— Цуцик! — завыла Марта. — Пупсик! Пупик!
— Да, молодо-зелено, нет у тебя серьёзного отношения к отечественной истории. Так вот, этот Пуцек… нет, все-таки не Пуцек, это собачья кличка, ну да ладно. Так вот, он был тогда совсем молодым, но уже порядочная гнида. А с виду незаметный и вёл себя тихо, не высовывался. И почему бы ему теперь не сменить фамилию и не заправлять всем телевидением? Правление возглавлять не обязательно, просто ходит в советниках. Возможно, о нем даже не все знают, а он, именно он всей кухней заправляет, как небезызвестный серый кардинал при всесильном Ришелье.
Отчаяние Марты было очевидным, голос выдал её.
— Очень подходящая ситуация, но, послушай, что мы с тобой пишем? Телесериал из современной жизни или исторический? Знаешь, кардинал Ришелье — это для меня уже слишком!
— Люблю историю, — не уступала я.
— Ну и люби сколько хочешь, но не в совместных сценариях! Нельзя же до такой степени прозрачно… А что советник, так многие догадываются, я и сама сколько раз подозревала все эти нашёптывания на ухо…
— Интересно, а на что ещё можно нашёптывать?
Опять сцепились и уклонились от темы и, лишь покончив с анатомией, смогли вернуться к делу. И пошло-поехало. Хотя вернее было бы сказать — побежало-помчалось. Уж так шло наше с Мартой сотрудничество, то через пень-колоду, то таким галопом скакало, что мы обе не успевали за развитием действия, оно значительно опережало произносимые нами слова, так что приходилось общаться с помощью столь любезных мне мысленных сокращений.
— Ну, ладно, — перевела дыхание Марта. — И на кой нам этот Пипек? Пусть даже он и настоящий, как мы его используем?
Тут брякнул мой домофон.
— Кто это? — спросила Марта.
— Понятия не имею, — на ходу ответила я, направляясь к домофону в передней и впуская кого-то в дом. — И совсем не обязательно ко мне, просто человек ошибся. Но согласись, некто похожий и числится у нас преступником. Как мы его назвали? Лукаш? Марек?
Кто-то вошёл в парадное моего дома, в домофоне я слышала стук двери. Мне и раньше часто звонили по ошибке или по делу, но не моему. Звонили гости и дети соседей, почтальоны, сотрудники домоуправления, всевозможной администрации, да просто все, кому не лень. Я никогда не задавала идиотского вопроса «Кто там?», не тратила зря времени, просто щёлкала домофоном и впускала человека.
— Ты что, у нас пока нет преступника! — возмущённо возразила Марта. — Ведь до сих пор мы делали ставку на… как это… ага, месть во имя любви. И кроме того, они оба молоды. А вот теперь я перестроилась, шантаж мне больше нравится. Он посолиднее будет.
— Ну тогда ищи Плуцека.
У моей входной двери прогремел гонг. Чертыхнувшись, я опять пошла в переднюю, уже автоматически приготовившись вежливо объяснить, что квартира номер двадцать четыре находится во флигеле и пан (или пани) напрасно пёрся (пёрлась) на четвёртый этаж. Открыла дверь и остолбенела.
Передо мной стоял мужчина моей мечты. Мужественный красавец в элегантном костюме, приблизительно моего возраста, но о-го-го! К тому же у меня за спиной тихо ойкнула Марта, женщина в самом расцвете сил и моложе меня лет на двадцать. Не блондин, темноволосый. На лице приятная улыбка.
О нет, хватит! Теперь ни за что не поддамся, появись на пороге хоть сам Аполлон Бельведерский с приятным выражением лица и в самом что ни на есть элегантном убранстве или вовсе без оного. И тем не менее, будучи особой воспитанной, я отнеслась к незнакомцу достаточно учтиво.
— Пан к кому? — вежливо поинтересовалась я.
А поскольку Марта за спиной опять не то простонала, не то прошелестела, вот её я невежливо одёрнула:
— Ну, ты чего? Он же без бороды.
— А что ему мешает бороду отрастить? — услышала я в ответ.
Поскольку мы обе вопросительно пялились на незваного гостя, тот, сделав вид, что не слышал наших реплик, тоже вежливо ответил:
— Я к пани Иоанне Хмелевской.
Скрываться я не собиралась и призналась, что это я.
— Младший инспектор полиции Цезарий Блонский, — представился красавец. — Вот моё служебное удостоверение.
На предъявленный мне документ я скосила лишь беглый взгляд, все равно никогда в жизни не видела настоящего полицейского удостоверения, так что показать могли любую липу. Кивнув, я ждала объяснений.
— Не найдётся ли у пани немного времени для беседы со мной?
— Найдётся, для полиции всегда найдётся. Продолжаю по-прежнему любить милицию, хотя теперь все чаще без взаимности. И даже невзирая на все идиотизмы, которые совершает теперешняя полиция. Входите, пожалуйста.
Войдя, он глянул на Марту и придал лицу вопросительное выражение. Марта торопливо проговорила:
— Представиться я тоже могу. А что потом? Мне уйти?
Не дав полицейскому открыть рот, я благожелательно предупредила:
— Сразу же официально заявляю — все равно все ей выложу, как только вы уйдёте. Мы близкие подруги, а в настоящее время работаем над одним сценарием телесериала, в основе которого лежит уголовное преступление. Так что то, что вы тут скажете, может оказаться для нас просто бесценным.
Болтливым его не назовёшь, факт. Младший инспектор Цезарь коротко позволительно кивнул и сел, разумеется, дождавшись, пока не сели мы с Мартой. Хорошо воспитанный молодой человек. Что я, какой молодой? А может, все же молодой? Уж больно хорош! А на лице — все та же вежливая улыбка, абсолютно ничего не выражающая.
— Пани знала некоего Константина Пташинского? — без предисловий задал он вопрос в лоб и замолчал в ожидании ответа.
С ответом я не замедлила, постаравшись скрыть лишь внутренний жар, который, к счастью, внешне ни в чем не проявился.
— Трудно сказать. Если отвечу «да», это будет лишь полуправда. С этим человеком я никогда в жизни и словом не перебросилась, но видеть его видела. И знала его как бы в двух аспектах: человек сам по себе, фамилия сама по себе.
— Будьте добры, поясните.
— Охотно. Человека я знала в лицо, встречала на бегах и слышала, что его называли Красавчиком Котей. Ни разу с ним не разговаривала, на ипподроме же бывала часто, но не всегда он мне попадался на глаза. С другой стороны, я довольно много была наслышана о преступнике Константине Пташинском, даже видела дело, заведённое на него прокурором, но не имела понятия, что это тот самый человек, Красавчик Котя с ипподрома.
— Теперь вы имеете об этом понятие. Откуда?
Чтоб ему лопнуть! От Аниты, ясное дело. Так что, заложить Аниту? Или начать изворачиваться? Давать уклончивые ответы? А может, все же лучше выложить правду? Но правда моя выглядит как-то странно. Ведь не Анита мне сказала, что Пташинский — это тот самый Красавчик, я сама сообразила. Бывают такие озарения, когда вдруг в новом свете предстанут давно известные факты и в глаза бросится связь между ними, так что соединение двух разных личностей в одну — моё собственное достижение. Могла, конечно, запросто ошибиться, но ведь не ошиблась. И уж не моя вина, что в конечном результате трупа Пташинского в «Мариотте» не оказалось.
