне расслабиться. Я вся дрожу, словно в ознобе. – А сейчас? Чего ты боишься больше?
– Я хочу отойти от окна, – бормочу я, почти забывая о его присутствии, и с ужасом глядя вниз, на внутренний дворик клиники, где прогуливаются пациенты и медперсонал.
– Боишься дверей, боишься окон. Боишься людей, Лиса! – требовательно зовет меня его голос.
Я дрожу сильнее, практически не улавливая суть его вопроса. Он протягивает руку и властно обхватывает пальцами мое запястье. Вздрогнув я опускаю голову, глядя на смуглую ладонь Перриша, контрастирующую с моей бледной кожей. Оцепенение, вызванное боязнью высоты, проходит так же внезапно, как и появилось. Мой взгляд медленно ползет вверх, пока не встречается с пристальными серыми глазами Рэнделла. Он, слой за слоем, вскрывает защитные механизмы моего сознания, врываясь на запрещенную территорию. И я физически ощущаю, как расширяется пространство вокруг нас. Настолько жутко, и в то же время естественно, что я застываю. Пораженная, парализованная, застигнутая врасплох, растерянная и разбитая. Пожалуйста, не нужно – мысленно умоляю его я, но уже слишком поздно.
– Я должен кое-что рассказать тебе Лиса, – произносит он ровным, обманчиво спокойным голосом. Я почти не дышу, но умудряюсь коротко кивнуть.
– Моя мать знала секрет Гарольда Бэлла, – начинает Перриш. – И показала мне тайник, где хранила компромат на человека, который пытался заставить ее уехать из города. После ее смерти я вскрыл тайник, и он оказался пустым. Поэтому первым, кого я посчитал виновным в убийстве Корнелии – был Гарольд Бэлл. Я не знаю, забрал ли он сам то, что мать хранила, как зеницу ока, или Корнелия отдала сама, чтобы он оставил ее в покое. Но я уверен, что в ее убийстве замешан именно этот человек. У других ее клиентов не было видимых мотивов. Моя мать редко ошибалась. И никогда не связывалась с людьми, в которых чувствовала опасность.
– Но почему, он хотел, чтобы твоя мать уехала? – хрипло спрашиваю я. Рэнделл улыбается уголками губ.
– Корнелия Перриш помогла многим влиятельным людям Кливленда достичь благосостояния. Она давала советы, которые действовали.
– Хочешь… сказать… В случае с Гарольдом она ошиблась?
– Возможно. Ответ именно на этот вопрос я и хочу получить. Корнелия записывала на диктофон все, о чем ей рассказывали ее клиенты. Именно она подала мне идею с тем, как можно использовать секреты власть имущих в своих целях.
– Ты шантажировал этих людей? – потрясенно спрашиваю я.
– Нет, – невозмутимо качает головой Рэнделл. – Я предлагал им сотрудничество. И они соглашались. Все, кроме Гарольда Бэлла. Он выкрал то, чем я мог зацепить его, нащупать его слабое место.
