– Я, – произнесла я, изобразив поклон, – конец, который тебе напророчили.
Дожидаться ее реакции я не стала – через свои ациамы я проникла в ее сущность и воспламенила ее.
Мощные потоки энергии, протекающие там, поневоле катапультировали меня в ее разум. Я барахталась в бездонно-черной невесомости. Вообще-то, тут должны были быть тысячи огоньков: ее клятвы, отмеченные и связи. Но в случае Мары была лишь тьма. Пустота. Ничего. Единственное, что я воспринимала, были ее шок и страх.
«Ты бессмертное пламя…» – ахнула она.
Я ее проигнорировала, так как меня волновал один вопрос: как мне уничтожить что-то, чего не существовало. А затем во мне пробудился прагматик. Мысленно пожав плечами, я подожгла саму темноту. Кто сказал, что тени огнеупорны?!
Мара втянула в себя воздух, когда по ее подсознанию вдруг пронеслась стена огня, все дальше оттесняя черноту.
Но чем быстрее она отходила от первоначального потрясения, тем большее сопротивление мне оказывала. Это была борьба света и тени, причем обе стороны, кажется, были одинаково сильны.
Краем глаза я заметила нечто яркое среди клубящегося небытия энергии Мары. Я уже догадывалась, что именно я сейчас нашла: сущности Фионы и убитых членов Совета. Тьма осела на них, как маслянистая смола, и впитала в себя. Ну вот, пожалуйста. С этим я уже знала, что делать. Направив туда свое пламя, я постепенно освобождала сущности, не по праву присвоенные Марой. Потеряв их, королева ведьм вскрикнула. Она ослабевала. Я еще сильнее отбросила темноту. В какой-то момент до меня дошел запах паленого мяса, и я поняла, что кожа Мары тоже начала гореть.
Я ее остановлю. Исправлю свои ошибки. Спасу Люциана. Сегодня на рассвете я и мечтать не смела о большем.
«Закончи это! – услышала я крики Мары. Голос ее источал ненависть. – Убей ее! Убей ее, сын мой!»
Слишком поздно я осознала, что Мара обращалась не ко мне. В воздухе почувствовался аромат костра и снега. Мне на шею легла рука. А потом я ощутила, как холодный металл вошел мне между ребер, глубоко пронзая мое тело.
Дыхание сбилось. Понимание вышвырнуло меня из разума Мары. Он вернулся.
– Мне так жаль, – пробормотал мне на ухо Тристан.
В его голосе было сожаление.
Он рывком выдернул из меня клинок, только чтобы еще раз вонзить его мне в бок.
Я чувствовала, как из меня утекало тепло.
Меня затрясло.
Руки Тристана крепко держали меня, словно я для него что-то значила. Сладкая ложь…
И несмотря ни на что, я была благодарна, что была не одна – потому что знала – на сей раз это… окончательно.
Сквозь слезы отчаяния я видела обуглившееся тело Мары, лежащее на камнях.
Она осталась жива. Она восстанавливалась.
«Все напрасно…»
Она поползла к Люциану. Ее тени больше не в состоянии были его удерживать. Но он все равно был без сознания. Ациам до сих пор торчал у него в груди. Подпаленные голосовые связки королевы ведьм заскрипели:
– …нужна… сила…
Тристан сжал меня крепче. Он второй раз вытащил ациам из моего тела.
Я поняла, почему он так сделал…
Так быстрее. Это было для меня подарком. Так он хотел избавить меня от участи в свои последние секунды наблюдать за смертью Люциана. Подарок, который наполнил меня бесконечной грустью. В этом незначительном поступке я увидела человека, которым Тристан мог бы стать. Таким я и хотела сохранить его в своей памяти. Не тем монстром, которого сотворил из него Танатос – он из всех нас их сотворил.
Люциан, Тристан и я. Трагическая тройка. Проклятые на то, чтобы уничтожить друг друга. И в самом конце… ни один не получит того, чего так страстно желал.
И тем не менее все мы заплатили наивысшую цену.
Мара почти дотянулась до Люциана. Я закашлялась, узнала вкус крови на языке, почувствовала, как она стекала по моему подбородку.
Сейчас оставалось сделать лишь одно.
– Моя душа… теперь твоя… Люциан.
Глава 28
Мир в огне
Это было иначе, чем несколько раз в прошлом, когда я связывала свою душу.
Был ли в этом виноват Танатос, когда силой заставил меня отдать ему душу или когда мы были на Тихом омуте, я не могла сказать. Но на этот раз все было более… красиво… трогательно… чисто…
Сквозь меня лились теплый свет и ощущение настоящего покоя. Мое умирающее тело стало таким несущественным на эту вечную секунду.
«Что… ты делаешь, малышка?» – услышала я голос любви всей своей жизни. Низкий, сонный, нежный и медом пролившийся на мои чувства.
Я с пугающей ясностью осознала, что Люциан переживал то же тихое блаженство, что и я. Невзирая на расстояние, я чувствовала, как исцелялись его тело, сила и дух. Моя душа затрепетала. Она его узнала.
Люциан стал сильнее, очнулся и неожиданно пришел в ярость.
Кто-то закричал, когда метка отданной души проявилась у меня на шее. Руки, которые меня поддерживали, вдруг разжались. Я рухнула…
– Исцели ее! – завизжала темная ночь. В этом крике сквозил смертельный страх. – Он не может заполучить ее душу!
Я падала…
– Слишком поздно, – негромко прошептали огонь и снег.
Я падала…
Моя голова ударилась о камни. Да. Было слишком поздно. Я ощутила, как у меня замедлилось сердцебиение.
Вдохнуть.
Надо мной сверкал великолепный ледяной купол в ярких оттенках голубого.
Зазвенела сталь.
Летний шторм против глубокой ночи.
Выдохнуть.
Одна.
У меня закончились остатки смелости.
Я не хотела умирать.
Мои мысли неизбежно закрутились вокруг лучшей подруги.
Вдохнуть.
Я больше не смогу сказать Лиззи, что я так ее люблю…
…что она не должна разучиться улыбаться.
…что ей нельзя сдаваться.
Кто же тогда запретит Гидеону винить себя в моей смерти?
Гидеон… брат, о котором я мечтала. Мне бы так хотелось еще раз сказать ему, что он не за все в ответе… и уж точно не за мое упрямство.
Мне уже не хватало его утешающих объятий.
Выдохнуть.
Я буду скучать по тому, как Райан называл меня «Моррисон»…
…больше никогда не увижу, как Джимми своим ботанизмом доведет его до белого каления.
…не смогу быть рядом со своими друзьями, чтобы оплакать гибель Аарона.
И как же мне будет недоставать цветастых прозвищ Викториуса… и его проницательности…
