Наконец удалось организовать некое подобие обороны: пехотинцы рассыпались по деревне, спрятались за изгородями, приготовились к бою. В трёх местах поставили пулемёты – отсечь от танков советских стрелков. Ждали, когда подойдут ближе.
Повозки с ранеными выехали на заснеженную просеку и стали постепенно удаляться, забирая ближе к лесу (скорее бы спрятаться!), но тут советские танкисты заметили их и открыли огонь. Красно-белые фонтаны начали вставать слева и справа от повозок, калечить лошадей. Несколько точных попаданий – и тащить телеги оказалось некому, почти все лошадки перебиты. А русские танки уже вышли на поле, чтобы догнать обоз. Что тогда будет с ранеными – понятно. На них даже тратить патроны не придётся – достаточно просто пройтись гусеницами.
Вальтер Штосс выругался: это сломало весь план обороны! Нельзя позволить русским танкам раздавить раненых! С одной стороны, он должен защищать деревню, но с другой… Если не вмешается сейчас, то через пять-десять минут будет уже поздно – от повозок ничего не останется. И по ледяной дороге потечёт горячая кровь. Убежать никому не удастся, да и некуда – вокруг чистое поле! Людей просто превратят в мясной фарш…
– Отступаем! – крикнул Штосс и побежал к повозкам.
За ним понеслись пехотинцы обер-фельдфебеля Бролля, подгонять никого не пришлось, все и так хотели как можно быстрее убраться из деревни. Быть раздавленным русским танком… Б-р-р-р! Добежали до повозок, и Штосс приказал: «Выпрягайте лошадей!»
Солдаты мгновенно выпрягли убитых коняшек, отволокли их в сторону, сами взялись за оглобли. И потащили. Конечно, это было не так быстро, как с лошадьми, но всё же. Русские танки почему-то преследовать их не стали, повернули к деревне. Очевидно, решили не рисковать и довольствоваться малым. Как говорится, лучше синица в руках. Кто знает, что там дальше будет, за лесом? Вдруг их ждёт артиллерийская засада или же они столкнутся с панцерами? И растеряют всё сегодняшнее преимущество: атака захлебнётся, придётся отходить и начинать всё сначала. А тут успех очевиден: деревня взята, противник бежит, победа полная. И пленных удалось взять – тех, кто из-за ранения или по болезни не смог идти быстро, отстал и в конце концов решил поднять руки. Это же по любому лучше, чем упасть без сил и замёрзнуть в снегах.
Красноармейцы с удивлением смотрели на пленных солдат: грязные, вшивые, немытые, небритые, дрожат от холода (или от страха?), многие к тому же с обморожениями, глухо, надрывно кашляют. Лица бледные, осунувшиеся, чёрные круги под глазами. На ногах – рваные валенки, а на головах под пилотками – женские платки и шали. Под шинелями и кителями – вязаные кофты, фуфайки, а то и просто – наволочки, полотенца или ещё какие-нибудь домашние тряпки. И эти люди – лучшие (как не раз говорили) солдаты в Европе? Победители, перед которыми склонили головы почти все западные страны? И они хотели нас завоевать? Куда там! Как говорится, кишка тонка! Пришли за победой, а сейчас молят о пощаде, боятся, что расстреляют на месте. Но мы же не звери – допросим и отправим куда следует, в лагерь для военнопленных, где им самое место. А потом – на стройки, пусть восстанавливают наше народное хозяйство, возводят новые дома, поднимают города и сёла.
* * *
Фельдмаршалу фон Боку предстояло принять сложное решение: на какой рубеж отвести армии? Стало очевидно: русские перешли в широкое наступление, и остановить его вряд ли удастся. Если даже лучшие немецкие танковые дивизии, 1-я и 7-я, уже находились в весьма плачевном состоянии, то что же говорить о других? В 6-й панцерной, к примеру, осталось всего две с половиной тысячи человек, утрачена практически вся бронетехника, в 14-й моторизованной – два боеспособных батальона. Долгие напряжённые бои вымотали солдат до предела – физически и психологически. Пора честно себе сказать: наступление на Москву окончательно провалилось, надо переходить к глубокой обороне. И где-то отступить, чтобы спрямить линию фронта и получить более удобные позиции.
