Так странно размышлять над собственной смертью. Я выяснила, что не испытывала страха перед смертью. Только перед тем, что больше не буду жить.
…перед тем, что подведу всех.
…и перед прощанием.
Я вдохнула полной грудью. Выбора у меня так или иначе не было.
Нам не победить Тристана. Не на его условиях. Я не говорю, что сдамся без боя. Определенно нет. До самого конца я буду пытаться его остановить. Не важно, как придется за это заплатить.
Мне оставалось лишь решить, как…
Смогу ли я жить, зная, что все школьники и учителя лицея погибнут из-за меня? Это была бы мимолетная победа высокой ценой. Рано или поздно Тристан найдет способ или рычаг давления, чтобы получить от меня то, чего он хотел. И тогда все опять окажется напрасным. Так же, как смерть Пиппо была напрасной, потому что мы подумали, что надо уничтожить кровь Танатоса, невзирая на все риски.
Но смогу ли я умереть, зная, что сделала возможным пробуждение Мары? Смогу ли пойти на такую сделку, осознавая, что она вместе с тем означала смерть Люциана?
«Тебе решать», – сказал он мне тогда, не думая ни секунды. В его глазах не было ни страха, ни сомнений. Да, он никогда не бежал от сражений. Однако на этот раз Тристан не оставит ему ни малейшего шанса на сражение…
– Смотри не сгори, девочка! – буркнул каркающий голос. Открыв глаза, я обнаружила седую шевелюру Марека. Сейчас он надел джинсы и клетчатую рубашку, как у лесоруба. Вылитый дальнобойщик. Или, точнее, переодевшийся в дальнобойщика Санта-Клаус.
– Не думала, что ты еще здесь, – тихо сказала я. В разразившемся хаосе никто бы и не заметил, если бы он смылся.
Праймус хмыкнул, как будто я была наивным ребенком, который не в состоянии понять общую картину.
– Без своих призм я никуда не уйду.
Охнув, Марек присел рядом со мной на бортик фонтана. Восстановительные работы после звонка Тристана были приостановлены, но внутренний двор к тому моменту уже выглядел почти как прежде.
– Я попрошу Люциана вернуть их тебе, – спонтанно решила я. Все вот-вот изменится, и преступления Марека перед Лигой явно теряли какое бы то ни было значение перед лицом того, что грядет.
Кустистые брови чудаковатого праймуса взмыли вверх, когда он ошарашенно взглянул на меня.
– Тристан крепко схватил тебя за шкирку, да?
Я чуть не расхохоталась, так потрясающе точно он описал мое положение.
– Можно и так сказать.
– Он мне не нравится, – проворчал Марек, говоря скорее сам с собой, чем обращаясь ко мне. – Он совсем не уважает старые ценности.
– Некоторые и обо мне так говорят.
– Некоторые? У некоторых, несмотря на прожитые столетия, до сих пор мозгов, как у кочерыжки… – фыркнул он. – Я тебе вот что скажу, девочка. Мне не понравилось то, чего я тут наслушался. И если хочешь мой совет: пока эта Мара не умрет, все это дерьмо никогда не закончится.
Сложив руки над толстым животом, он сделал такое лицо, словно только что прочитал воскресную проповедь. Во вторник.
Он был прав, вот только…
– Не все так просто.
Марек отреагировал на мое возражение возмущенным сопением, которое быстро перешло в кашель.
– Вот уж не думал, что у тебя тоже кочерыжка! – нагрубил он мне, когда снова смог вдохнуть. – Вы все ломаете свои милые головки над абсолютно неправильными вещами.
Больше не удостоив меня взглядом, демон выпрямился, встал и размял ноги.
– Ты хотела пищу для размышлений. Ну так держи: пока Мара не очнется, никто не может ее убить.
Он пошел по направлению к дому, а я, разинув рот, пялилась ему вслед.
«Так просто…»
Я вскочила и, обгоняя Марека, понеслась внутрь. Идея, которая начинала зарождаться у меня в голове, была рискованной. Но именно поэтому она и могла сработать. Когда я распахнула двери в свежеотремонтированную библиотеку, все удивленно вскинули на меня глаза. К Белу, Люциану, Тоби и Гидеону успели присоединиться Элиас, Райан и Викториус. Не считая их, за столом сидела черноволосая женщина, имеющая такой вид, будто ее только что выдернули с концерта готической музыки. От нее пахло орхидеями в лунном свете. Фиона. Я обрадовалась, увидев демоницу живой, тем более что с учетом данного обстоятельства мой план стал еще конструктивнее.
– Я это сделаю, – уверенно объявила я.
Викториус отодвинул свой стул и подошел ко мне с вымученной улыбкой.
– Цыпленочек… твоя мученическая жертва весьма похвальна, но…
– Я не собираюсь жертвовать собой, – перебила его я.
– Но? – спросил Гидеон. Тон его голоса был жестким, лицо лишено всякого выражения. Теперь в нем ничего не осталось от того ранимого парня, которого сломила смерть отца. Моя душа обливалась кровью, когда я видела его таким.
Одной причиной больше провернуть этот номер.
– Мы покончим с этим раз и навсегда, убив Мару.
Реакция была… сдержанной. Кажется, даже Люциана не убедило мое рвение.
Элиас прочистил горло.
– Единственные, кто мог бы это сделать, – это ты и мой брат. А если вторая печать будет сломана, по плану Тристана ты к тому времени должна будешь уже умереть, а Люциан будет близок к этому, следовательно…
Я раздраженно всплеснула руками.
– За этим столом собрались такие изворотливые умы и столько силы. Вы уж точно сможете придумать какой-нибудь способ, чтобы я не умерла от обескровливания. Что-то вроде фитнес-заклинания, волшебных таблеток с лошадиной дозой железа или что-нибудь типа того…
– Кроме того, тебе понадобится ациам, – сказал Гидеон. – Который почти невозможно спрятать от Тристана.
– Своей совместной иллюзией Бел и Люциан обманули весь Верховный Совет. А потому обычный кинжал для них не должен стать проблемой. Кинжал и портал-призма…
Бел помассировал переносицу с таким видом, словно охотнее всего запер бы меня в палате для буйнопомешанных, чтобы все остальные могли спокойно продолжить изобретать план.
– Даже если ты останешься в живых, Ари, ты будешь слаба, как младенец.
– Мара тоже, – напомнила я ему. – Вы же знаете, как выглядел Кинтана, когда выбрался из Тихого омута.
Теперь в голосе Бела прибавилось резкости:
– Тристан учтет нечто в этом духе и глаз с тебя не спустит.
– Именно на это я рассчитываю.
– Лаааадненько, мой запутавшийся беленький зайчонок… – Викториус приобнял меня за плечи и попытался разрядить обстановку наигранным смехом. – Я сдаюсь. И не думаю, что хоть кто-нибудь в этой комнате понимает, к чему ты клонишь, деточка.
И он указал на растерянные лица сидящих за столом, молча сигнализируя, что мне пора бы завязывать нести чушь.
