– Ты не хочешь узнать, что внутри? – я встаю, оборачивая вокруг себя простынь, и пройдя несколько шагов, наклоняюсь, чтобы поднять документы.
– Я и так знаю, Лиса, – спокойно произносит Перриш, поднимая голову вверх и выпуская струйку сизого дыма, задумчиво наблюдая, как он растворяется.
– Если знаешь, то для чего я пошла на такой риск? Я могу потерять все, включая дочь. Ты подумал обо мне? Или тебе абсолютно безразлично, что со мной сделают Бэллы если узнают, что я передала тебе документы? Или думать о других – это слишком для тебя? – с горечью спрашиваю я, размахивая предметом, ради которого так рисковала. Рэн бесстрастно наблюдает за мной в отражении. Несмотря на визуальную прозрачность стен и потолка, создающую впечатление их отсутствия и слияния с окружающим миром, я как никогда ощущаю себя скованной, запечатанной в ограниченное пространство.
– Подумал, Лиса. Я всегда думаю прежде, чем что-то сделать. Пара дней у тебя есть. Ты должна вести себя естественно, чтобы не вызвать подозрений.
– О чем ты?
– Тебе придется уехать из Кливленда. Из Штата.
– Нет! – кричу я, обхожу со спины и встаю рядом. Лицо к лицу. Ему придется посмотреть на меня. – Я никуда не поеду без дочери.
– Разве я сказал, что ты поедешь одна? – невозмутимо интересуется Рэн, нисколько не смущаясь того, что стоит передо мной абсолютно голый. И, черт, я тоже не испытываю никакой неловкости. Его взгляд быстро скользит по моему лицу, задерживаясь на пальцах, сжимающих край простыни на груди. Но хуже всего не это… Мое сердце пронзает боль от осознания того, что мне абсолютно безразличен тот факт, что я предала мужа, человека, который любил меня пять лет, любил и делал счастливой. Обеспечивал меня, окружал вниманием и заботой. Черт, да он готов был простить мне мое прошлое, по-крайней мере, пытался это сделать. Но теперь я не могу не понимать, что Нейтон любил не меня. А та женщина, которая испытывала ощущение счастья, тоже была не я. Настоящей была только Эсми. Моя дочь. Если она останется со мной – все остальное неважно.
Что я делаю сейчас? Здесь, в стеклянной спальне Перриша, одетая только в простыню, на которой мы несколько минут назад занимались извращенным сексом. И вместо ужаса и отвращения я испытываю невероятное желание прикоснуться к нему снова.
– Скажи мне что там, Рэн? – спрашиваю я, и протягиваю ему папку. – Ради чего я разрушила свою семью? – Перриш снова окидывает меня быстрым взглядом, демонстрируя типичное ассоциальное поведение. Социопатам невыносимо смотреть в глаза другим людям. Об этом мне рассказал Дэрек Томпсон, психолог Эсми… Сердце внезапно заходится от боли, в глазах простирается розоватая дымка, ноги подкашиваются. Но я продолжаю стоять на месте, глядя на него, пока он пытается смотреть куда угодно, лишь бы не мне в глаза.
– Гарольд Бэлл… он твой отец? Да? В этом все дело? – шепотом спрашиваю я, озвучив свою догадку, которая появилась в том момент, когда я увидела оранжерею. Подобные вещи не могут быть простыми совпадениями. Гарольд держал свой секрет в Розариуме. А Рэнделл Перриш создал свой Розариум, который собирал и хранил чужие секреты до определенного момента.
Моя ладонь ложится на его плечо, и, нахмурившись, Рэнделл опускает взгляд на мои пальцы, пытаясь понять, что означает этот жест.
– Ты думаешь, что это достаточная причина, чтобы ненавидеть его? – спрашивает Перриш, глядя мне в глаза ледяным, пронзительным взглядом. Сейчас узнаю того, кто столько раз проводил собрания в Розариуме, стоя к нам спиной. В этом человеке нет ни жалости, ни сочувствия ни милосердия. – Достаточная причина, чтобы убить мою мать и жену? Ты думаешь, что секрет о рожденном ублюдке стоит таких жертв?
