Задрал вверх майку, захватывая всей ладонью упругую, сочную грудь, зажимая сосок, вдавливая слегка внутрь и цепляя ногтем.
Нина вдруг отрицательно начала мотать головой, и ее пальцы в его волосах напряглись, пытаясь оторвать его от себя.
— Чтооо? — делая толчки внутри ее тела сильнее и глубже. — Тебе же нравится… ты так течешь, Ниниии, так сладко течешь мне на пальцы. Давай… покажи, как ты кончаешь, девочка.
— Нееет, — широко открывает рот, хватает воздух, толкает его в плечи. Ну как же нет, если да. Такое мокрое и пульсирующее дааа. И протолкнул в нее еще один палец, растягивая эту шелковистую узкость, заставляя закричать и изогнуться дугой назад, выставляя вверх обнаженную грудь с торчащими из-под края задранной майки сосками.
Бл***, если он ее не трахнет прямо сейчас, его разорвет на хрен. Потянулся рукой в карман штанов за презервативом. Поднес блестящий квадратик ко рту, оторвал уголок, и в ту же секунду она наотмашь ударила его по щеке. От неожиданности отшатнулся назад, а девчонка, как ошпаренная, соскочила со стола, лихорадочно одергивая майку, поправляя шорты и задыхаясь.
— Какого хера? — заорал, с яростью глядя на маленькую сучку. Она же только что стонала и чуть ли не кончала ему на пальцы, которые все еще липкие от ее соков.
— Не…не смейте… Не смейте со мной так. Я вам не шлюха.
— Совсем охренела?
Она двигалась в сторону двери.
— Я не одна из них… ваших нянек потаскушек. Или этих там… для кого вы таскаете в карманах резинки. Ясно? Я сюда работать пришла… а не с вами…
— Но ты явно была не против.
— Против.
— Да неужели?
Поднял руку с липкими пальцами.
— Возбудилась и вертелась на моих пальцах! Разве не устроилась в дом к богатому мужику и не крутила перед ним задницей? Твои сраные молитвы в просвечивающей ночнушке, твои походы из ванной и обратно в долбаном полотенце? — с каждым словом он делал к ней шаг и готов был разорвать ее от ярости и неудовлетворенной похоти. — И сейчас трясла передо мной голой задницей и сиськами. Без лифчика и трусов. Ты что думала, я, бл*дь, импотент? Или со мной можно играть в такие игры?
— Не приближайтесь ко мне! Я закричу!
Щеку саднило от ее удара, и яйца сжимало словно тисками. И снова долбаное дежавю. Как будто у него на повторе… он уже это слышал, уже видел такую же ярость в синих глазах.
«— Нееет! Я не хочу! Вы мне противны! Омерзительны! Я буду кричать! Вызову полицию! Все узнают, что вы насильник! Зачем вам такой позор?
— Мои адвокаты уделают тебя на раз-два-три, малышка. Но зачем же такие крайности? Хватит играться, бл*дь! Давай раздвигай ноги!
— Пошел к черту! Я не играюсь! Отпустииииииии
— Хочешь поиграть в такую игру? Разозлить меня? Хочешь, чтоб я тебя драл насильно? Хорошо, сука. Ты хочешь так — будет так. Я никогда не отказываю женщинам.
— Нет! Неееет!
— Да! Сучка! Да! Ты сама на это напросилась, ползая здесь и виляя своим задом! Все вы здесь такие… я заплачу. Хватит ломаться! Это входит в обслуживание номера. Можно подумать, ты об этом не знала».
Как упреком. Как ударом под дых.
— Давай. Пошла отсюда! На глаза мне не попадайся! Поняла? Ребенком занимайся! И на кухне чтоб не видел тебя! Нигде чтоб не видел!
Она выскользнула из кухни, а он в бешенстве смахнул со стола кувшин с молоком, и оно растеклось по столу.
Сучка. Она же явно его соблазняла. Она же сама вертела перед ним своей задницей и целовала его в ответ. Черт бы ее побрал. Это не повтор того же самого. Не повтор! Она другая и все по-другому!
