Я сосала мятный леденец. Какая гадость.
– Мы могли бы сделать нечто большее, нечто по-настоящему позитивное. Наверняка есть способ изменить жизнь пингвинов к лучшему.
Элли запихнула в рот жвачку.
– Наверно. Что ты задумала?
Держу пари, Дэвид Аттенборо никогда такого не делал
Когда я ткнула Элли в бок, было ещё темно.
– Готова? – спросила я.
– Абсолютно, – ответила она, правда, не слишком убедительно.
Мы неслышно спустились по лестнице в кухню. В моей старой школьной сумке лежали папины инструменты. Я сунула ноги в мамины резиновые сапоги в цветочек, хотя они и были мне великоваты.
В некотором смысле я взяла с собой в эту вылазку обоих родителей, и всё равно от страха у меня тряслись поджилки.
Для нашей экспедиции требовалась маленькая прогулочная коляска Сида, но она была похоронена под грудой разного барахла в прихожей. Стоило Элли поднять бадминтонные ракетки, как по полу тотчас со стуком раскатились мраморные шарики.
Мы замерли. В маминой комнате скрипнула дверь. Я затаила дыхание. Между тем мама вышла на площадку и направилась в ванную. Нам было слышно, как она моет руки, затем, даже не взглянув вниз, вернулась в спальню и закрыла за собой дверь.
Уфф! Пронесло.
На этот раз Элли потянула коляску. Я же вытащила из груды вещей одеяла и положила их на пол, чтобы если что-то и упадёт на пол, то не грохотало.
На улице путь нам освещала луна. Я неплохо вижу в темноте, но Элли безнадёжна. Шагая следом за мной, она была вынуждена всё время следить за светоотражающей полоской на маминых резиновых сапогах, чтобы понять, куда ей ставить ноги. В лунном свете было видно, что тропинка вся в кочках и колдобинах и гораздо длиннее, чем мы рассчитывали, а отстойная коляска Сидни весила целую тонну.
Когда мы достигли окраины города, над морем уже виднелся слабый проблеск зарождающейся зари.
– Это рассвет? – спросила Элли.
– Похоже на то.
– Никогда не видела рассвета, – сказала она. – Это так красиво!
Меня всегда поражало, какая ерунда приводила Элли в восторг.
Белые стены зоопарка как будто слегка светились, но всё остальное было зернисто-чёрно-белым.
Я подошла к главным воротам.
– Почему ты остановилась? – прошипела за моей спиной Элли. – Мне страшно, Скарлет. Что, если нас кто-то увидит?
– Не бери в голову, всё будет хорошо, – ответила я. Эх, как бы хотелось самой в это поверить!
Слева от нас виднелось административное здание, с сигнализацией и блестящими стеклянными дверями, а вот дверь для посетителей – это просто ворота и большой замок.
Я достала из сумки папины отмычки и принялась за замок.
– Что ты делаешь? – снова прошипела Элли.
– Пытаюсь открыть замок. Иначе как, по-твоему, мы попадём внутрь?
Я просунула в замок самую длинную отмычку. Безрезультатно.
– А что ты делаешь сейчас?
– Всё ещё пытаюсь открыть замок.
Я перепробовала все до единой отмычки и даже бампинг-ключ, и, наконец, длинную штуковину с крючком на конце из другого отделения мешочка.
Щёлк.
– Ура! Готово! Вход свободен.
Увы, я ошиблась. Потому что хотя мы и прошли через ворота, я совершенно забыла про турникеты внутри. Они настроены так, чтобы выпускать людей, а внутрь пропускать только за фунтовую монетку, я же не захватила с собой ни одной монеты. Я с минуту разглядывала турникеты. Там не было никакого замка, а значит, их не взломать. Пролезть же под ними было невозможно.
– И что теперь? – спросила Элли, примериваясь к турникету. Тот доходил ей почти до подбородка. Упёршись одной рукой о турникет, я перепрыгнула через него. Элли осталась стоять на той стороне, с коляской, не зная, что делать.
– Перепрыгивай, – сказала я.
– Не могу, Скарлет, тут слишком высоко.
– Придётся, другого способа нет – я не могу их открыть.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Мне было слышно, как шуршит ветровка Элли.
– Давай, Элли, попробуй.
– Уфф, – ответила она. – Я нашла в кармане фунт.
Элли вставила монетку в турникет. Створки тотчас распахнулись, пропуская её, и она, подняв коляску над головой, шагнула внутрь.
– И что теперь? – спросила она.
* * *
Ранним утром в зоопарке жутковато. Звери мечутся в клетках и рычат, птицы щебечут и ухают. Было слишком темно, чтобы их как следует разглядеть, поэтому мы могли только догадываться о том, что происходит вокруг. Чтобы попасть в остальную часть зоопарка, нам нужно было пройти через тёмный-претёмный туннель. Вдоль его стен выстроились клетки, и мне было слышно, как за решётками мечутся животные.
– Уууууууууу, – провыл кто-то слева от нас.
– Ой! – пискнула Элли.
В следующий миг раздался душераздирающий вопль, как будто кричал банши.
– Обезьяна? – спросила Элли дрожащим голосом.
– Хо-хо-хо, – хохотнуло что-то большое и тёмное, прыгающее около решётки. Причем так стремительно, что меня даже обдало ветерком.
Мы крадучись двинулись через темноту. Я ничего не видела, хотя от напряжения мои глазные яблоки были готовы выскочить из орбит. Впрочем, в моём распоряжении оставались слух и обоняние. Запах был резкий и бил в нос: запах мочи и звериных какашек, зловонное дыхание животных.
А ещё там было жарко. Когда мы, наконец, оказались в основной части зоопарка, воздух показался прохладным и свежим.
– Ух ты! – воскликнула Элли.
– Ух ты! – согласилась я.
Мы покатили коляску мимо спящей панды, затем мимо фламинго, которые были заняты тем, что им положено делать по утрам, пока, наконец, не добрались до Дома бабочек. Там было темно, хоть выколи глаз.
– Иди первой, – сказала Элли.
И я, распахнув занавес, не глядя, пробежала мимо спящих бабочек, ползающих лягушек и каких-то гибких усиков, которые цеплялись за моё лицо.
– Фу! – сказала Элли позади меня. – Что-то обвилось вокруг моей шеи.
Впрочем, другой конец Дома бабочек был уже близко. Мы уже почти шагнули на свежий воздух, когда внезапно мне сделалось дурно.
Великий побег
