– Откуда ты знаешь? Вдруг он не имел к этому никакого отношения? – огрызнулась я, разрушая пирамиду из плюшевых мишек.
– Тогда зачем ему было хранить эту вырезку? – парировала Элли. – Зачем хранить вырезки об успехах других людей? Например, мой папа вырезает из газет только те заметки, которые касаются нас.
Я пожала плечами. Всё это, скорее, похоже на сказку, чем на реальную жизнь. Я провела пальцами по билетикам на паром. Вот они из реальной жизни.
– И ещё, – добавила Элли. – «Документы, похищенные в прошлом месяце из портфеля министра внутренних дел, были обнаружены в одном из офисов Уайтхолла. Хотя правительственные источники пытаются преуменьшить значимость документов, считается, что они крайне важны для национальной безопасности. Представитель правительства отказался от комментариев, когда его спросили о том, каким образом они были найдены в офисе Уайтхолла».
– Ну, хорошо, мой папа украл их обратно, – сказала я. – Нам это уже хорошо известно от твоего папы.
– Да, но это доказательство. Доказательство того, что он поступал хорошо; что он делал это ради страны и не ради личной выгоды.
– И что дальше?
Когда вы лжете, куда смотрят ваши глаза?
Я не могла избавиться от какого-то гнетущего чувства. Я продолжала листать альбом, выискивая новые факты о папе. Мне хотелось, чтобы он написал что-нибудь личное, что-нибудь для меня. Но этот альбом был исключительно о нём самом.
Насколько я могла судить, в альбоме не было ничего такого, что нужно было бы хранить в тайне, поэтому когда мама вернулась, я отнесла его вниз и положила на безупречно-чистый стол дяди Дерека.
– Ой, Скарлет, я никогда не видела его раньше! Как здорово. Откуда он у тебя? – удивилась мама, листая страницы. Она посмеялась над счётом из ресторана, потёрла пальцами чек за носки, как будто это могло приблизить её к папе. Когда она подняла глаза, в них застыли слёзы. – Где ты это взяла, Скарлет?
Я как-то не подумала о том, что мне могут задать такой вопрос.
Я повернулась к Элли. Увы, та ничем не смогла мне помочь. Лишь посмотрела на меня и молча пожала плечами.
И тут на меня снизошло вдохновение:
– Он был с отцовскими инструментами, его принёс тот адвокат.
Я затаила дыхание. Что ещё она спросит?
– Тогда почему ты не показала его мне? Почему ничего не сказала?
Элли толкнула меня локтем в бок.
– Я… наверно… Я забыла.
Мама и дядя Дерек оторвали глаза от альбома и уставились на меня. Когда лжёшь, глаза обычно смотрят влево – поэтому я заставила себя смотреть вправо. Мне очень хотелось надеяться, что это было не слишком заметно.
В гостиной воцарилось эпическое молчание. Даже муха на окне перестала жужжать, чтобы послушать.
– Не поверю, что ты могла забыть нечто подобное, – сказала мама. – Здесь собрана память о твоём отце.
Не зная, что ей на это ответить, я пролепетала:
– Наверно, на меня что-то нашло.
– Ой, ты только взгляни, – сказала мама. – Одна из тюремных открыток. – Она посмотрела на фото спасательной шлюпки в Демпмуте. Открытка была адресована в тюрьму «Уормвуд Скрабс». – Раньше я представляла, как какой-нибудь чиновник забирает их из тюрьмы, засовывает в авиаконверт и отправляет твоему отцу.
– Почему? – спросила я.
– Потому что таким образом мы поддерживали связь, обменивались письмами. За неимением лучшего. Без этих открыток я вообще не могла с ним связаться.
– Понятно… – пробормотала я, чувствуя, как глаза дяди Дерека как будто прожигают мне макушку.
Не иначе как он вспомнил тот разговор, когда он сказал нам, что мой папа шпион, и теперь пытается понять, что именно я тогда знала, а что – нет. Предполагаю, что в эти мгновения он выглядел как полицейский в штатском, занятый раскрытием преступления, но я не осмелилась поднять глаза.
Элли кашлянула и принялась старательно гладить Гудини, как будто от этого зависела её жизнь.
– Хм, – сказала мама, переворачивая страницу. – Ой, я помню это, – добавила она, указывая на статью об изумруде «Федора». И документы. Они оказались аж в Берлине, насколько я помню.
– Посмотри вон там, – сказал дядя Дерек, указывая на страницу ближе к концу альбома.
У него сделалось странное выражение лица. Возможно, потому, что он думает, что я лгу, а возможно, потому, что папа впервые действительно рядом с нами, а дяде Дереку это, конечно, не нравится.
– На что мне смотреть? – спросила мама.
– «Клуб детских праздников «Лунный свет» получил анонимный подарок в пятьсот тысяч фунтов… бла-бла… представитель… бла-бла… нам неизвестно. Откуда они поступили… кто-то оставил деньги на пороге».
Мама нахмурила брови и подняла глаза на дядю Дерека, но тот продолжал перелистывать альбом.
– И вот эта маленькая заметка «…мистер Юстас Голден, герой войны, восьмидесяти девяти лет, теперь может и дальше спокойно жить в своём доме. Анонимный спонсор обеспечил финансовое будущее улицы, выделив средства на необходимые ремонтные работы для всех домов… бла-бла… на пороге наличными».
– Что? – разинула рот Элли.
– А вот здесь… – начал дядя Дерек.
Но мама перебила его.
– «…Счастливые ёжики», заповедник диких животных в Эксмуре, которому грозит закрытие, получил в дар двести пятьдесят тысяч фунтов, что позволило провести реконструкцию и расширить существующие помещения… бла-бла… чемодан на пороге».
– Провалиться мне на этом месте! – воскликнул дядя Дерек, протягивая руку в холодильник за миской нарезанной моркови. – Чемодан! Это же надо!
– Ты хочешь сказать, что отец Скарлет раздавал деньги? – спросила Элли.
Мама кивнула. Сомневаюсь, что она могла открыть рот и не расплакаться, но у дяди Дерека таких проблем не было.
– Именно так оно и было, – ответил он. – Все эти бриллианты, вся эта секретность! Он просто продавал бриллианты и раздавал деньги. Неудивительно, что их никогда не нашли – их просто не было, после того как он… он… – Было видно, что дядя Дерек никак не может заставить себя произнести слово «умер».
– Он не просто раздавал деньги, он отдавал их на благие дела, – сказала Элли, заглядывая в альбом через мамино плечо.
– Именно. Какое благородство! – дядя Дерек покачал головой и сунул в рот морковку. – Таким человеком можно только восхищаться, учитывая, каким ужасным способом он собирал деньги на благотворительность. Я, например, собрал пятьсот фунтов стерлингов на марафонах. Это тяжёлая работа, но по сравнению с этим – просто любительская лига.
