– Что, черт возьми, ты делаешь, Перриш? – по слогам спрашивает Лиса дрожавшим от нервного напряжения голосом, одергивая руки и вытягивая их вдоль тела.
– Ты не сможешь уйти, Лиса, пока я кое-что не верну тебе, – отвечаю я, мягко обхватывая ее тонкую шею расставленными пальцами.
– Что… что ты имеешь в виду? – сбивчиво бормочет девушка, вызывая во мне прилив нежности. Это, признаться, крайне редкое для меня чувство, как и любые другие сильные эмоции.
– Иллюзии, Лиса, – ласково улыбаюсь я, в то время как хватка на ее шее становится сильнее. Лиса запоздало упирается ланями в мою грудь, пытаясь отстраниться. Ее тело транслирует ужас и одновременное желание сдаться. Но я крепко держу ее за горло, почти не причиняя боли, но и не позволяя вырваться, и тогда она хватается пальцами за мое запястье, тяжело дыша и отчаянно дергаясь.
– Нет, не надо, – всхлипывает она с болью в голосе. Я свободной рукой обхватываю ее за талию, привлекая ближе.
– Прости, Лиса, но по-другому не получится. Ничего не закончится, пока ты сама этого не захочешь, – снова поглаживаю большим пальцем впадинку на трепещущем горле Алисии. Ее бессмысленное сопротивление приводит к тому, что она сама причиняет себе боль.
– Но я хочу! – хриплым голосом восклицает она.
– Нет, не хочешь, – отрицательно качая головой, я скольжу ладонью по напряженной спине Алисии, уверенно пресекая все ее попытки отстраниться. – Ты должна знать, от чего убегаешь, – ласковым шепотом продолжаю я. – Как ты могла не догадаться? Я дал тебе столько подсказок, когда ты пришла сюда несколько месяцев назад. Почему ты такая упрямая, Лиса? Неужели все зашло настолько далеко? Я же был так острожен. Я не хотел, чтобы тебе было больно. Но… иногда, Лиса, жить становится так чертовски скучно. Изо дня в день передвигать фигуры на шахматной доске по давно отыгранному и предсказуемому сценарию. Партия наедине с самим собой, длиной в годы. И никого, кто заставил бы меня испытать ощущение вовлеченности в игру, одержимость ею, азарт. Неважно, какой была моя цель, мне понравился процесс, он оказался занимательным. Необыкновенным. Я с самого начала понял, что ты дойдешь со мной до самого конца, что самый главный поединок в моей жизни решит твой ход, Лиса. Ты же не заглядывала в папку? Ты была послушной ученицей?
Окаменев и застыв в моих руках, Алисия потрясенно смотрит мне в глаза, но я быстро опускаю взгляд туда, где мои пальцы нежно ласкают ее шею. Пуговицы на ее платье ненастоящие и являются украшением. Никчемная бутафория, как и любые декорации в этом мире, необходимые только для того, чтобы привлечь внимание, чтобы увести взгляд от главного, от того, что внутри. Ненавижу внешнюю мишуру и именно по этой причине, много лет назад, красно-черные розы на теле Лисы привлекли мое внимание. Они цвели на ее коже, как свидетельство той боли и гнева, что носила ее душа. Не желание украсить себя заставило ее пойти на столь опрометчивый эксперимент со своей внешностью, а невозможность пережить бушующие пограничные эмоции внутри себя. Она спасала свой разум, отразив ярость на телесную оболочку, получила свою дозу анестезии, которая действовала достаточно долго. Даже слишком долго.
