Дис и Фуллер вернулись на машине в Монтгомери вместе. Вскоре после того как Дис приехал домой, позвонила мать. К ней в дом заходил помощник шерифа, который сказал:
– Моррис скоро загубит свою репутацию, потому что якшается с черномазыми и коммунистами.
Хотя сам Дис и не считал, что стал участником движения за гражданские права, но в глазах многих белых алабамцев он уже сделал свой выбор. Когда речь заходила о расовом вопросе, достаточно было сделать один шаг за тесные пределы того, что считалось приемлемым поведением, и все, что ты делал, потом уже рассматривалось с пристрастием.
Оставаясь у себя, в Монтгомери, Дис внимательно наблюдал за продвижением занявшего четыре дня марша по сельским районам Алабамы. Он опасался, что протестующие опять столкнутся с насилием, когда будут проходить по территории «кровавого Лаундса», округа, известного своей враждебностью к афроамериканцам. Но под охраной 2000 американских военных и 1900 национальных гвардейцев, которые отныне находились в федеральном подчинении, участники марша проходили в среднем по десять миль в день по старому шоссе имени Джефферсона Дэвиса, чувствуя себя в полной безопасности.
***
За несколько дней до начала второго марша Шелтон посетил еженедельное собрание Клаверны Иствью 13, самой отчаянной во всей Америке, которая была одним из тех мест, что Имперский Мудрец любил больше всего. После окончания собрания Шелтон остался на отдельную встречу с несколькими высокопоставленными членами СКА, чтобы обсудить дальнейшую стратегию организации. Он председательствовал на ней, сидя на возвышении, выше, чем остальные члены группы. Вторым по значимости человеком в зале был Роберт Крил, который одновременно занимал пост Благородного Циклопа Клаверны Бессемер и Великого Дракона, то есть руководителя организации СКА в штате. Кроме того, среди присутствующих был Гэри Роу, которого Шелтон считал своим приближенным помощником во многих серьезных делах.
Шелтон жаждал организовать нападение на участников марша протеста. Несколько раньше в этом же году ФБР сообщило, что он «потребовал жестоко избить двух агитаторов, ратующих за расовое равенство в Бирмингеме». И участники марша из Сельмы заслуживали такого же урока.
– Черт побери, мы должны поехать туда и показать этим говнюкам! – сказал Шелтон, не уточняя, однако, какие именно действия надлежит предпринять. – Ситуация выходит из-под контроля. Если будет нужно, вы знаете, что надо делать. Страна как никогда нуждается в наших действиях по защите прав белых людей.
За два дня до начала марша Шелтон встретился с Уоллесом и директором по делам общественной безопасности Лингоу. Обыкновенно Имперский Мудрец делал все, о чем бы его ни попросил губернатор. Он согласился не пускать своих людей в Сельму, чтобы участники марша смогли беспрепятственно пересечь мост имени Эдмунду Петтуса и углубиться в сельскую местность.
Учитывая значение, которое Шелтон придавал своим отношениям с Уоллесом, вряд ли Имперский Мудрец приказал бы Клану предпринимать какие-то дальнейшие действия без одобрения или молчаливого согласия губернатора. В первый день марша Шелтон съездил в Монтгомери на митинг и приказал примерно 250 митинговавшим членам Клана образовать автоколонну, чтобы досаждать участникам марша, идущим по шоссе. Однако они не взяли в расчет, что протестующих будет усиленно охранять Национальная гвардия и военные. Белый священник из одной из передовых машин, которые двигались чуть поодаль от пешей колонны, выйдя на обочину, был тут же избит, но, за исключением этого инцидента, никто не смог подобраться к протестующим достаточно близко, чтобы представлять для них угрозу.
На обратном пути машина с членами Клана сделала остановку в Сельме, чтобы оставить в доме одного из своих местных собратьев несколько ящиков с фугасными минами и ручными гранатами. Часть клановцев вернулась через два дня, чтобы прикинуть, в каком месте протестующие расположатся на ночлег, чтобы наилучшим образом использовать там припасенные мины и гранаты, но участников марша хорошо охраняли, и оказалось, что пытаться напасть на них слишком опасно.
Когда, пройдя пешком четыре дня, участники марша прибыли в Монтгомери, к их походу на Капитолий присоединились еще около двадцати тысяч человек. Уоллес предупредил жителей Монтгомери, чтобы они туда не ходили. Губернатор предоставил всем работавшим в здании женщинам выходной день из-за того, что он назвал «опасностью». Он решил было снять с Капитолия флаги Конфедерации и штата Алабамы и вместо них вывесить черный флаг траура, но в конце концов отказался от этой мысли.
На краях крыш офисных зданий стояли сотрудники полиции штата, вооруженные винтовками, небо было наполнено вертолетами и самолетами-корректировщиками. На лестничном цоколе Капитолия выстроилась сотня сотрудников полиции штата, дабы защитить его от осквернения. Аналогичное усилие предприняла организация «Объединенные дочери Конфедерации», прикрыв от потенциального осквернения бронзовую звезду, которой было отмечено то место, где Джефферсон Дэвис давал присягу в качестве президента Конфедерации.
Дис и Фуллер стояли на Декстер-авеню, как раз за старой церковью преподобного Кинга, и смотрели, как демонстранты идут по широкому бульвару к Капитолию. Оба друга стояли там и тогда, когда мимо прошел преподобный Кинг. И тут Дис увидел одноногого чернокожего, ковыляющего, опираясь на грубый деревянный костыль. К костылю был привязан американский флаг, полощущийся на ветру.
«Мои глаза наполнились слезами патриотической гордости, – вспоминал Дис. – Не могу сказать, что именно в тот момент я окончательно дал себе слово служить делу справедливости, хотя тогда я уже ступил на этот путь, но в тот миг я почувствовал, что этот человек с флагом является олицетворением всего того, что представляет собой наша демократия для тех, кто угнетен и бесправен».
Уоллес не мог видеть демонстрантов из окон своего кабинета, так как их закрывали листы стали, чтобы защищать его от пуль убийц. Так что мультирасовая толпа двинулась по Декстер-авеню, губернатор перешел в кабинет своего исполнительного секретаря Сесила Джексона, поднял жалюзи и выглянул наружу.
– Ничего себе, – сказал он.
– Возможно, через несколько лет так будет выглядеть толпа, которая явится на вашу президентскую инаугурацию, – ответил Джексон.
– Не говори так, – сказал Уоллес.
Губернатору рассказали, что участники марша вели себя столь извращенно и развратно, что их поведение ознаменовало собой массовое расовое кровосмешение в самом сердце Юга. Черные радикалы совокуплялись с белыми женщинами на раскисшей земле лесов, оставляя после себя использованные презервативы и прочий мусор. И не важно, что то была неправда, для одержимого фобией Уоллеса она звучала как истина.
Дис и Фуллер были среди немногочисленных местных белых, которые в тот день присоединились к толпе демонстрантов. Дис всегда ходил туда, куда ему хотелось, и они с Фуллером протолкались сквозь толпу и встали в первых ее рядах.
И тут Дис вдруг заметил своего дядю, Джеймса Диса, стоящего поодаль, футах в двенадцати, под большим деревом. В глазах его дяди и других его родственников Моррис Дис был таким же участником этого марша, как если бы он стоял на цоколе Капитолия и произносил речь.
