Наши души не больны. И никогда не были. Мы видим источник зла и принимаем его, как данность. Так произошло со мной, после убийства Корнелии. Я перестал испытывать раскаяние и осознал, что в моих действиях есть определенная логика и справедливость. Я боялся только одного, что Перриш поймет, почувствует, что именно я убил его мать. Я наделял его сверхъестественными чертами, но он оказался обычным человеком, таким же, как я. Перриш и сам верил в свои особые способности, хотя каждый раз неистово отрицал, когда об этом упоминалось напрямую. Или ему просто нравилась эта роль больше, чем другие, и он слишком сросся с ней, что перестал видеть разницу, и отличать реальность и вымысел.
В чем состояла главная цель нашего противостояния? А может и не было никакой цели, как и самого противостояния? Я просто хотел, чтобы Перриш увидел во мне равного, разгадал меня, прочитал так, как делал это с другими. Мне казалось, что если он поймет, увидит, кто я, то вместе мы сможем понять причину и найдем лекарство.
Но Рэнделл предпочитал играть с людьми, а не спасать их.
Разговоры о спасении для такого, как я, могут показаться циничными, но принимать зло внутри себя и любить его – это кардинально разные понятия. Я никогда не гордился своими преступлениями. Находил им оправдания – да, но в то же время, если бы мне предложили стереть память и начать с того момента, когда Корнелия сказала мне «оплачь и забудь», я бы с радостью пошел на это. Я бы забыл и никогда не стал искать своего отца.
Но в реальности чудес не бывает, как и вторых шансов. Однако, надежда на спасение неискоренима в душе каждого человека, так же, как и инстинкт выживания. И в Рэнделле Перрише я видел своего рода мессию, но все оказалось куда банальнее, и он заставил меня понять его настоящие мотивы, когда я объектом моего очередного задания стала Алисия Лестер. Девушка, которую я когда-то спас от собственного отца, вытащил из огня, дал шанс на жизнь. Она стала невольным свидетелем моего нового рождения. И я увидел в ней ту самую надежду на избавление и шанс все начать сначала, забыть о прошлом, и войти в будущее очищенным, рядом с ней. Никогда не пытайтесь разглядеть в женщине ангела. Она может казаться вам единственной и неповторимой, она может говорить вам, что любит и обожает вас, но стоит повернуться спиной, или появиться на горизонте другому, более успешного самцу, как она без зазрения совести спишет вас со счетов.
Но после всего, что произошло пять лет назад, я не винил Лису, и упорно искал ей оправдания. Я считал, что Рэнделл подвел нас к краю, к черте. Он убил нас. Обоих. Одним выстрелом.
Убийство не всегда влечет за собой физическое устранение. И если в моем списке было четыре человека, то Перриш убил сотни. И, я уверен, раскаяние – это то чувство, которое никогда не было ему знакомо. Его теория допускает вычеркивание людей, и он продолжает идти дальше, словно их никогда не было.
Почему же я не убил его?
Я часто задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Я наблюдал за тем, как он ловко меняет маски и учился у него. Я учился у него удерживать стены реальности, не позволяя безумию взять вверх. И это проявлялось не только внешне. Даже мысленно я разделил себя на двух разных Итанов, научился не думать и не сожалеть о содеянном, убеждая себя, что ничего этого не было. Мой театр находился в центре моей головы. Я построил клетку, внутри которой заковал себя в цепи, и освобождался, когда того требовали обстоятельства. Каждое мое преступление имело определенную цель и мотив. Никакого оккультизма и одержимости. Тринадцать ножевых ранений в случае с Корнелией – это всего лишь попытка пустить следствие по ложному следу, создав версию ритуального убийства. Я в тот момент не думал, что заподозрить могут Рэнделла, но, однако, в случае с Линди использовал обстоятельства предыдущего уголовного дела уже намеренно. Я знал, что Перриша не продержат долго, но сама мысль о том, что он окажется в замкнутом пространстве тюремной камеры, где один на один столкнется со своими фобиями – доставляла мне несказанное удовольствие. И оно было в разы сильнее, чем то, которое я испытал, убивая Линди. И Рэнделл Перриш – создатель собственного театра абсурда, с дотошностью продумывающий свои ходы, непревзойденный манипулятор с его филигранным знанием душ, с развитой интуицией и невероятным чутьем, снова решил, что за убийством стоит Гарольд Бэлл.
