— Из паспортного бюро. Так было быстрее.
Ну и девичья фамилия. Мямля… Мы оперативно нашли людей…
— Черт бы побрал такую оперативность…
Но если штампы настоящие, значит, районом поиска остаётся Мокотов, это уже лучше, чем искать по всей стране. Послушай, но из этих подделок-переделок следует только одно: покойница хотела притвориться Барбарой Борковской, журналисткой.
— Плохо притворялась. Где место работы?
Должен быть штамп об увольнении из прокуратуры!
— Места работы нет никакого. Погоди-ка, но у нас есть прежний адрес прописки, специалисты прочитали замазанное: Северная Прага, улица Полеская… Сейчас туда кто-нибудь поедет.., нет, не сейчас — завтра! — со снимком покойницы.
Ещё есть возможность, что… Хотя времена не те.
Роберт вопросительно смотрел на начальника. Бежан снова вздохнул.
— Ну, чтобы захватить себе права на квартиру. Когда-то такие мошенничества случались.
К тебе в квартиру лезет чужой человек, ты вызываешь милицию, а тут — фигушки, человек прописан в той же квартире, что и ты. Такая неразбериха получалась для милиции, для суда, вообще для всех. Но уже не в наше время, конечно.
— Тогда зачем покойнице такие трюки?..
Тут поступила радостная весть, что отпечатки пальчиков покойницы действительно есть в картотеке. Один раз её арестовали, ещё несовершеннолетней, четырнадцать лет назад, по причине того, что оказалась на месте преступления: взлом продовольственного магазина. Владелица отпечатков пальцев звалась Бальбина Фелиция Борковская, а никакая не Барбара. Имена родителей такие-то, дата и место рождения, проживает на Полеской улице…
— Завтра ты мне из-под земли выроешь это дело о взломе, — распорядился Бежан. — Пока что я вижу во всем этом одно утешение: убитая Борковская по фамилии Борковская существовала на самом деле. И можно нащупать дорожку, которая нас к ней приведёт. Снимки нам пришлют только завтра утром, поэтому пока я согласен отправиться домой.
К следующему полудню кое-что прояснилось.
На улице Полеской никто Бальбины Борковской не узнал и никто ничего о ней не слышал, кроме одной крайне склеротичной старушки, которая вспомнила времена двенадцатилетней давности, и то лишь потому, что люто ненавидела свою соседку, соседка уже бог весть сколько времени как съехала, старушка не смогла даже вспомнить её фамилию, да и вообще сомневалась, в каком именно доме та жила. Но зато прекрасно помнила, что гнусная соседка сдавала комнаты жильцам и страшно за их счёт обогащалась. И девка эта у неё тоже проживала, соседка ещё говорила, что прописала её, но все враньё. А девка-то наглая такая, бедную женщину обзывала старой каргой и ведьмой. И каждую ночь всякие бандюки молодые к ней приходили, а ещё они кота загрызли, и не правда это, что собака кота загрызла, собака нервная была, сама всех кошек боялась…
Старые домишки уже пропали с лица земли, превратившись в новые виллы или многоэтажные башни, и ни одна душа, кроме склеротичной старушки, наглой девки знать не знала. В архивах паспортного отдела царил чудовищный хаос, с огромным трудом удалось выяснить, что Бальбина Борковская выписалась по неизвестному адресу.
Дело о взломе продовольственного магазина, выкопанное из архива в рекордно короткие сроки, поведало, что юная Бальбина Борковская личного участия в налёте не принимала, даже старалась удержать своего жениха, Клеменса Сивуху по кличке Рамон. Этот самый Рамон, главарь преступной группы, мотал на нарах свою четвёртую пятилетку. С невестой он порвал сразу после неудачного ограбления, утверждая, что она его сглазила.
— Кто-то получил её в наследство от Рамона, — заметил Бежан, читая материалы дела. — Фамилии у нас есть, надо послать людей…
— Сейчас? — тревожно переспросил Гурский.
— Сейчас. Лети мухой и все устраивай. Вот тебе список…
Бюро переписи населения сообщило, что Бальбина Фелиция Борковская, дочь Чеслава и Хелены, родившаяся и так далее, прописана на Полеской улице, и никаких изменений на этот счёт не зарегистрировано. Возможно, новые сведения ещё не ввели в компьютер.
У Бежана от разочарования даже в глазах потемнело, но оптимизма он не утратил, и правильно сделал. Через два часа на него свалились хорошие новости.
Во-первых, оперативники с фотографиями отрапортовали, что данную личность узнали во многих местах, поскольку фигура была очень колоритная, время от времени она тако-ое устраивала, причём каждая её выходка запоминалась надолго. Когда-то вроде была прокурором, потом — журналисткой, а вообще довольно вульгарная особа. Внешне привлекательная, но на самом деле патологическая скандалистка и крикунья. Представлялась она как Барбара Борковская, всегда дебоширила под своей фамилией, поэтому не оставалось никаких сомнений насчёт того, кто она такая.
Во-вторых, оперативники мгновенно отыскали наследника жениха. Ныне уже взрослый и весьма талантливый автомеханик много лет назад вырвался из компании шпаны и с большим энтузиазмом принялся вытаскивать из преступной трясины Фелю. Вроде как уже и вытянул, однако Феля через два года по преступной трясине соскучилась и сама выбрала себе обожателя, фраера и дурака, но с квартирой, подаренной родителями;
Он её даже прописал у себя, только неизвестно где, потому что адреса этого типа никто из старых корешей Фели не знал, а механик из гордости даже не спрашивал.
— Почему «Феля»? — спросил Гурский. — Ведь Бальбина же! Сколько же у неё, черт побери, имён?
— По данным переписи населения — два, — напомнил Бежан, уже наизусть выучивший отчёты оперативников. — Бальбина Фелиция. Может, она ими по очереди пользовалась.
— Ага, нужное подчеркнуть…
— Ас этим механиком.., как его там? Антоний Возняк? Надо будет ещё поговорить с ним.
В-третьих, самое странное, что, связавшись с фраером и дураком, эта Борковская продолжала учиться и даже доковыляла до шестого класса.
Ещё шесть лет — и сдала бы экзамен на аттестат зрелости, она ведь не такой уж тупой была, просто ленивой. Глупая девчонка, жадная до развлечений. Эти сведения сообщила пани учительница, у которой Бальбина-Феля раз в месяц сдавала какие-то экзамены. Пани учительница попалась оперативникам совершенно случайно, по иронии судьбы — когда покупала газеты в киоске. Киоскёрша, много лет назад выступавшая в качестве свидетеля обвинения в деле о взломе магазина, Борковской на фотографии не узнала, зато пани учительница только взглянула — и сразу вспомнила одну из самых трудных своих учениц.
— Смесь дурости и смекалки, лени и энергичности, не правдоподобно легкомысленная, — рассказывала учительница оперативнику, и в голосе её звучала тень давней досады. — Она меня так бесила, что и сказать не могу. Нет, не знаю, где она живёт, и что с ней сталось, тоже не знаю, но что касается друзей… По-моему, у неё была подружка, потому что на экзамен она несколько раз приходила с какой-то девушкой. Нет, никаких примет девушки я не помню, у меня только сложилось впечатление, что блондинка, чуть пониже Фелиции и более хрупкая. К сожалению, это все.
