Вальтер очень надеялся, что штурм села закончится до сумерек: тогда он и его подчинённые будут спать под тёплыми крышами, а не в палатке возле танка, как все последние дни. Провести ещё одну ночь на этом жутком морозе… Однако метель не унималась, что сводило шансы на нормальную ночёвку к нулю. Но как раз в это время по рации пришёл приказ – вперёд, на штурм! Начальство решило воспользоваться непогодой, чтобы нанести по селу внезапный удар. Метель прикроет панцеры, позволит максимально близко подойти к русским и ворваться в село с ходу. Большевики ведь тоже устали, вымотаны многодневными боями, наверняка в такую метель сидят по избам, отдыхают, приходят в себя после недавних сражений. Значит, не так уже бдительны, как раньше. А нам лишь бы ворваться в Селиваново, завязать бой! Тогда успех обеспечен – перевес на нашей, немецкой, стороне: двенадцать панцеров и почти двести пехотинцев против неполного батальона русских. Этого вполне хватит, чтобы взять село.
Итак, приказ был отдан, и гауптман Мензель повёл свои панцеры в атаку – по центру, как и было велено. Вальтер Штосс ждал своей очереди на лесной просеке – чтобы в нужный момент нанести решающий удар по русским с тыла.
* * *
Машины Мензеля наступали на Селиваново двумя эшелонами: впереди – шесть Pz.III, за ними – четыре Pz.II. Группа Штосса тоже пошла вперёд – стала постепенно приближаться к селу. Но медленно, осторожно: снежные заносы и крайняя узость лесной дороги не позволяли идти с привычной скоростью. Да и снег всё валил, бил прямо в глаза, мешал, ослеплял.
Экипажам гауптмана Мензеля было намного легче – его машины двигались прямо через поле. Снега нанесло немало, но «тройки» худо-бедно преодолевали заносы и сугробы, а за ними уже почти легко шли «двойки». Затем ехали грузовики с орудиями на прицепах – артиллерийская поддержка, в кузовах, тесно прижавшись друг к другу, сидели орудийные расчёты и пехотинцы.
Панцергренадёры хорошо уже видели крестьянские избы на окраине села, низкие сараи, бани, покосившиеся заборы. Ещё несколько минут, и они ворвутся в Селиваново. И ничто уже их не остановит! Русские пока молчали, не встречали привычным огнём, и это несколько настораживало.
Каждый думал: «А вдруг большевики приготовили нам какой-нибудь сюрприз? Скажем, артиллерийскую засаду?»
Гауптман Мензель на всякий случай приказал внимательно смотреть по сторонам: не стоят ли где противотанковые пушки, не спрятаны ли они за теми вон оградами или низкими сараями? Но потом решил, что ему, очевидно, просто везёт – удалось застать русских врасплох, они не ждали его атаки. Привыкли, что в метель немецкие танки не воюют. А может, у них просто не осталось пушек или же мало снарядов к ним – вот и берегут до последнего. Тоже весьма вероятно, учитывая длительность и ожесточённость последних сражений.
Но вот навстречу немецким машинам выполз русский танк. Один. Возник прямо из ниоткуда – просто из снежной круговерти. Огромный, с лобастой башней и грозно нацеленным орудием. Гауптман Мензель мгновенно узнал его: тяжёлый советский «Клим Ворошилов». Да, очень серьёзный противник! Русский танк был выкрашен в белый цвет – этим и объяснялось, что его не заметили и подпустили так близко. Надо срочно исправить ошибку…
«Бронебойный!» – скомандовал Отто Мензель. Его «тройка» замерла на секунду, орудие гулко бабахнуло, 50-мм болванка полетела в русского гиганта. Удар! Снаряд скользнул по скуле лобастой башни, но не пробил броню, а скользнул, срикошетил, ушёл в снег – с россыпью огненных искр и раскалённым, злобным шипением.
