Я знаю этот подчерк.
Это не от Ильяса. От Астона. Никто другой не любит потянуть время и интригу, помучить свою жертву психологической игрой, так, как мой бывший муж. Этого он добивается: хочет, чтобы я распаковывала эту черную бумагу, рылась в коробке, пытаясь докопаться до сути подарка, и сходила с ума от страха и любопытства.
Руки дрожат, в горле жжет так, словно мою шею вновь сдавила мощная ладонь Астона. В одно мгновение меня бросает в жар, в следующее уже бьет озноб, и когда я нахожу то, что спрятано в коробке и неоднократно завернуто в черную бумагу, из моих губ вырывается вскрик ужаса, который я слышу будто со стороны. И не узнаю.
Мне хочется, чтобы это происходило не со мной. Чтобы я просто лежала в уютной постели, и боялась за героиню фильма, а не за свою жизнь.
Внутри коробки спрятана увесистая, тяжелая цепь с кожаным шипованным ошейником.
Руки начинают дрожать все сильнее, наверное, со стороны я похожа на наркоманку в стадии ломки, пока достаю со дна конверт. С остервенением порвав его, достаю записку, и не обращая внимания на сердце, которое вот-вот выпрыгнет из груди, читаю послание от Астона:
«Наручники? Как бы не так, детка. Я тебя на цепь посажу, чтобы больше не убегала. Ты будешь выполнять все мои желания… пока не задохнешься. Как тебе такой расклад, птичка?
Еще раз выкинешь нечто подобное и сбежишь – я так промою Нике мозги, что она сама больше никогда не захочет тебя видеть. Представляешь, как она будет плакать, когда я расскажу ей, что мамы нет рядом, потому что ей плевать на нее?»
Сердце сжимается от парализующей грудную клетку боли такой силы, что я не могу вдохнуть. Ком встает поперек горла, слезы, боль, обида и отчаянье вновь душат меня, и как бы мне не хотелось, я даже не могу заплакать – ощущение того, что все происходит не со мной накрывает с головой, заставляя потерять контроль над собственным телом, мыслями и реакциями. Я вижу себя – морально раздавленную и беззвучно рыдающую со стороны, прекрасно осознавая свою беспомощность. Не в силах бороться с мощным головокружением, я встаю с постели, и сама не замечаю, зачем и как оказываюсь на просторном балконе. Но здесь я не получаю долгожданных глотков свежего воздуха, потому что мне по-прежнему трудно дышать. Порыв теплого ветра доводит до дрожи, словно я нахожусь в морозильной камере, а не в одной из самых теплых стран мира. Взор застилает ало-черная плотная пелена, и я цепляюсь за поручни над балконным ограждением, пытаясь разглядеть хоть одну из высоток, простирающихся вдоль линии берега. Мой взгляд падает вниз… на двадцать пять этажей в пропасть, и волна паники накрывает меня с новой силой, затягивает в свой штормовой водоворот, из которого невозможно выбраться самостоятельно.
Паническая атака. Приступ безумия, ничем необъяснимого страха. Внутренний конфликт, раскалывающий душу на мелкие кусочки.
Сразу несколько чувств сразу.
Страх сойти с ума, страх умереть от остановки сердца, бьющееся словно разогнавшийся поезд до максимальной скорости.
Страх от осознания безвыходности в моей ситуации, бессмысленности жизни, где я не могу принимать решения, где мое слово ничего не значит…
Страх будущего. Того, что если я выберусь со дна этой ямы, вырвусь из клетки Астона, и встречу нового человека – все повторится. Он поступит также.
Страх остаться одной. Страх никогда не стать любимой.
Ужас от мысли о том, что Астон здесь, где-то рядом. Прямо сейчас он в этом городе, за несколько тысяч километров от дома и может в любую секунду зайти в мой номер и переломать мне ребра. Перекинуть через балкон и злорадно улыбнуться, наблюдая за тем, как я лечу вниз. Но прежде, он бы обязательно воспользовался бы мной.
И он может это сделать.
Он всегда рядом.
Он здесь.
Мысли путаются и не слушаются меня, не поддаются контролю и здравому смыслу. Я уже не ставлю под сомнение навязчивые образы, которые начинают казаться вполне реальными… неимоверный ужас холодит вены. Я вижу, как призрачный Астон, сотканный моим сознанием, врывается в дверь, чтобы снова забрать мою душу и сдавить ее в своем мощном кулаке. Инстинктивно отступаю назад, ища пути к спасению… сейчас, даже шаг в пропасть кажется мне лучшим исходом, чем цепи Астона.
Невыносимая пытка – я вижу реальность и это усыпанное звездами ночное небо, через иллюзорную, но прочную решетку своих собственных страхов и убеждений. Я не могу наслаждаться красотой этого мира, пока каждый мой вдох зависит от него… ощущаю, как стекают капли пота по пояснице, шелковый халат прилипает к телу, и я постоянно провожу рукой по волосам и вгрызаюсь зубами в костяшки пальцев. Обезумевшая зверушка, загнанная в угол своим хозяином. И это чувство не отпустит, пока приступ не закончится. Хотя во время него, мне всегда кажется, что я просто умру от страха, не дожив до его финала.
Со стороны я слышу истошный крик, и только потом понимаю, что он вырывается из моих губ, и вместе с ним горло царапает вся накопившаяся боль, лишая меня голоса, оставляя внутри лишь жалобные хрипы отчаянья и безысходности.
Я не хочу видеть себя такой, я не хочу знать эту полоумную и слабую истеричку, которая не может справиться со своими же страхами и демонами.
Но с каждым тихим всхлипом и душераздирающим воем, я переношусь в тот день, когда Астон чуть до смерти не запинал меня ногами.
И не могу поверить, что со мной, с девушкой, достойной того, чтобы к ней обращались, как к принцессе, (как и к любой другой) поступали так по-зверски и унизительно. Разве может мужчина после такого называться «мужчиной»…? Я всегда хотела, чтобы мой человек бился, защищая меня до последней капли крови, а не доводил до такого состояния, чтобы она вытекала из моего рта.
А в тот момент… знаете, я чувствовала каждый удар по ребрам, и была настолько морально и физически задавлена им, что думала: я заслуживаю такого отношения. Я была слишком слабой и несформированной личностью, чтобы противостоять давлению и манипуляциям мужа. И я никому не пожелаю испытать хотя бы половину того, через что прошла я. Если бы я могла помочь, каждой девушке, которая попала в похожую ситуацию, я бы была счастлива и напомнила бы ей о самом важном – себя нужно любить. И позволять к себе так относиться, именно позволять – значит, предавать себя. Значит, избивать саму себя в первую очередь, но чужими руками… а точнее, ногами.
Слезы тают на пересохших губах, я уже почти перестаю ими захлебываться, но навязчивое состояние паники и ужаса не отпускает, а кажется, только нарастает, достигая кульминации, стремясь к развязке. Совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, облокотившись на поручни балкона, и перекинув, через перегородку почти половину корпуса, я с замиранием сердца смотрю вниз. Кажется, что дорога и машины с зажженными фарами так близко… они вращаются, затягивая меня в свой водоворот из манящих огней, создавая звездную воронку. Кровь неистово пульсирует в висках, возрождая в голове страшные боли.
Так хочется, чтобы это прекратилось. Так хочется… свободы. Так хочется летать, снова расправить крылья… но на моей спине только два глубоких кровоточащих шрама, которые оставил Астон, в тот момент, когда выдрал их с корнем.
