Сегодня Япония атаковала американские и британские территории.
* * *
Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера
7 декабря 1941 года (воскресенье),
169-й день войны
События этого дня опять ужасающи и постыдны. Главком превратился в простого письмоносца. Фюрер, не замечая его, сам сносится с командующими группами армий. Самым ужасным является то, что ОКВ не понимает состояния наших войск и занимается латанием дыр, вместо того чтобы принимать принципиальные стратегические решения. Одним из решений такого рода должен быть приказ на отход войск группы армий «Центр» на рубеж Руза, Осташков.
8 декабря 1941 года, 170-й день войны
…На фронте группы армий «Центр» противник оказывает сильное давление на 2-ю армию. Фронт этой армии, занятый слабыми силами, в ряде мест прорван вновь прибывшими кавалерийскими дивизиями противника (двумя дивизиями). Гудериан, по-видимому, приводит в порядок свои войска. Противник по железной дороге и походным порядком подбрасывает войска против восточного фланга группы Гудериана. Положение здесь очень тяжёлое.
Противнику удалось осуществить глубокий прорыв на фронте 3-й танковой группы. 4-я танковая группа принимает участок 3-й танковой группы. В районе восточнее Калинина противник также прорвал наш фронт. На фронте группы армий «Север» относительно спокойно.
Наши войска эвакуировали Тихвин.
Глава восемнадцатая
После неудачного штурма Селиванова 10-я панцерная дивизия генерал-лейтенанта Фишера получила приказ закрепиться на достигнутых рубежах. Дальше наступать на Москву не с кем и не на чем: нет ни людей, ни техники, ни артиллерии. Седьмой танковый полк майора Герхарда также остановился и стал ждать указаний – где и как зимовать. Всем было понятно, что провести ближайшие месяцы в русской столице не удастся. Ну ни при каких обстоятельствах!
Панцергренадёры гауптмана Мензеля и остатки батальона Вальтера Штосса заняли полуразрушенную деревеньку Прошки недалеко от Крюкова и решили обосноваться пока там – до получения новых распоряжений из штаба. Собрали всех своих раненых, контуженных и разместили в большом сарае (всего – более семидесяти человек). На всех один батальонный врач и пара фельдшеров, из медикаментов же почти ничего, даже бинтов не хватает. Но если отправить их сейчас в тыловой госпиталь – не доедут, замёрзнут по дороге (мороз страшный!), надо ждать потепления.
Погибших и умерших от ран складывали на снег за сараем, хоронить как положено не было ни сил, ни возможности – взрывчатки нет, а без неё могилы не вырыть.
Через пару дней панцеры Отто Мензеля отправили в другое место, и Вальтер Штосс опять остался за главного. Но уже без танков: последнюю «двойку» пришлось отдать гауптману – его ждали серьёзные и напряжённые бои. Сильная контузия всё ещё сказывалась, и Вальтер ходил с трудом, пошатываясь. Ужасно болела голова, тошнило, и ещё постоянно ныли выбитые передние зубы. В подчинении у него осталось около ста двадцати человек: его собственные «безлошадные» панцергренадёры, сапёры и пехотинцы обер-фельдфебеля Бролля. И с этими силами он должен был защищать примерно три километра передовой – именно столько было до ближайшей деревни, где стояла соседняя пехотная рота. А между ними – практически чистое поле. И опять же – никакой связи. Протянуть обычную линию не получилось – провода всё время резали русские партизаны и диверсанты, а рация «уехала» вместе с последней «двойкой». Хорошо, что в батальоне имелась еда – доставили на конных повозках, а то бы совсем дело плохо было. Правда, в основном чёрный мёрзлый картофель и твёрдый, как камень, хлеб. И запивать всё это надо было пустым кипятком – даже без куска сахара.
Деревенька, где стоял батальон Штосса, оказалась пустой, все жители давно уже убежали и где-то попрятались, не осталось даже собак. И не было, само собой, никакой дворовой живности – ни курс, ни уток, ни свиней, ни коз. Разнообразить скудный обеденный рацион, таким образом, оказалось нечем. Так что по три раза в день ели одно и то же: сладковатую варёную картошку и чёрствый хлеб. Что делать, другого-то ничего нет!
Зато в переполненных избах солдат безжалостно жрали голодные клопы: эти мерзкие насекомые без всякого стеснения – даже днём! – гуляли по одежде, забирались под нижнее белье и кусали, кусали… И это помимо давно ставших привычными и почти родными вшей! На многочисленных рыжих тараканов и мышей внимания просто не обращали – не опасны и слава богу!
Солдаты и младшие командиры, включая самого Штосса, находились в постоянном нервном напряжении – из-за неясности ситуации. Время идёт, а чёткого указания, что делать и где зимовать, нет. По идее, их давно уже должны были отвести назад, в какой-нибудь город или хотя бы большое село, разместить по крестьянским домам, дать возможность отдохнуть, выспаться, помыться, привести себя в порядок. Но нет, всё никак не отводили. Где же им тогда и как проводить зиму? Неужели в этих жутких клоповниках? Спать ещё несколько месяцев прямо в одежде и на голом полу, яростно чесаться, давить мерзких вшей… И не помоешься никак – бань в деревне не осталось, все были разрушены или же сожжены.
К тому же батальон стоял прямо на виду у русских – вон они, совсем близко, всего в нескольких километрах. Если захотят, выбьют их из этой вшивой (во всех смыслах) деревеньки в два счета, обороняться нечем. И негде. Против советских танков – лишь ручные гранаты, пулемёты и винтовки, даже мин нет. И окопы с блиндажами нормальные не выроешь – без тола замёрзшую землю не возьмёшь. В общем, куда ни посмотри – всюду плохо.
Обер-фельдфебель Бролль каждый день с опаской смотрел на едва видимые в сизой морозной дымке русские позиции, тяжело вздыхал: «Ох, не дай бог полезут. Да ещё со своими танками!»
И накаркал-таки! Серым, пасмурным утром 7 декабря немецкие дозорные истошно завопили: «Танки! Танки!» Вальтер выскочил из избы (хорошо, что был уже полностью одет), посмотрел в бинокль: точно, идут!
Около десяти советских машин, поднимая снежную пыль, наступали на деревню. Вальтер приказал развернуть оборону на окраине и срочно грузить раненых в телеги (накануне поздно вечером как раз прибыл конный обоз с боеприпасами). Ящики с патронами и гранатами просто скинули на землю, а раненых начали укладывать. Кто мог – пошёл сам, держась за края телег.
Но вскоре возникла паника – пехотинцы побежали за уходящим обозом (все хотели спастись). Пришлось тогда обер-фельдфебелю Броллю достать свой пистолет и доходчиво объяснить, что он сделает с теми, кто не будет его слушаться и побежит из деревни. Тяжёлые кулаки и грозный вид Гельмута помогли навести порядок: солдаты вернулись на свои места. Вальтер Штосс кивком поблагодарил верного обер-фельдфебеля: «Надо продержаться хотя бы до тех пор, пока повозки с ранеными не скроются из вида». Бролль понимающе кивнул.
В это время советские танки начали издалека обстреливать деревню. Несколько снарядов подожгли избы – и опять возникла паника. Теперь и самому Штоссу пришлось приводить людей в чувство. Благо, ему помогали в этом панцергренадёры – удерживали солдат на месте.
