Вскидывая голову, я бросаю на отца тяжелый взгляд. Мои пальцы обхватившие пустой стакан сжимаются до хруста. Сердце хаотично бьется в груди. Я любил ее. Любил Реджину Вонг, Реджину Бэлл, любил, как невероятно красивую, страстную женщину, верную жену и мать своей дочери. Я был по-настоящему счастлив с ней, как я знаю никогда больше не буду. Ни с кем, даже спустя сто лет, я не смогу больше поверить ни одной женщине. Я любил ту, которая никогда не существовала. Лгунью и шлюху, предавшую меня при первом возможном случае. Протягиваю руку за бутылкой и наливаю себе еще. Чего ей не хватало? Черт… Как можно быть такой лицемерной лживой сукой? А Эсми? Как теперь можно вообразить, что она не моя, не мой ребенок.
– Я даже не представляю, как вести себя, когда вернусь, – отчаянно бормочу, чувствуя себя совершенно разбитым.
– Останься у нас с матерью. Тебе сейчас туда нельзя, – мягко произносит отец, положив мне руку на плечо.
– А если мы упустим ее? Или он сделает так, что ничего нельзя будет доказать? – тихо спрашиваю я.
– Я задействую спецслужбы. Я знаю, что ты пытался. Но мои возможности, куда шире. Никуда она не денется, Нейтон. Мы со всем разберемся. Вместе. Как одна семья.
– Он тоже твой сын, – с желчью в голосе напоминаю я.
– Рэнделл Перриш – бракованный элемент. У меня только двое сыновей – ты и Эрик.
– У меня есть условие. Я хочу, чтобы Эсми осталась со мной. Я вырастил ее. Ребенок ни в чем не виноват.
– Как скажешь, Нейт. Я тебя понимаю, – с неохотой соглашается Гарольд.
– Не думаю, отец, – тряхнув головой, произношу я. – Вряд ли ты можешь понять, что я сейчас чувствую. Я готов убить ее собственными руками. И мне уже неважно, что она скажет в свое оправдание.
– Я говорил несколько минут назад, что когда пелена спадает с глаз, то начинаешь видеть вещи такими, какие они и являются. Я всегда знал, что с этой девушкой будут проблемы. Но ты не хотел меня слушать. Но скоро проблема решится, и все встанет на круги своя.
– Боюсь, что никогда этого не будет, отец, – обреченно говорю я.
– Мы все ошибаемся, Нейтон. Ты еще молод, и женишься снова. И у тебя будут свои дети, а все случившееся в прошлом, мы сотрем, чтобы никогда больше к этому не возвращаться.
– Ты так упорно стирал свое прошлое, отец. И смотри, что произошло? Нельзя зачеркнуть людей и притвориться, что их никогда не было. Это то, чего тебе никогда не простят. Мне кажется я знаю, что движет Рэнделлом Перришем – потребность заявить о себе, заставить тебя увидеть в нем достойного соперника, признать его существование и способность заставить тебя считаться с его правилами. У тебя два варианта. Принять его. Или убить.
– Я не способен взять такой грех на душу.
– Я могу это сделать за тебя.
Глава 6
Два дня спустя
Реджина
Иногда мне кажется, что вся моя жизнь является чьей-то изощренной игрой, или сном, абсурдным путанным кошмаром, который имеет свои светлые промежутки и временные затишья. Короткие моменты сравнительного покоя, которые даруются мне только для того, чтобы я не подохла раньше времени, и тому, кто получает удовольствие от моих мучений, не стало скучно и одиноко, если я однажды все-таки не выдержу и сорвусь. Но я не привыкла жаловаться и обвинять других. Я не питаю иллюзий на свой собственный счет. Самооправдание и жалость к себе – удел слабаков, а мне приходилось быть сильной. Многое из того, что случилось в моей жизни, я заслужила, а еще больше притянула сама. Это происходит неосознанно, на каком-то подсознательном уровне. Меня всегда тянет туда, где вот-вот рванет, в самый эпицентр надвигающейся катастрофы.
Может быть, я просто неудачница или дура, которую жизнь ничему не научила. Или я законченная мазохистка, которая настолько привыкла принимать пинки судьбы, что научилась получать от этого удовольствие, но не перестала сражаться и идти напролом. И я солгу, если скажу, что ничего не пытаюсь исправить. Я все сделала, чтобы поставить точку на своем не самом красивом прошлом. Можно сменить имя, документы, даже корочки диплома, переписать свое детство и юность, но на самом деле даже полная амнезия не сделает нас другими людьми. Тень забытой личности все равно вернется и заполнит чистый лист своими черными кляксами, которые сольются в самые неприглядные картины моего прошлого.