Каждый из нас рано или поздно может стать заложником одержимой идеи. Для меня таковой стал неразгаданный секрет Рэнделла, для него – противостояние с Гарольдом Бэллом, которого он упорно демонизировал, отказываясь видеть бреши в своей теории. Теперь я знаю, что заставило Перриша так слепо верить в один единственный катализатор зла в этом городе. Его секрет, который получил для сохранения каждый участников Розариума не стал для меня откровением. Да, я нарушил правила. К черту условности, я слишком долго ждал этого момента.
Я ожидал чего-то более глобального, чем очередные семейные скелеты с незаконными детьми, изменами и ерундой, которая при правильной подаче несколькими заголовками в СМИ, сокрушит империю Бэллов. Мне понятны мотивы Перриша, но в этом и состоит главная причина постигшего меня разочарования – Рэнделл не из тех, кто позволит понять его. Есть что-то еще.
Точнее, кто-то.
По иронии судьбы, даже такие люди, как мы, живущие по своим внутренним правилам и законам, приемлют веру только в одну религию – ту, которую придумали мы сами. Даже мы не застрахованы от чувств, которые умеют ранить и убивать, хотя кто-то считает, что именно эти чувства способны спасти и подарить исцеление.
Мой опыт показал обратное.
Любовь мешает нам быть счастливыми, нарушает наше чувство собственной свободы. И я отказался от любви в тот момент, когда увидел Алисию в черном внедорожнике, выезжающем из Розариума.
Именно тогда я получил свое последнее задание. Я больше, чем уверен, что других не будет. Наша следующая встреча с Рэнделлом станет последней.
У меня на Алисию большие планы. Нам с Рэнделлом будет одинаково больно, но эта потеря очистит нас, освободит. И когда между нами больше ничего не будет стоять, я смогу, наконец, увидеть Рэнделла Перриша без его багажа масок, и позволю ему увидеть Итана Хемптона, которого он никогда не знал. Я подозреваю, что весь смысл жизни Рэнделла состоит в игре, в театральном представлении, роли которого он распределил задолго до того, как поднялся занавес. И мне жизненно необходимо оборвать нити, которыми он удерживает нас. И как только они исчезнут, как только хотя бы одна из фигур выйдет из игры, партия закончится его полным поражением.
А сейчас в моих руках одна из ключевых шахматных фигур. Черная Королева. И я держу заостренное лезвие у ее трепещущего горла, впервые чувствуя себя в роли гроссмейстера и властелина мира одновременно.
Рэнделл говорил, что власть нам дают чужие секреты. Как бы не так… Я знаю куда более действенный способ.
Полная беззащитность жертвы.
– Почему ты так была уверена, что Перриш не убьет тебя? А может, мы оба больные? И сейчас, в этот момент он стоит за дверью и ждет, когда мы перейдем от слов к действию. Тебе не приходила в голову мысль о том, что мы могли вместе все это проворачивать? Его мать, жена. Теперь ты. Ему нравится наблюдать, таким образом он переживает то, что сам почувствовать не способен. Его заводили записи с камер, где я тебя трахаю, уверен, что он сохранил их все и пересматривает, когда становится особенно одиноко. Как ты думаешь, что он делает, когда наблюдает за нами? – я нажимаю лезвием на нежную тонкую кожу Лисы, и веду вниз, к выступающим ключицам, оставляя длинную бордовую полосу с выступающими капельками крови. Сейчас она находится в шоке и не чувствует физической боли, но зато ее душа пребывает в агонии. Мне хорошо известно подобное состояние, и я надеюсь продлить как можно дольше момент своего триумфа. – А сейчас? Что он делает сейчас?
