Уже в первые месяцы своей работы в отделе Ковальски обнаружил, что никакого свертывания уголовных преследований за преступления против гражданских прав меньшинств нет и в помине. Останься он пламенным либералом-профессором, он мог бы предположить, что участие в таких уголовных процессах было дымовой завесой, которую администрация республиканцев использовала для отступления в вопросах политических и социальных прав чернокожих, таких как обеспечение равных возможностей при приеме в учебные заведения и на работу. Но сейчас он просто радовался тому, что может решительно и настойчиво выполнять задачи, связанные с его новой работой.
Ковальски сразу же понял, насколько забюрократизирован процесс решений федерального правительства о запуске расследования уголовных дел и насколько осмотрительно надо себя вести, чтобы добиваться успехов. Каждый год отдел получал более тысячи просьб об оказании помощи изо всех уголков Америки. Но Министерство юстиции соглашалось заняться менее чем сотней таких дел, каждое из которых касалось тяжких обвинений в нарушении гражданских прав. Ковальски тщательно проверял значительную часть этих поступающих в отдел обращений и давал по ним рекомендации своему начальству.
Именно он возглавлял сторону обвинения в деле Джозефа Пола Фрэнклина, члена Соединенных Кланов Америки и нациста, который был предан суду за убийство на парковке в Форт-Уэйне, штат Индиана, президента Национальной городской лиги Вернона Джордана-младшего. В августе 1982 года присяжные признали Фрэнклина невиновным. Это едва ли можно было счесть благоприятным началом карьеры Ковальски в федеральном правительстве, и подобный провал сделал бы многих юристов весьма и весьма осторожными в выборе дел.
Линчевание чернокожего, казалось бы, должно было бы непременно привлечь внимание Министерства юстиции, и по нему должно было бы начаться расследование, но в 1981 году убийство чернокожего на расовой почве само по себе не являлось федеральным преступлением и подпадало под юрисдикцию штата. Так что надо было доказать, что убийца или убийцы также имели умысел нарушить конституционные права своей жертвы.
Никто в управлении полиции Мобила не желал говорить о том, что убийство Майкла Дональда было совершено по расовым соображениям и что были нарушены его гражданские права. В данных обстоятельствах у Министерства юстиции не было никаких юридических полномочий совать нос в это дело. Поэтому-то Ковальски и держал досье с материалами по этому убийству в задней части ящика, где у него хранились подобные дела. Однако он тоже был настолько возмущен и шокирован этим случаем линчевания, что так и не оформил бумаг, необходимых для окончательного отказа Министерства юстиции браться за его расследование.
Когда Томас Фигерс позвонил ему в первый раз, пытаясь заручиться помощью, страстное желание помощника федерального прокурора добиться правосудия в деле об этом убийстве оказало на юриста Министерства юстиции сильное впечатление. Этот звонок стал еще одной вехой на пути, который привел его к решению убедить свое начальство: это дело имеет достаточно хорошую судебную перспективу, чтобы взяться за его расследование.
После того как Министерство юстиции завело дело, Ковальски в сотрудничестве с Фигерсом и Сешнсом начал работу над тем, чтобы заставить ФБР вновь открыть следствие. ФБР всегда ревниво отстаивало свои полномочия, и там не любили, когда министерство, вышестоящий орган, указывало. ФБР приходилось регулярно работать в связке с органами полиции городов и штатов, и поэтому Бюро не горело желанием грубо вмешиваться в сугубо местные дела, ибо такое вмешательство было бы равносильно утверждению, что местные правоохранители недостаточно хорошо делают свою работу.
В конце 1982 года, когда ФБР наконец нехотя согласилось вновь открыть дело, работающие в нем хитроумные бюрократы просто упаковали папки со старыми материалами расследования полиции Мобила и переслали их в Министерство юстиции. Теперь Ковальски и Фигерс смогли прочесть протоколы допросов Бенни и Генри Хейсов, а также других членов местных Клаверн, из которых с очевидностью следовало, что необходимо продолжить допросы. Основным подозреваемым в этом деле должен был стать Клан, и надо увеличить объем следственной работы.
Ковальски был убежден, что в деле была допущена вопиющая несправедливость. И видел возможность исправить эту несправедливость или хотя бы сорвать завесу тайны с нераскрытого убийства. Возможно, им с Фигерсом придется доставить кое-кому огорчение и задеть самолюбие немалого количества людей, но он дал себе честное слово, что, когда они вновь обратятся к ФБР, сделают это, уже представив конкретные запросы. И Ковальски с Фигерсом подготовили и направили в ФБР весьма подробное ходатайство, которое включало в себя перечень лиц для допросов.
***
В январе 1983 года специальный агент ФБР Джеймс Бодмен сидел в офисе ФБР в центре Мобила, пытаясь напустить на себя занятой вид, когда к его столу подошел его босс, главный специальный агент Моррис Стэкс, и сказал:
– Управление федерального прокурора США в Мобиле хочет, чтобы ФБР продолжило расследование убийства Майкла Дональда. Заниматься этим делом я поручаю тебе.
– Чего именно ты от меня ждешь, на что рассчитываешь? – спросил Бодмен. Убийство было совершено почти два года назад, и это дело считалось висяком. – Мы уже допросили всех по два раза.
– Бери дело и работай, – ответил Стэкс. – Просто раскрой его, и все. Что бы тебе ни пришлось для этого делать, делай.
До ухода в отставку Бодмену оставалось несколько лет, и ему хотелось доработать до пенсии, занимаясь бумажной работой и не берясь больше ни за какие важные дела. Он вырос в Миссисипи, в сельской глубинке. Его отец, сельский почтальон, был владельцем единственного радиоприемника в округе, и когда на боксерский ринг выходил великий черный боксер-тяжеловес Джо Льюис, к их дому из всех окрестных мест съезжались на своих запряженных мулами повозках черные издольщики
[17] и сидели вокруг дома, слушая комментатора: отец выставлял приемник на крыльцо в таких случаях.
В начале 1960-х годов Бюро отправило Бодмена в его родной штат Миссисипи, где он создал себе репутацию, борясь с Кланом. Словно созданный для работы оперативника, он умел располагать к себе людей, не навязывая им при разговоре своих суждений, что помогало ему усыплять бдительность и побуждать к тому, чтобы они сами поверяли свои секреты. Однако когда чуял, что ему лгут, умел вселить в человека страх, давая понять, что с ним будет, если тот не скажет правды.
Так Бодмену, который сам про себя говорил, что он из «миссисипских работяг», было поручено работать с помощником федерального прокурора Томасом Фигерсом. Когда они встретились в первый раз, Бодмен посмотрел Фигерсу прямо в глаза и сказал:
– За каким чертом вы хотите вновь открыть эту банку, полную червей?
В этом был весь Бодмен. Ему было начхать, черный Фигерс, белый или вообще светло-зеленый – он напрямик говорил именно то, что думал.
Фигерс привык иметь дело с такими белыми людьми, которые не знали, как им себя вести в его обществе, что выражалось либо в гипертрофированной вежливости, либо в панибратстве, от которого несло фальшью. Бодмен же вел себя с Фигерсом точно так же, как с любым другим.