Так случилось со мной. Почти пять лет я была счастлива, но ни на минуту не забывала кто я, и как быстро все может закончиться. В глубине души я не верила, что мне может достаться такой жирный ломоть счастья и каждый день интуитивно ждала крушения. Неуверенность в себе, как и врожденный инстинкт самосохранения, составляют две краеугольные крайности моей личности. Психолог говорит, что я просто не умею радоваться моменту, жить сегодня, сейчас, что мои комплексы зарыты в детстве, в самом моменте рождения и ощущении собственной ненужности на протяжении долгого периода времени. Психолог говорит, что я… чувствую себя недостойной счастья, жизни и всего того, что имею сейчас. А еще он говорит, что мне необходимо заполнить пробелы, которые скрывает моя память, чтобы обрести свободу и простить себя. Он все время говорит и говорит, а я только слушаю, ничего не пытаясь изменить внутри себя. Консультации психолога понадобились не мне.
Я, как никогда, нахожусь в здравом уме… даже сейчас, когда мои руки привязаны к подлокотникам кресла, а глаза завязаны плотной тканью. И я понятия не имею, где нахожусь. Никаких посторонних запахов или шумов, которые могли бы дать наводку. Первые два часа я пыталась кричать и раскачивать кресло, которое оказалось слишком массивным и тяжелым, чтобы я могла его сдвинуть. Руки надежно зафиксированы, а не просто привязаны к достаточно мягким подлокотникам, скручены веревочной петлей, которая ограничивает любое движение и натирает кожу.
Мои отчаянные вопли до сих пор никто не услышал, а значит похитители позаботились о том, чтобы максимально свести риски моего обнаружения к минимуму. Я надорвала голос и смертельно устала, пытаясь освободиться. Нескольких часов оказалось достаточно, чтобы понять – самой мне отсюда не выбраться. Шоковое состояние, которое я испытала, очнувшись в кромешной темноте, обездвиженная, с помутившимся сознанием, до сих пор меня не отпустило и продолжает нарастать с геометрической прогрессией. Паника, неподвластная разуму и логическому контролю. Я пытаюсь найти утешение в том, что моя дочь, Эсмеральда, в безопасности. Я надеюсь на это всем сердцем. И только вера в то, что ей ничто не угрожает, оставляет меня такой собранной и не потерявшей рассудок. Человек, который столько раз падал, балансируя между жизнью и смертью, реагирует на стресс иначе, но даже я не могла быть готова к тому, что произошло сегодня.
Мы возвращались из парка после долгой прогулки, направлялись по тротуару в сторону стоянки, где оставили водителя. Я держала болтающую без умолку Эсми за руку, и была немного рассеянна, думала о своем, вместо того, чтобы говорить с дочерью. Няня моей дочери, Анна, шла в нескольких шагах позади нас, болтая по мобильному телефону. Не было никаких плохих предчувствий, предупреждений, угроз, трагических предпосылок, подозрительных личностей в парке. Солнечное будничное утро, полное привычных тревог и печалей. Я даже обернуться не успела, услышав совсем близко скрип тормозов. Меня грубо схватили, отрывая от дочери. Рука в перчатке зажала рот, и через пару секунд, я уже лежала на заднем сиденье автомобиля. Я не могла кричать и двигаться, ощущая, как постепенно проваливаюсь в бессознательное состояние. Возможно, мне вкололи снотворное, но я ничего не почувствовала, почти сразу потеряв сознание. Все, о чем я могла тогда думать, еще до того, как искусственный сон скрыл мой разум от любых попыток сопротивления, были испуганные глаза Эсми в тот момент, когда нас оторвали друг от друга. И я была благодарна, да, именно так, благодарна, что похититель не тронул мою дочь, что только я одна была его целью. И даже если меня убьют, я буду уверена, что Нейтон сделает все, чтобы обезопасить Эсмеральду. Он сможет защитить ее. В этом я абсолютно уверена. А еще я знаю, что Нейт не остановится, пока не найдет меня. Живой или мертвой. Хотя бы для того, чтобы призвать к ответу.