Глава 14
Война началась. Жестокая, кровавая с потерями с обеих сторон. Только он еще ничего об этом не знает… Но знаю я. И, нанося свои первые удары, чувствую, как меня цепляет отдачей, как накрывает взрывной волной, и я уже прекрасно понимаю. Что не выйду с поля боя совершенно целой и невредимой… я унесу и свои собственные раны.
Вылетела из кухни, как ошпаренная, бежала к себе и губы трогала. Как ненормальная. Прижимала к ним пальцы, а потом терла, терла себя между ног, до невыносимости, и ревела в ванной, кончала и ревела. Впервые кончала за долгие годы с мыслями о его пальцах, с запахом на губах, со вкусом во рту. Да…стыдно признаться, стыдно даже сказать самой себе, но все эти годы я запрещала себе вспоминать, как он меня брал. По-разному там, в своем доме, где я принадлежала только ему, где была всего лишь игрушкой подонка и способом получить удовольствие, но он заставлял получать это удовольствие и меня. Заставлял корчиться в судорогах наслаждения, заставлял шептать его имя, выкрикивать, выстанывать. И я знаю, что больше ни с кем так не смогу. Знаю, потому что так и не впустила в свою постель ни одного мужчину. Я честно пыталась. Я заставляла себя попробовать стать нормальной, избавиться от ненависти и своей жертвенной зависимости от Альвареса, от своей пагубной страсти.
Но от чужих прикосновений хотелось вымыться с мылом, от чужих губ начинало тошнить и захватывать дух панической гадливостью. Я помню, что они кричали мне вслед… несостоявшиеся любовники…
— Фригидная дура!
— Лесбиянка!
— Бревноооо!
— Красивая и никакая… холодная рыба!
А мне мысленно хотелось надеть платье горничной, опуститься на четвереньки и призывно оттопырить задницу. Он сделал меня такой. Приучил к себе, выдрессировал.
И стоило ему прикоснуться ко мне, как все бастионы горели в дьявольском огне, падали и крушились.
Губы жгло от его поцелуев, они опухли и болезненно саднили, а внутри я все еще ощущала толчки его пальцев. Падение в бездну… мне дорогого стоило его остановить. Легкодоступные идиотки, которых он укладывал в свою постель пачками, быстро ему надоедали, а Нина не должна стать одноразовой девочкой. Нина должна быть надолго. Для того, чтобы причинить боль, нужно стать близкой, потому что только близкие могут вывернуть душу наизнанку. Мне мало его тела, мало его денег и карьеры. Я хочу, чтоб у него болела душа и кровоточило сердце. Как у меня все эти годы.
Слезы высохли на щеках, а краны давно закручены. Я сидела в ванной без воды и смотрела на мраморный узор кафеля. Представляла себе, как у него болят яйца и скручивает от возбуждения. Вспоминала горящие глаза, жаждущий рот, а потом, как он скривился разочарованием и лицо исказило от неожиданности. Мне понравилось. Я ощутила сладкий вкус одной из первых побед. После выплаканных слез начала нарастать эйфория… шоу запущено в эфир. И скоро я опьянею от вкуса плодов победы.
А теперь немного отрезвим сеньора Альвареса и ударим в солнечное сплетение Каролину. Ооо, для нее я приготовила изощренные, утонченные и самые чувствительные удары. Удары туда, где этой суке будет больнее всего. И, нет, это не семья… это не любовь к Альваресу… больше всего эта дрянь любила только себя и свое имя, которое тешило ее раздутое, проклятое самолюбие. Интересно, как долго она еще будет от всех скрывать, что ее не приглашают на съемки рекламы и не зовут в новые проекты? Как долго ей удастся водить за нос публику в соцсетях и удерживать СМИ? А прятать бутылку со спиртным и запивать винцом антидепрессанты? Пора прекращать ее дурацкие игры и сломить надежду.
