Как интересно… обычно женщины хотят выглядеть лучше, красивее, соблазнительней, но не она… Такое впечатление, что Нина стремится выглядеть хуже. Как будто что-то прячет. И Альваресу нужно знать, что именно она прячет под поддельной внешностью или даже личностью.
Сделать дубликат ключа не составило труда.
Какие-то полчаса, и ключ уже лежал у Альвареса в кармане. Обжигал через ткань, словно горящий уголь.
Глава 20
— Что с тобой?
Кладет голову на плечо, гладит по груди, а его передергивает, и ощущение мерзкое. Хочется обнять ее, хочется притянуть к себе, а перед глазами дом этот, расческа, очки.
— Так просто, о суде думаю.
— А что суд? Тебя оправдают. Ты разве сомневаешься?
Приподнялась и провела костяшками пальцев по его щеке.
— Думаешь?
— Уверена. Это же ты. Арманд Альварес. Звезда. Самый красивый спортсмен в мире! Самый красивый мужчина в моей жизни!
И у него сдают нервы, они просто рвутся, как натянутые до предела канаты. Он переворачивает ее на спину, нависая сверху.
— Куда ты ездила? Не к Джону… я знаю, что не к нему. Где ты была, Нина?
Смотрит прямо в душу, не моргая. Ресницы длинные подрагивают слегка, и он видит в ее глазах свое отражение. Бледный, дерганый, сожравший себя за несколько дней молчания.
— Ты следил за мной?
Упирается руками ему в плечи.
— Да… я поехал следом. Я хотел убедиться, что ты уйдешь от него… Но какая на хрен разница, если ты поехала не к нему. Что это за дом? Кто там живет?
Вырвалась из его рук, встала с постели совершенно голая, набросила на плечи тонкий халат, отошла к окну. И она уже давно не кажется Арманду угловатой, невзрачно серой мышью. Нет. Ее походка, осанка, ее безупречное тело вылеплены как будто из фарфора. Она сама грация, она изыскана, воспитана. Или он настолько на ней помешан, что не видит больше ни одного изъяна.
— Я хочу знать, где ты была?!
— А я не хочу тебе отвечать!
Заявила нагло и принялась одеваться. Вначале его как-то не задело, вначале просто смотрел, как натягивает на себя трусики, как застегивает лифчик. Хочет уйти из спальни… Ни хрена. Отмолчаться не выйдет. Не в этот раз. Встал с кровати, натянув трусы и штаны, пошел следом за ней.
— Это не ответ.
— Это ответ человеку, который решил, что имеет право следить за мной!
Схватил ее за руку, но она выскользнула, как змея. В такие моменты у него все дергалось внутри. Как будто все и есть ненастоящее, как будто он себе что-то придумал и периодически видит настоящую картину сквозь нарисованную матрицу красивой нереальности.
— Ты живешь со мной, спишь со мной… я доверил тебе своего сына!
— И что?
Вошла в свою комнату, достала дорожную сумку и принялась скидывать в нее вещи. И у него темнеет перед глазами, становится больно дышать. От одной мысли, что сейчас уйдет, бросает в холодный пот. Отобрал сумку и швырнул в сторону, сильно тряхнул ее за плечи.
— Я хочу знать, кто ты. Я хочу понять, где ты бываешь.
— Спроси!
— Я спрашивал!
— Плохо спрашивал!
Сдавил ее руки сильнее.
— Скажи мне, Нина! Что это за дом? Что ты там делала?
— Я когда-то там работала. Ребенок умер. Я ездила забрать некоторые свои вещи.
Злость, ревность и отчаяние медленно схлынули. Как будто кто-то выключал в нем ярость поэтапно. Смотрел ей в лицо, в глаза, выискивая ложь и не находил. Смотрит открыто, дерзко, с вызовом. Уверена в своей правоте.
— Почему не сказала, что поедешь за вещами?
Отпускало, и дышать становилось все легче.
«Я знал, что она не лжет… знал, что есть причина… знал, бл*!»
— Потому что не говорила о том, что работала там….
— Почему не говорила?
— Ребенок умер… это не то, что хочется рассказывать новому работодателю.
Хватка постепенно ослабла, пальцы разжались. Камень превратился в пух, и он вздохнул полной грудью, легкие раскрылись, жадно захватывая недостающий кислород. И все? А он накрутил себя, придумал всякие глупости, всякий бред. Идиот. Какой же он идиот.
— Очки… зачем тебе очки из простых стекол?
— Я прочла, что люди в очках внушают больше доверия. Что еще? В чем еще ты меня обвинишь?
От облегчения расхохотался. Громко, раскатисто. Насильно сгреб ее в объятия, она сопротивлялась, вырывалась, била его по груди, но он удержал. Сдавил, втиснул в себя так, что услышал хруст костей.
— Нина… посмотри на меня. Посмотри. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы у нас навсегда. Жениться хочу на тебе. Хочу, чтоб ты стала для Мати второй мамой… если не первой. Ты согласна? Выйдешь за меня?
Она перестала биться в его руках, замерла, упираясь лбом ему в грудь. Тяжело дышит. Он видит, как судорожно приподнимаются и опадают ее плечи.
— Нина.
Легонько встряхнул и заставил посмотреть на себя.
— Ты будешь со мной?
— Да.
Прозвучало как-то твердо, сильно, и ему этого было достаточно, он тут же накрыл ее рот своим, сминая губы, врезаясь между ними языком, обхватывая всю ее обеими руками. Вот он и сказал это. Обозначил. Никакого пути назад больше нет. Арманд хочет с ней навсегда. Закончится суд, и они поженятся. Он впервые сделает то, что хочет сам. Не для пиара, не для денег. А для себя.
* * *
— Я требую снять все обвинения с моего подзащитного, Ваша Честь!
Это должен был быть конец. Прямо сейчас и в эту секунду… Альварес взглянул на Мануэля, который самоуверенно смотрел на судью, поискал глазами Нину, но не увидел. Зато увидел Каролину, она делала ему какие-то знаки руками, но Арманд раздраженно повел плечами и отвернулся. Жена ему больше не интересна. Даже ее попытки помешать разводу не вызывают никаких эмоций, кроме раздражения и желания побыстрее от нее избавиться. Бракоразводным процессом занимался лучший друг Мануэля.
Они встретились в небольшом французском ресторанчике, и Тобиас Манческо, итальянец по отцу и латинос по матери, положил перед Альваресом сразу три документа.
— Она у нас в руках целиком и полностью. Это анализ на наркотические вещества в крови, и он положительный. Это выписка из медицинской карты — около пяти абортов, посещения психиатра, тяжелые психотропные препараты для выхода из депрессии, наркологическая клиника в подростковом возрасте.
— И?
— Мальчик будет отдан под вашу опеку. Каролина не хочет огласки своих подвигов.
