– Хорошо. Пойду спать. Честно говоря, я сам сегодня очень устал, – не знаю, стоит ли верить его словам, ведь еще три минуты назад он был готов вовлечь меня в сексуальный марафон. Но времени размышлять о быстрых переменах в его настроении нет – я бегу к Нике, надеясь на то, что девочка еще не уснула.
Когда я вхожу в комнату, Вероника вздрагивает всем телом и поднимает на меня глаза, полные ужаса. Узнав меня, доченька тут же натянуто улыбается, но меня не обманешь этой приклеенной маской.
– Тебя что-то беспокоит, милая? – осторожно спрашиваю я, мягко целуя дочь в лоб. Взбиваю ее подушку, переворачивая ее так, чтобы более прохладная сторона оказалась сверху. – Ты какая-то грустная и молчаливая в последние дни…
– Мам… – неуверенно начинает Ника, и я тут же напрягаюсь, разглядев тревогу и страх в глазах дочери. – Родители моих подруг всегда вместе. А вы с папой нет. Почему? – вновь спрашивает Ника, опуская взгляд, и устраиваясь под одеялом, прижимает к себе одного из мягких снеговиков Олафов.
– Мы не можем быть вместе, моя хорошая.
– Мам, а что это значит… точнее: когда люди целуются – это значит, что они любят друг друга? Папа целует тебя? – пытает меня Ника.
– Папа не целует меня, дорогая, потому что мы с ним не вместе.
– Значит, он тебя не любит?!
Я не сразу нахожусь с ответом, и поэтому осмелевшая Ника продолжает:
– А если папа бьет… он все равно любит?
– Что ты сказала? – осипшим голосом спрашиваю я.
– Я видела, как папа бил тебя… – прячет взгляд Ника, но это не мешает ее вопросам разрывать мое сердце.
– Нет, милая. Ты что. Папа никогда меня не бил. Ты увидела страшный сон, – уверяю ее я, утыкаясь губами в пахнущие клубничным шампунем волосики.
– Нет, не думаю, – упрямо заявляет дочь. – И папа сказал… мам… папа… он…
– Что сказал папа? – обеспокоенно заглядываю в глаза дочери, пытаясь понять, что она хочет мне рассказать. Но не может… боится.
– Я кое-что увидела, мам. Но папа сказал, что если я расскажу тебе об этом, он сделает со мной это еще раз. Ты не расскажешь ему об этом?
– Что он сделал… что ты увидела, Ника… – едва сдерживая свои эмоции, шепчу я. Боже. Что произошло?!
– Ничего не случилось, мам. Я ничего не видела, – вдруг, лицо моей дочери озаряется искренней и милой улыбкой. – Я хочу в Диснейленд! Вместе с вами. Я обещала Олафу, что приеду к нему… – наверное, и я бы и дальше продолжила пытать дочь, если бы не миссис Вудс, что возникла в дверном проеме. Няня дочери оглядела нас с ног до головы, и, покачав головой, молча поманила меня пальцем.
– Обязательно поедешь, – обещаю я Нике, прекрасно зная, что раз уж она переключилась, она мне больше ни слова не скажет. А вот миссис Вудс, кажется, есть, что мне рассказать. – Спокойной ночи, Звездочка.
– Good night, Mommy, – на английском прощается девочка, пока я со всех сторон укутываю ее теплым одеялом. Выключив свет, я выхожу из комнаты, и сразу встречаюсь взглядами с подавленной миссис Вудс, что нервно теребит рукава своего плиссированного платья.
– Добрый вечер, миссис Вудс.
– Мисс Кован, добрый вечер. Я случайно проходила мимо – хотела проверить, спит ли малышка. Видела, что вы покидали ее комнату, а как вернулись назад – не заметила. Простите, но я слышала, о чем говорит Ника и… кажется, я должна и вам кое в чем признаться. Только умоляю, не говорите Астону. Я сама уволиться хочу, хоть и тяжело расставаться с Никой. Просто… ну не могу я больше здесь работать. Не могу.