«Ворошилов» бабахнул в ответ и тоже попал. Но его попытка оказалась более удачной – снаряд снёс башню Pz.III, стоявшего справа от Мензеля. После этого русский гигант сразу же сдал назад, растворился в белой мгле. «Вперёд, за ним!» – передал приказ гауптман. Пять оставшихся «троек» продолжили атаку.
Но где же противник? Ветер бил прямо в лицо, ослеплял, не давал как следует оценить обстановку. Впрочем, КВ сам вскоре появился – но уже немного левее. Снова гулкий выстрел – и ещё один Pz.III замер на месте: бронебойный снаряд пробил немецкую сталь, вспыхнуло пламя. Немецкие танкисты в горящих комбинезонах полезли наружу, стали с криками кататься по снегу, пытаясь сбить огонь. Затем ещё один выстрел, и зачадила следующая «тройка».
Немецкие машины, разумеется, стреляли в ответ, но не могли поразить «белого призрака» – как про себя окрестили русского монстра. Болванки со звоном били по толстой «шкуре» «Ворошилова», оставляли на ней чёрные рваные полосы, возможно, где-то пробивали броню, однако «снежный» танк продолжал жить и драться. После каждого выстрела он ненадолго отходил назад, в метель, прятался, чтобы сбить панцергренадёров с толку, а затем вновь появлялся. И опять выстрел, и почти всегда – в цель.
Пришла очередь и Отто Мензеля – по его «тройке» ударило так, что двое его танкистов были сразу ранены, а его самого на какое-то время оглушило. Внутри башни тут же запахло горелым, откуда-то снизу потянуло угарным дымом. «Покинуть машину!» – приказал всем Отто и полез через башенный люк. За ним – заряжающий и наводчик. Потом втроём они вытащили из панцера своих раненых, поволокли прочь от горящей машины.
Тащить было тяжело – снег плотный, глубокий, да и ветер усилился, бросал в лицо злые, колючие ледяные снежинки. Они царапали кожу, слепили, не давали нормально дышать. Едва отволокли своих на приличное расстояние, как танк взорвался – из открытого башенного люка вырвался высокий столб чёрно-рыжего пламени, затем машина чуть приподнялась над землёй и через мгновение с ужасным стальным стоном и грохотом упала обратно. Ударилась о мёрзлую землю и буквально развалилась на части. На глазах гауптмана Мензеля выступили слёзы – но не от колючих снежинок: он прощался со своей машиной, с которой прошёл не одну сотню огненных километров. И вынес столько… Это было как расставание с верным другом.
Однако бой всё ещё продолжался. Оставшаяся «тройка» фельдфебеля Финге благоразумно предпочла не соваться к русскому великану, а бить издалека: маневрировала, уходила в метель, уклонялась от прямой дуэли. Четыре «двойки» тоже стреляли по «Ворошилову», но их 20-мм снаряды никакого вреда причинить ему не могли – только гулко стучали по броне. По этой же причине оказался неэффективным и огонь Pak.35/36 – «колотушки» пробить советскую сталь тоже не могли. Их отцепили от грузовиков, развернули, открыли стрельбу – но без результата. Через некоторое время стало понятно, что уничтожить «белого гиганта» не удастся: он отходил, прятался, потом снова появлялся. И стрелял, стрелял…
Гауптман Мензель, утопая в снегу, добрался-таки до одной из своих «двоек», влез на броню и приказал передать общий приказ – отходим к лесу. Панцеры, глухо ревя моторами, стали пятиться назад, на исходные позиции. За ними, быстро свернув позиции, отступили и артиллеристы.
А им в спину, подгоняя, всё дул ледяной ветер – уходите скорее! И где-то в этой слепой метели неподвижно стоял КВ, грозно наблюдая за тем, как отходят панцергренадёры. Готовый в любую минуту, если понадобится, снова вступить в бой. Он являл собой само олицетворение русского воина, храброго, упрямого, непобедимого. И готового умереть, но не отступить.