– Почему ты так уверен, что Гарольд убил Корнелию и Линди? Ты демонизируешь его, потому что считаешь виновным в том, что был лишен детства в то время, как его законные дети, рожденные в браке, получили все, о чем мечтали. Большой дом. Внимание отца, образование, блестящее будущее, которое ждет и Нейтона, и Эрика в то время, как тебе приходится всего добиваться самому. Ты хочешь доказать ему, что достоин его гордости? В этом все дело? – мое сердце заходится от боли и сочувствия, и, несмотря на недоумевающий, непроницаемый взгляд Рэнделла, гуляющий по моему лицу, я чувствую, что близка к истине. – Но ты прав, Рэн. Эти люди не такие, как мы. И даже спустя пять лет брака с Нейтоном, Гарольд так и не стал смотреть на меня, как на человека. Друзей и любимых для жизни они выбирают, как породистую лошадь для скачек. Одна незначительная деталь, которая не вписывается в их систему ценностей, и тебя списывают.
– Лиса, – вдохнув, Рэнделл гладит меня по щеке с неожиданной нежностью, и папка в очередной раз падает на пол. Господи, какого черта я, вообще, ее принесла? – Ты такая милая, красивая, невероятно-сексуальная. Но ты… такая дура, Лиса.
И, одернув руку, он резко отворачивается от меня, глядя на алеющий горизонт, в очередной раз ввергая меня в состояние полного шока.
– Что? – выдыхаю я, часто моргая и открыв рот, чувствуя себя полной идиоткой.
– Не считай это недостатком, – небрежно произносит он, когда я набираю воздуха, чтобы высказать ему все, что думаю о нем. – Женщинам опасно много думать. У вас иначе работает мышление. Вы всему ищете объяснения и оправдания, выводите почти мелодраматический подтекст из любой мерзости, которая случается в вашей жизни. Жажда драмы, трагедии, возможности стать героиней печального жанра, склонность к романтизированию любого подонка, который встречается вам на пути. У отдельных категорий дур еще хватает ума пытаться спасти этого никчемного человека, наставить на путь истинный или сгинуть вместе с ним, за компанию, чтобы не бросать одного. Не гуманно же? Но, знаешь, Лиса, меня не надо оправдывать или искать причины, почему я живу так или иначе, понимать, сочувствовать. Все это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к происходящему. Ты права только в одном. Гарольд Бэлл – действительно мой отец, и узнал я об этом незадолго до смерти Корнелии. Однако, двигает мной вовсе не подсознательная детская обида или желание что-то ему доказать. Ты, правда, думаешь, что узы, кровные узы что-то значат? Просто узы, без участия, без постоянного присутствия рядом, без контакта? Гарольд – лишь набор генов, которые я частично унаследовал – только и всего. Я не испытываю к нему никаких чувств, связанных с тем, что он имел какое-то отношение к моему рождению. Также, как и он ко мне. Мы чужие люди. И я бы никогда не начал войну против «Бэлл Энтерпрайз», если бы он не нанес первый удар. Ты думаешь, что я брежу, считая, что из-за какой-то разовой связи в прошлом, имеющей нежелательные последствия, Гарольд убил Корнелию и забрал у нее документальные свидетельства моего существования? Но, если я ублюдок, то какие могут быть доказательства? Тысячи мужчин каждый день становятся отцами и даже не подозревают об этом. И многие женщины не в курсе, кто зачал им ребенка. Так, к сожалению, тоже случается. Сплошь и рядом. Секрет на троечку, не находишь?
– Значит, в папке есть что-то еще, – пробормотала я, чувствуя себя сбитой с толку. Вся моя логическая цепочка рассыпалась в прах и собрать новую пока никак не получалось.
