Можно ли задыхаться лишь от взгляда…? Можно. Я прочувствовала это каждым дюймом своего тела, когда поперек горла встал ком. Кровь в голове загустела.
Кто ты? ЧТО ТЫ?
Передо мной уже не конгрессмен с двойной жизнью и желанием отомстить и унизить меня. Это настоящий маньяк, который с удовольствием разделается со своей жертвой.
Все это я понимаю за доли секунд, которые у меня были…а потом бросаюсь к двери.
Ублюдок хватает меня за запястье и резко толкает к зеркалу одним мощным движением. Острая боль, пронзающая затылок, становится невыносимой. Удар моей головы о зеркало был таким сильным, что оно трескается. Еще бы чуть-чуть и осколки стекла раскроили мне череп.
По венам течет ледяная магма, сковывающий любые движения ужас. Обнаженный страх.
Стоунэм не проронил ни слова после моей истерики.
Комнату наполняют лишь звуки моего дрожащего и тяжелого дыхания. Звуки моего страха – кайф для его ушей. Питание маньяка, который загнал жертву в маленькую, сдавливающую грудь клетку. И жертва оказалась ему по вкусу. Он предвкушал ее отчаяние.
То, что произошло дальше стало самым ключевым поворотом в моей жизни.
Если до этого момента, до этой гребанной точки невозврата я еще верила в то, что буду свободна, в то, что смогу избавиться от этого дьявола хотя бы когда-нибудь, то сейчас эти надежды рухнули. Рассыпались вдребезги и полетели в меня осколками.
Я думала, что меня не сломить. Но этот человек не ведал морали, не ведал принципов.
Человек? Нет, передо мной стоял не человек. Демон из наивысшей касты.
Я заставляю себя действовать, прекрасно понимая, что сопротивление сделает насильника еще более агрессивным и жестоким.
Пока он наслаждается последними секундами моей невинности, я бросаюсь на него, выпустив «коготки» – роковая ошибка, стоившая мне…всего.
Царапая Демона по щеке, я только приглашаю зверя к обеду. Это только облегчает его дальнейшие действия: Стоунэм сжимает мои запястья и в два счета скручивает их за спиной.
– Сейчас я трахну твою маленькую, тугую попку. И только попробуй вякнуть, – его слова отдаются эхом в моих висках, и я чуть было не теряю сознание, осознавая весь масштаб личностного крушения. Холодный метал наручников сковывает мои запястья, режет напряженные вены, ставя меня в обездвиженное положение.
– Отпус…, – Кай затыкает мой рот галстуком. Тот факт, что его жертва может задохнуться, мало волнует Стоунэма. Плотно завязывает на затылке. Теперь мой предел – мычание и всхлипы. Я плюю в этот проклятый кляп, но невозможность говорить сейчас является наименьшей из моих бед…
Я ненавидела его. Я не хотела его. Но моя плоть была влажной для него, потому что ОН установил свою программу в моем теле. Он сотворил из невинной девушки суку, которая будет истекать желанием каждый раз, когда ест клубнику.
Глупо? Невозможно? Отвратительно? Да. Но Кай Стоунэм король в искусстве управления людьми.
Мне хотелось кричать «не надо, пожалуйста! Пожалуйста…», но из груди вырвалось лишь утробное мычание. Беспомощное, жалкое. Мышка поймана.
Осталось снять шкурку и сожрать не разделывая.
Я отчаянно верила, что что-то остановит насильника и ЭТО не случится. Наивная.
Он жестко придавливает меня к полу, совершенно не жалея своей мужской силы. Я ударяюсь виском о мягкий ковер, а шею скручивает так, что мне приходится бороться за каждый вдох. За каждый выдох. Связанные руки подонок зафиксировал на моих ягодицах, задранных к верху.
Насильник ставит меня в самую рабскую, самую постыдную и отвратную позу.
Ничего более ужасного и унизительного в моей жизни еще не было. Стоунэм сдирает с меня одежду, как зверь – церемониться маньяк не собирается, и теперь он видит ВСЕ, что принадлежало только мне.
– Вот так. Прогнись, неблагодарная сука, – рявкает безумец. Я чувствую костяшки его пальцев на лопатке, Кай заставляет меня провиснуть под ним. Давит на меня так, будто желает пробить моей головой чертов пол. – Не стесняйся и не горбься. Покажи мне свою влажную малышку, – маниакальное желание и одержимость свистят в его выдохе. – И смотри в зеркало, шлюха.
Я ослушалась приказа. Я не собираюсь смотреть, как он насилует меня. Это выше моих сил…
– Смотри, я сказал! Не строй из себя невинность. Ты дешевая рабыня! Знай свое гребанное место. Я дал тебе все. Это твоя благодарность? А знаешь…мне плевать. Я хочу видеть твою кровь. И ее будет много, потаскуха.
Сумасшедший. Тряпки он называет ВСЕМ?! Его слова бьют меня по телу, сжирают мою гордость. Перед глазами плывет абсолютно все, даже собственное отражение. Я начинаю биться головой о пол, чтобы отключиться. Отчаянно щурюсь, пытаясь не видеть того, что вижу в зеркале…
Слезы становятся кислотой, царапающей кожу лица, но Стоунэм мечтал вывести меня на подобные эмоции.
Лишь бы ничего не чувствовать.
– Знай свое место, соска. Не смей! Не видать тебе анестезии. Ты все прочувствуешь, ВСЕ, сука. И только попробуй отвести глаза от зеркала, – с угрозой шепчет он, когда я чувствую, как его горячая плоть скользит меж моих ягодиц. Я заверещала в галстук, а из глаз брызнул новый поток обжигающих слез. Рыданий полных мольбы и безысходности.
– Тише, грязная сука. Будет больно. Так и надо, – я не успеваю набрать в легкие воздуха прежде, чем он вторгается в меня. Боль и мощный удар по ягодицам превращают мое тело в живую кровоточащую рану. – Твое счастье, что я куда больше хочу твою девственную девочку.
Не растягивая, не подготовив к разрыву. Вот так за одну секунду двадцать пять лет моей невинности и целомудрия разлетаются по швам.
Наверное, кто-то скажет, что это не изнасилование. Ведь мое ТЕЛО, судя по всему, хотело этого.
Но не я.
Не так.
Твердый, как кол член без труда разорывает меня на части. Я кричу от боли, пронзающей все мое тело до последней клеточки. До последней косточки.
Меня будто вспороли наживую. Вторглись. Проникли внутрь и установили в МОЕМ теле свои правила.
Он врезается в меня яростно, с силой, совершенно не заботясь о моих чувствах, о моих ощущениях. Зачем? Демон может только забирать. Поглощать.
Пользоваться.
Я впиваюсь зубами в галстук, чувствуя, как с каждым жестким толчком слезы на моих щеках превращаются в водопады горечи и несправедливости. Непонимания. За что? Почему?!
Когда ЭТО закончится? Физическая боль ничто по сравнению со стенаниями души.
– Ты грязная влажная шлюха. Не плачь. Ты сама разбудила во мне зверя, – нежным голосом отзывается Чудовище, продолжая стискивать мою талию, мои бедра, не жалея сил.
Физическая боль в самом нежном месте тела становится настолько сильной, что на какие-то доли секунды мне хочется умолять его о смерти.
