– Думаешь, он мертв? – спросил Ноулз, когда они подтащили тело к «Бьюику» и засунули его в багажник. Чтобы окончательно удостовериться в том, что Дональд умер, один из двоих убийц взял нож и перерезал ему горло, как курице.
«Хорошая работа, Тигр!»
Прежде чем покинуть место преступления, Генри и Ноулз отряхнули друг с друга частицы земли и закидали ветками и травой следы от покрышек «Бьюика». Генри был так взвинчен, что Ноулз стал опасаться, как бы сообщник не съехал с насыпной автотрассы или не начал так вилять, что их остановят копы. Так что обратно в Мобил машину повел Ноулз, а Генри сидел на пассажирском сиденье.
Доехав до Херндон-авеню, Ноулз припарковал машину за кустами. Генри схватил петлю и приподнял тело из багажника, а Ноулз взял его за ноги. Двое положили труп на землю и стали ждать, когда по Херндон-авеню перестанут ездить автомобили, срезающие путь. Затем перенесли тело на другую сторону улицы, где планировали повесить его на одном из деревьев, растущих на пустыре между домами.
Генри и Ноулз знали, что тело должно висеть достаточно высоко, чтобы его было видно всем, и расстроились, когда на пустыре не оказалось ни одного дерева с суком, растущим достаточно далеко от земли. Самым лучшим вариантом, который они смогли найти, оказалось камфорное дерево с толстым стволом, начисто лишенным подходящих веток. Но придется удовольствоваться тем, что есть, к тому же они не могли мешкать, рискуя попасть в свет фар проезжающего автомобиля. Так что сделали все наскоро, привязав тело Дональда к стволу с помощью свободного конца веревки, так что его ноги едва не касались земли. Выглядело все совсем не так, как должно было.
Не было времени на то, чтобы возиться и дальше, и они снова перешли улицу и уселись на крыльце дома № 115 по Херндон-авеню, не более чем в двадцати пяти футах от камфорного дерева. При свете полной луны они могли видеть очертания тела.
Квартира Генри находилась в доме № 117 по Херндон-авеню, и когда они с Ноулзом вошли туда, шла игра в карты: в полном разгаре была вечеринка с участием жены Генри Дениз, Кайзара, Кокса и нескольких соседей. Многие пили пиво. Когда Кайзар увидел вошедшего в гостиную Ноулза, понял: что-то произошло. Вскочив со своего места, он вытолкнул Ноулза обратно в коридор.
– Не знаю, чем ты занимался, но твоя рубашка пропитана кровью, – сказал Кайзар.
Ноулз посмотрел на свою джинсовую рубашку. До этого он даже не осознавал, что она вся покрыта кровью, от манжет до ткани на груди и животе.
– У меня было носовое кровотечение, – сказал Ноулз.
Стоя в коридоре, он сорвал с себя рубашку так быстро, что отлетело несколько пуговиц. Зять Бенни Фрэнк Кокс сказал, что у него есть лишняя рубашка в машине, и они вышли из дома, чтобы взять ее.
– Чего это вы делали, чтобы так испачкать свои шмотки в крови? – спросил Кайзар с настойчивостью, которая вызвала у Ноулза досаду.
– Мы избили гомика, – буднично ответил Ноулз.
– Когда займетесь этим в следующий раз, возьмите и меня, я тоже хочу, – сказал Кайзар.
Ноулз, Кокс и Кайзар направились к крытой автостоянке, где находилась машина Кокса, в которой лежал обмотанный тряпками деревянный крест высотой в три фута
[11]. Высота крестов, обычно поджигаемых членами Клана, доходила до двадцати пяти футов, так что в сравнении с ними этот смотрелся почти жалко. Кокс велел Кайзару положить его в кузов своего пикапа, куда Ноулз также поставил канистру с галлоном дизельного топлива.
Кокс сел за руль, а Кайзар – на пассажирское сиденье. Кокс повел машину в центр города и, три раза объехав вокруг здания суда округа Мобил, наконец остановился перед ним.
– Вот где я хочу его установить, – сказал Кокс, указывая на место на лужайке.
Кайзар вылез из пикапа, неся и крест, и канистру с топливом, и, тяжело шагая, потащился по лужайке, где и полил крест соляркой. Затем он воткнул конец креста в поросшую травой землю как можно глубже, поджег тряпки и торопливо вернулся к пикапу, забрав с собой канистру.
Кокс хотел, выехав из города, позвонить Генри из закусочной «Ваффл-Хаус» и сообщить, что дело сделано. Но ни у Кокса, ни у Кайзара не оказалось при себе монет, и они вернулись в Мобил, проехав мимо здания суда. Крест все еще полыхал, и суд был окружен полицией и пожарными.
Когда Кокс и Кайзар вернулись к дому Генри, на крыльце их уже поджидали другие члены Клана.
– Хорошая работа, Тигр! – сказал Кайзар, легонько ткнув Ноулза кулаком в бок.
Ноулз ощутил беспокойство от того, что Кайзар уже догадался, что произошло.
Чуть позже Генри позвонил своему отцу и сказал:
– Тут на дереве на той стороне улицы висит черномазый. – Затем он позвонил в отдел новостей одной из местных телевизионных станций и на радиостанцию, передающую музыку кантри, и, не называя своего имени, сообщил, что на Херндон-авеню на дереве висит труп.
Прекрасный заповедный уголок
Тело Майкла Дональда все еще висело на дереве, когда на Херндон-авеню прибыл сенатор штата Майкл Энтони Фигерс. На противоположной стороне улицы стояла толпа, люди испуганно шептались, обсуждая ужас содеянного. Большинство собравшихся были чернокожими, и поскольку их количество неуклонно росло, полиция Мобила оцепила улицу, чтобы держать их на расстоянии от места преступления. Афроамериканцы были уверены, что их взорам предстало классическое преступление белых против черной расы. Толпа продолжала расти по мере того как люди приводили сюда своих детей, бабушек и дедушек.
Фигерс знал, что случаев линчевания на расовой почве не было уже много лет, но он понимал, что сейчас видит жертву именно такого преступления. Тридцатитрехлетний чернокожий политик и юрист страшился того, что может произойти, когда черное население алабамского городка придет к тому же выводу, что и он сам.
Располагающий к лени климат Мобила и дующие с побережья Мексиканского залива сильные ветра делали этот порт похожим на города Кариб. Население представляло собой сложную смесь различных народов и культур. Здесь жили белые из самых разных классов и социальных групп, от деревенщин до каджунов
[12] из Луизианы. Черные жители происходили не только от рабов, но и от свободных темнокожих, которые жили здесь в больших количествах еще с начала XIX века. Были здесь и креолы, потомки обеих рас, значительная группа населения, всегда считавшая, что она занимает в обществе более высокое положение, чем другие горожане с темной кожей.
Многие представители белой элиты жили в роскошных особняках, иные из которых принадлежали их семьям еще до Гражданской войны. Эти дома стояли на огромных участках земли в окружении дубов и зарослей азалий. В таких кварталах явственно чувствовались испанские и французские корни города, и в лунные ночи здесь могло показаться, что ты совершил путешествие во времени на сто лет назад.