– Расскажите мне все. Спокойно, пожалуйста. Что случилось?
– Вам это не понравится, мисс Кован. Но я увидела то, что не должна была видеть… – с каждым произнесенным словом, голос миссис Вудс становится все тише и тише, словно она до конца не верит в увиденное.
У меня же такое чувство, слово мне все нутро стальной цепью замотали.
– Не тяните. Говорите. Прошу вас. Что он сделал Нике? Он ударил ее?!
– Я не видела этого… не видела, как ударил… я подглядывала через крохотную щель… это происходило в его спальне. Там был женский голос, и я видела только, как Ника сидит на полу и плачет. А потом такой звук… ремня что ли? Ох, мисс Кован. Берегите свою девочку. Она такая хорошая. Ваш муж любит ее, но то, что я увидела… кажется, он сказал: «если ты расскажешь маме, что ты видела, я сделаю это еще раз». А потом я убежала, мисс Кован. Испугалась, что он услышит мои всхлипы за дверь. Не могла сдерживать эмоций: не в силах смотреть, когда ребенок так мучается.
– Когда это было?! – непроизвольно хватаясь за волосы, шиплю я, ощущая, как начинает щипать веки.
– Четыре дня назад… вы плохо себя чувствовали и легли спать пораньше, помните? Ночь была уже. Это меня бессонница мучала. Умоляю, не говорите ничего Астону. Но я не могла не рассказать вам о том, что увидела, – я почти не слышу то, о чем меня просит миссис Вудс. Кажется, я лишь коротко киваю, и, развернувшись, бегу в сторону спальни Астона, ощущая себя амазонкой, готовой разорвать врага на части, сравнять его с землей, воткнуть в него острие копья, замахнувшись с разбегу… что угодно, бл*дь, лишь бы навсегда лишить его права общаться с моей дочерью.
Если он толкнул ее, если хоть пальцем тронул Нику… я его уничтожу. Сожру, как мать его, самка богомола.
С ноги открываю дверь в спальню Астона, но она пуста. Пнув ближайшую к себе тумбочку, я выбегаю из комнаты, направляясь к его кабинету, не сомневаясь в том, что застану его там с опустевшей бутылкой виски. Сердце будто леденеет в груди, когда начинаю подходить к злосчастной комнате, из которой… доносятся весьма понятные мне уже звуки.
Видимо, Лидия (вторая няня) специально не закрывает за собой двери: не сомневаюсь, четыре дня назад она специально оставила спальню Астона приоткрытой, чтобы я «случайно» увидела то, что лицезрею сейчас: этот, так называемый «мужчина», который еще час назад целовал мои ноги, и надел мне кольцо на палец, шипит и покрывает ругательствами эту суку, которую ритмично трахает, перекинув через подлокотник кожаного кресла. Меня тошнит, когда я вижу эту картину, и затыкаю уши, чтобы не слышать их сдерживаемые стоны и крики этой шлюхи, которая умоляет Астона дать ей больше и больше. Передо мной классическая сцена из порно, ничего не скажешь. А мне все также хочется убивать, но я стараюсь держаться за здравый смысл и не совершать опрометчивых поступков.
Уму непостижимо.
Мне плевать на то, что Астон трахает Лидию. Она явно добилась того, что хотела: девушка всегда «под рукой» и считает, что путь к сердцу мужчины лежит через горловой минет. Но то, что он толкнул Нику и угрожал ей… это уже за гранью.
Произошло то, чего я всегда боялась. И теперь я от своего не отступлюсь. Своим кольцом он подавится, и если такое вообще возможно, я бы хотела, чтобы он больше никогда не притронулся к Нике.
Я не знаю, сколько силы воли трачу на то, чтобы уйти подальше, и не устроить истерику и кровавую бойню прямо там, в долбанном кабинете Астона. Я вообще нахожусь в какой-то прострации, до конца не осознавая масштабов случившегося бедствия.