Люди, пережившие то, что довелось испытать Лисе, теряют эмоциональную связь с миром – и это всего лишь действие защитных реакций психики. Вот почему у нее не вышло полюбить Итана так, как он этого хотел. Вот почему ничего не получилось с Нейтоном. Именно борьба со своей неспособностью испытывать что-то большее, чем физическое влечение, сводит с ума мятежную Кальмию, а вовсе не я. Ее мужчины не смогли пробиться через железобетонные стены, которыми она себя окружила. Только мне удалось, только я смог заглянуть внутрь, разглядеть ее тайны и пороки. Но меня вовсе не пугает то, чего обычные люди стыдятся. Напротив, я одержим ее грехами, страхами, инфантильностью, граничащую с естественным стремлением выжить любой ценой и в какой-то мере бессердечием к окружающим людям.
А еще я знаю, что она может быть другой. Такой, какой ее никто еще не видел. Особенной. Для меня.
Наши индивидуальные занятия выявили бреши в защите ее подсознания, и я проник в них, в каждую… День за днем, она пускала меня глубже, сама того не осознавая. Но мне пришлось столкнуться с серьезной проблемой, когда пришло время заканчивать и идти дальше, к следующему уровню.
Мне понравилось. И я не смог покинуть ее, я затаился внутри… Стал ее одержимостью, болезнью.
Я нащупываю молнию на ее спине и захватив собачку медленно тяну вниз.
– Ты сумасшедший, Рэнделл, – выдыхает Лиса, в ее голос проскальзывают нотки недоверия и растерянности.
– Возможно, Лиса, – моя ладонь касается ее обнаженной спины, забираясь в открывшийся вырез, и девушка вздрагивает, как от удара тока. – Но я склонен думать, что каждый человек по-своему безумен, но есть те, кто умело скрывают своих демонов, а есть такие, как я, живущие с ними в согласии.
– Я… – с ее губ срывается жалобный стон, и я мягко, но достаточно сильно обхватываю рукой ее лицо, закрывая рот ладонью, дублируя один в один ситуацию пятилетней давности. Глаза Лисы становятся огромными, горячее дыхание обжигает мою кожу. Она чертовски напугана, но еще сильнее потрясена.
– Не бойся, – ласково говорю я. – Доверься мне. Я не причиню тебе боли… Не смотри на меня, если не хочешь, чтобы я снова завязал твои глаза. Условие о молчании теперь бессмысленно. Ты можешь даже кричать, но смотреть нельзя. Справишься?
Спускаю ладонь на ее горло и прижимаюсь губами к пульсирующей венке на виске девушки. Вдыхаю ее аромат, нежный, свежий, изысканный. Особенный, свойственный только ей. Бархатистая кожа на изящной спине Алисии покрылась испариной. Она по-прежнему слишком напряжена и безучастна, словно загнанная изящная лань. Однажды мне уже удалось сокрушить ее бастионы и справиться с надуманными страхами.
– Закрой глаза, Лиса, – полушепотом произношу, обдавая дыханием аккуратную и трогательную мочку ее уха. Мои губы вскользь касаются ее волос, дрожь хрупкого тела усиливается. Это необходимо, плотину необходимо разрушить, чтобы освободить ее. Она не слушается, все еще отчаянно сопротивляясь тому знанию, которое жило в ней последние годы. Я ощущаю ее взгляд на своем подбородке и губах, задающим следующий вопрос. – Скажи мне, что ты чувствуешь… Давай. Смелее.
– О боже, это ты… – закрыв глаза, произносит Лиса надорванным голосом. Дыхание судорожно срывается с ее губ, из-под черных ресниц текут целые реки слез. Она с новой силой впивается когтями в мое запястье, пытаясь освободится. – Зачем? Господи, я думала… Я даже… Я… Как ты мог? Я столько лет не могла простить себя, я…
– Не пытайся разобраться в том, что тебе неподвластно. Я решил за тебя. Твои реакции, которых ты стыдилась столько лет, вполне объяснимы. Мы слишком часто находились в недопустимой близости, чтобы твои инстинкты сработали так, как нужно. Мы слишком увлеклись, Лиса, – мягко произношу я. – Я бы смог остановиться и сохранить контроль, а ты? Ты смогла бы?
– Все мои кошмары… – начинает она с рыданием в голосе, но я обрываю ее на полуслове.