Самое опасное положение сложилось на левом фланге группы армий, под Калинином, где прорвались сразу две русские армии. Они уже почти полностью разгромили 162-ю пехотную дивизию и глубоко вклинились в оборону 9-й армии. А под городом Клином тыловики, боясь прорыва советских танков, по сути, сами бежали в панике, не оказав вообще никакого сопротивления. На правом же фланге группы армий советские дивизии прорвали фронт 34-го корпуса и грозили его полностью окружить.
Да, кое-что уже было им сделано: подчинил 3-ю танковую группу Георга Рейнгардта 4-й группе генерал-полковника Эриха Гёпнера. И дал им обеим разрешение отступить на отсечный рубеж, но этого всё же мало. Если не принять каких-нибудь срочных радикальных мер, обе танковые группы в конце концов развалятся. К тому же амбициозные, честолюбивые генералы Гёпнер и Рейнгардт всё никак не могли наладить общение, и их сложные взаимоотношения отнюдь не способствовали общим действиям. Они только жаловались друг на друга и выясняли, кто из них главнее.
А надо ещё отвести 2-ю танковую армию Гудериана дальше от Тулы! «Быстроходный» (когда-то!) Гейнц больше не думал о победных рывках и смелых вклинениях, лишь горько жаловался: «У меня не осталось ни дивизий, ни полков, есть только вооружённые шайки, которые медленно бредут назад…» Его армия разваливалась на части. И никакой поддержки от пехоты!
«Танковый» генерал Рейнгардт откровенно говорил: «На немецких солдат уже нельзя рассчитывать, я сам видел, как они поодиночке или группами отходили от линии фронта, и у всех был глубоко безразличный, безучастный вид. О том, чтобы защититься от налётов русской авиации, они даже не думали, просто молча брели по дороге. Убитых не хоронили, лишь оттаскивали на край дороги… И никому до них не было дела! Это просто ужасно! Я не могу сказать, когда снова восстановится прежняя дисциплина, а с ней – и наша линия фронта».
Чтобы задержать большевиков, необходимо было оборудовать позиции на рубеже Курск, Орёл, Медынь, Гжатск, Ржев, Волжское водохранилище, тогда армии смогут там закрепиться и выровнять линию фронта. Но где взять для этого людей? Ни один командующий не выделит ни батальона, ни роты, ни даже взвода, ведь это означало бы ещё больше ухудшить его положение. Хотя, казалось бы, куда уж хуже! И так на некоторых направлениях зияли огромные дыры – в двадцать-тридцать километров! Русским достаточно было ввести в них кавалерию или танковые части – и всё, разгром обеспечен. И заткнуть их было нечем – последние немецкие резервы уже выбраны: 221-я охранная дивизия и 1-я бригада СС переброшены в полосу действий 2-й армии, полицейские батальоны использованы для ликвидации прорыва в районе Лихвина. В добавок ко всему – вечная нехватка горючего, из-за чего отступающим частям приходилось бросать тяжёлую артиллерию. Её просто не на чем было вывозить, тягачи и тракторы – все в ремонте. Обещанные же Гитлером свежие дивизии из Франции появятся не ранее середины-конца декабря, когда кризис станет практически необратимым. И Франц Гальдер ускорить этот процесс не может: вопрос о перемещении находится в компетенции самого фюрера, который не желает нарушать свои планы на 1942 год относительно наступления в Северной Африке.
Хотя, если разобраться, то виноват в нынешнем плачевном состоянии войск именно он, фюрер: был до такой степени уверен в успехе блицкрига, что отверг всякую возможность ведения боевых действий в зимних условиях. И Вермахт не готовился к ним. Вот вам и результат! До сегодняшнего дня – а это начало декабря! – не все солдаты и офицеры получили зимние вещи, у многих нет шерстяных носков, байкового белья, шапок, рукавиц, тёплых шинелей. Одеты кто во что горазд, смотреть стыдно! Это уже не доблестные германские солдаты, а какое-то позорное сборище мародёров!
