Теперь Бодмен получил желаемое, и он совсем не желал рисковать расстроить Ноулза попытками заставить наговорить еще больше.
– Послушай, Тигр, – сказал он, – у тебя есть только один выбор. Федералы могут спасти твою жизнь. Но тебе надо действовать быстро.
Бодмену даже в голову не пришло арестовать Ноулза. Уиддон посмотрел, как его клиент уходит, и сказал, что хочет поговорить с Бодменом сам. И они поехали в находящуюся на полуострове круглосуточную закусочную сети «Ваффл-Хаус».
– Тигр никогда не говорил мне, что кого-то убил, – сказал Уиддон. – Сейчас я слышу это впервые.
Уиддон не был адвокатом, занимающимся уголовными делами. Он специализировался на разводах и других гражданских делах.
– Я боюсь, – сказал Уиддон. – Мне нужна защита. Теперь, когда Ноулз переметнулся, неизвестно, что предпримет Клан.
Бодмен подумал, что Уиддон, пожалуй, больше озабочен собственным будущим, чем будущим клиента, и попытался успокоить страхи адвоката.
Во вторник на следующей неделе Ноулз встретился с Бодменом, Ковальски и Томасом Фигерсом в одном из отелей Мобила. Федеральные прокуроры боялись, что Ноулз может пойти не попятный, поэтому они надавили на него, убедив его подписать досудебное соглашение о признании вины. Но сначала тот подписал бумагу об ознакомлении с конституционными правами и отказе от присутствия адвоката. Это придавало дальнейшим действиям федералов абсолютную законность, но следовало ли федеральным прокурорам добиваться от Ноулза официального признания в то время, когда этот юридически неискушенный молодой человек не имел при себе адвоката?
– Просто расскажи им то, что ты рассказал мне вчера вечером, – сказал Бодмен.
Это был ужасный рассказ, но никто и бровью не повел. Едва Ноулз начал говорить, как Ковальски стал перебивать его вопросами. Бодмен восхищался его въедливостью и напором, но он занимался такими вещами гораздо дольше, чем Ковальски, и потому знал, что признание подобно песне. Надо дать человеку спеть до конца.
– Дай парню закончить его рассказ, – сказал Бодмен. – А уж потом ты сможешь задать вопросы, Барри.
Ноулз рассказал, как Генри поставил ногу на лоб Дональда и затянул петлю. Раньше Ноулз говорил, что не знает, каким образом Майклу Дональду перерезали горло, явная лживость такого заявления казалась абсолютно очевидной, и он обвинил Генри.
Ковальски продолжал свои попытки направить признание Ноулза в нужное русло. Ему необходимо было это сделать, поскольку само по себе убийство чернокожего белым расистом не являлось федеральным преступлением. Если прокурор Министерства юстиции не сможет найти фактов, говорящих о том, что, убивая Дональда, Ноулз все-таки совершил федеральное преступление, пусть и какое-то иное, он сможет покинуть комнату, и ему, возможно, так никогда и не придется предстать перед федеральным судом.
Коллега Ковальски Берт Гленн долго штудировал акты, пытаясь найти что-нибудь, за что можно было бы зацепиться, чтобы посадить Ноулза в тюрьму пожизненно. Он также изучал показания свидетелей, в которых говорилось, что на своих еженедельных собраниях Клаверна 900 обсуждала ход идущего в Мобиле суда над чернокожим грабителем банка, которого обвиняли в убийстве белого полицейского и дело которого рассматривала коллегия присяжных, состоящая почти из одних черных. В своих показаниях несколько членов Клана отметили, что кое-кто из собратьев заявил: если убийца полицейского не будет осужден, надо будет убить какого-нибудь чернокожего. Не менее важно было и то, что Генри и Ноулз следили по телевизионным новостям за совещанием коллегии присяжных, рассматривающих дело. Когда суд закончился аннуляцией вследствие неспособности присяжных вынести единодушный вердикт, эти двое не только выследили чернокожего, чтобы убить, но и послали других членов Клана сжечь крест перед зданием суда, где проходило заседание.
Опираясь на все эти факты, федеральные юристы пришли к выводу, что можно обвинить убийц Дональда в том, что расправа над ним стала результатом заговора с целью запугать присяжных и «тем самым как в настоящем, так и в будущем лишить чернокожих подсудимых равной с белыми подсудимыми правовой защиты». Ковальски и его команда полагали, что это достаточная правовая база, но это изощренное, диковинное обвинение не применялось на практике никогда раньше – и в дальнейшем его тоже, как покажет время, не будут использовать.
Чтобы обосновать обвинение в федеральном преступлении, Ковальски требовалось сделать так, чтобы Ноулз указал, что мотив, которым он руководствовался, совершая убийство Майкла Дональда, был глубже, чем простое желание отомстить чернокожим присяжным за то, что они не вынесли обвинительного вердикта убийце белого полицейского. Нервничая, он старался склонить Ноулза рассказать о том, как тот факт, что присяжные не смогли осудить черного грабителя, вылился в убийство Дональда, и заявить, что, убивая Дональда, он и Генри пытались оказать давление на те коллегии присяжных, которые будут рассматривать дела в будущем, заставить их не оправдывать чернокожих подсудимых.
Тем вечером два года назад Ноулз действительно поехал колесить по улицам Мобила с целью убить какого-нибудь чернокожего именно из-за решения присяжных, но он тогда вовсе не думал о том, чтобы повлиять на отправление правосудия в будущем. Но, несмотря на неполные девять лет школы, он был умным и сообразительным молодым человеком, и до него быстро дошло, чего именно хочет от него Ковальски, и решил: если согласится с Ковальски, получит меньший срок.
Перед прокурорами по-прежнему стояла серьезная проблема: согласно закону признание, сделанное сейчас Ноулзом, не могло быть использовано для того, чтобы добиться обвинительного вердикта для Генри. Так что, если Ноулз не согласится дать свидетельские показания против своего бывшего друга, Генри, вероятно, не придется провести в тюрьме ни дня.
– Тигр, Министерство юстиции предлагает тебе пожизненное заключение вместо электрического стула, – сказал Ковальски, – но тебе придется дать показания против Генри.
Ноулз явно был напуган.
– Послушай, Тигр, мы сделаем для тебя еще кое-что, – сказал Ковальски. – Мы включим тебя в федеральную программу защиты свидетелей. В тюрьме тебя будут содержать отдельно от других заключенных, так что ты будешь в безопасности. Но если не согласишься и тебя предаст суду большое жюри, ты окажешься в тюрьме Алабамы, где тебе никто не будет помогать. И в конце тебя будет ждать электрический стул.
Ковальски полагал, что штат вряд ли казнит человека, которому на момент совершения им убийства было всего семнадцать лет, но он был уверен: если Ноулз достаточно перепугается, то это может решить проблему.
– А пожизненное заключение – это реально сколько? – спросил Ноулз.
– Послушай меня внимательно, – сказал Ковальски. – Ты у нас в кармане по федеральному обвинению за то, что сжег свой пикап ради мошенничества со страховкой. За это полагается десятилетний срок, на это мы и будем ориентироваться. Договорились? Соглашайся на предложенную тебе сделку, и мы забудем о твоем пикапе. И знаешь, Тигр, через десять лет ты будешь иметь право подать прошение о досрочном освобождении. Мне сейчас немного больше тридцати пяти. В этом возрасте ты уже, возможно, будешь на свободе, и большая часть твоей жизни еще будет у тебя впереди.
