Наконец, в-третьих (и это самое главное!), Костя Чуев принял участие в праздничном параде на Красной площади. Ранним утром 7 ноября три его «тридцатьчетвёрки» торжественно прошли перед Мавзолеем, где на трибуне стояли товарищ Сталин и члены Политбюро. Такое не забудется никогда!
После парада Костины «тридцатьчетвёрки» вернулись в родную часть – дальше бить врага. Четвёртую танковую бригаду по личному распоряжению Сталина включили в 16-ю армию генерал-лейтенанта Рокоссовского (Западный фронт) и поставили на шоссе Волоколамск – Москва: нужно срочно прикрыть очень важное (и весьма танкоопасное!) направление. Новый рубеж обороны проходил теперь через Моисеевку, Ченцы, Большое Никольское, Тетерино и разъезд Дубосеково. Вместе с катуковцами плечом к плечу сражались воины 316-й дивизии генерала Панфилова и конники Льва Доватора.
Линия обороны, правда, получилась довольно жидкой, а передовые позиции – очень растянутыми: на каждый стрелковый батальон вышло по пять-шесть километров… Столько, сколько полагалось на целый полк (и то – много). В тылу же резервов почти не было, поэтому и надёжной глубины позиций не получилось: развернулись, по сути, в один эшелон. Но что делать? Больше сил не было.
На защиту любимой столицы бросили буквально всё, что удалось наскрести: курсантов-артиллеристов (вместе с преподавателями и учебными орудиями), ополченцев-добровольцев, зенитчиков (с их слабыми 25-мм пушечками), временно переведя их в противотанкисты. Главные надежды, конечно, возлагались на бронетехнику: она должна отразить немецкий стальной удар. И танкисты не подвели, выполнили свою задачу достойно – сражались умело и мужественно.
Что, к сожалению, нельзя было сказать о некоторых стрелковых частях: там дело с боеспособностью подчас обстояло совсем плохо. Фронтовые стрелковые полки и дивизии понесли серьёзные потери, а призывники не имели никакого боевого опыта. Не было ни времени, ни людей как следует их подготовить. Молодые бойцы, особенно из Средней Азии, откровенно боялись громкой канонады и внезапных артиллерийских обстрелов.
Но ещё больше – налётов немецкой авиации: при виде «Юнкерсов» они падали на землю, закрывали головы руками и начинали шептать молитвы, вместо того чтобы искать укрытия и прятаться. При появлении же панцеров вообще всё бросали и бежали куда глаза глядят. Возникала паника, позиции оставлялись без всякого приказа.
Маршевые роты, состоящие из таких вот бойцов, шли к передовой крайне медленно, неохотно, приходилось их подгонять чуть ли не пинками. Если кого-то из них случайно задевало пулей или осколком, то остальные сбивались вокруг в кучу и принимались громко причитать. И снова молиться. А затем всеми правдами и неправдами старались как можно скорее убраться дальше от передовой – куда-нибудь в тыл. Одного раненого (даже легко!) тащили в госпиталь вшестером, а то и ввосьмером.
И вот с такими необстрелянными, неопытными, неумелыми бойцами советским командирам приходилось сражаться с хорошо подготовленными, уверенными в себе немцами, имеющими не только основательный военный опыт, но и соответствующий настрой: как можно скорее дойти до Москвы и с победой завершить Восточную кампанию. Чтобы к Рождеству (в крайнем случае – к Новому году) вернуться домой к жене и детям. Или к давно заждавшейся невесте.
К счастью, в 4-й танковой бригаде таких проблем не было, все экипажи и мотострелки уже прошли огненное крещение под Мценском (а кто-то, как, например, Костя Чуев, ещё раньше – в июне-июле 1941-го), уже дрались с гитлеровцами и прекрасно знали, как их следует бить. И оставаться при этом живыми.
Наибольшее беспокойство у командования 16-й армией вызывала ситуация у Скирманова. Гитлеровцы в конце октября – начале ноября захватили село и создали довольно существенную угрозу для советских частей. Образовался опасный выступ, откуда немецкие танки могли нанести быстрый и болезненный удар не только по 16-армии, но и по всем тыловым частям Западного фронта. Панцергренадёры генерал-полковника Эриха Гёпнера (4-я танковая группа) получили реальный шанс дойти даже до самой Москвы, до которой им оставалось всего ничего – по сути, два-три дневных перехода. К тому же немецкая артиллерия, стоявшая на Скирмановских высотах, ежедневно обстреливала дороги, по которым шло снабжение 16-й армии. Что делало задачу ликвидации плацдарма ещё более актуальной.
Следовало во что бы то ни стало убрать эту угрозу и срезать опасный выступ. Но с первого раза выбить гитлеровцев не удалось: 10-я панцерная дивизия генерала Фишера отразила все попытки советской 18-й стрелковой дивизии с ходу взять Скирманово. По правде говоря, шансов у полковника Чернышёва на успех было очень мало: гитлеровцы, понимая значение Скирмановских высот, засели прочно, укрепились основательно. Врыли в землю панцеры, превратив их, по сути, в броневые ДОТы (только на одной высоте 260,4 таких было пять штук), сельские улицы и переулки перекрыли баррикадами, а избы, амбары, сараи, бани и даже курятники превратили в ДЗОТы. На окраинах же установили противотанковые пушки и миномётные батареи. Ну и, само собой, приготовили блиндажи, пулемётные гнезда, траншеи, ходы сообщений. Причём сделано всё это было на совесть, как и полагается в Вермахте – орднунг!
И ещё позиции у гитлеровцев были на редкость удачные: на высоких холмах, откуда отлично просматривались и простреливались все подходы. Для обороны подготовили даже деревенское кладбище – тоже натыкали в нём огневых точек. Скирманово защищали тридцать пять броневых машин 7-го танкового полка майора Рудольфа Герхарда и мотопехотный батальон 86-го пехотного полка, а в соседнем Козлове стояли наготове ещё десять резервных панцеров и одна пехотная рота.
Немецкие солдаты понимали, что только от них самих зависит, будут ли они зимовать в тёплых московских квартирах или же останутся мёрзнуть в холодных блиндажах и ледяных окопах в чистом поле, а потому были настроены решительно. Генерал-майор Фишер со своей стороны сделал всё возможное и даже невозможное, чтобы отстоять село – при любых условиях! Пусть хоть целая армия на него попрёт!
И вначале успех ему сопутствовал: разрозненные и, прямо скажем, не слишком организованные наскоки 18-й дивизии полковника Чернышёва он отбил довольно легко. Тем более что основу дивизии составляли московские ополченцы, не имевшие, по сути своей, вообще никакой военной подготовки. И рабочие батальоны, понеся большие потери, вынужденно откатились назад…
Генерал-лейтенант Рокоссовский, правильно оценив обстановку, решил создать для штурма Скирманова особую группу, куда, помимо танкистов Катукова, включил мотострелков, конников 50-й кавалерийской дивизии генерала Плиева и броневые машины 27-й и 28-й танковых бригад. Но главный удар, с фронта, наносили именно катуковцы. Именно им предстояло уничтожить немецкие танки, защищавшие Скирманово, подавить пулемёты, миномёты, артиллерию и ворваться в село.
Дальше в дело должны были вступить мотострелки: они очистят село от остатков немецкого гарнизона и займут высоты. К сожалению, броневых сил у бригады было не так много, на ходу всего семнадцать боевых машин: два тяжёлых КВ, девять средних Т-34 и шесть лёгких «бэтэшек». Остальные танки были или безвозвратно потеряны, или ещё находились в ремонте.
