Дис выиграл это дело, поскольку федеральный судья Фрэнк Джонсон опять принял непопулярное решение, и преподобный Коффин спокойно выступил перед вежливо слушавшей его студенческой аудиторией в Оберне, причем все обошлось без единого инцидента. За находящимся неподалеку арсеналом национальной гвардии стояли сотрудники полиции штата в полной экипировке для борьбы с беспорядками, но их помощь не понадобилась.
После того как преподобный Коффин закончил свое выступление, возле офисного здания «Фуллер & Дис» не было полицейских; на парковку перед зданием заехали машины, полные членов Клана, и остановились. Дис носил с собой «беретту» и смело выходил из здания каждый вечер. Возможно, это его ухарство отчасти было способом подавить страхи, коренящиеся так глубоко, что он не хотел, чтобы о них кто-либо узнал.
Позднее в том же году Дис продал свою компанию издательскому дому «Таймс миррор паблишинг компани» за шесть миллионов долларов, более чем в два раза дороже, чем он рассчитывал. В 1969 году это было баснословное состояние. Мальчик, который когда-то ездил в столицу штата в кузове грузовика, платя за это десять центов, сейчас, в тридцать два года, был одним из самых богатых людей в Монтгомери.
У Морин от свалившегося на нее богатства начало развиваться чувство превосходства. Она считала, что раз они богаты, то должны вести соответствующий образ жизни. И она разъезжала на «Роллс-Ройсе», который на улицах Монтгомери был редкостью, подобной рикше. Дис не мог ездить в такой сверхроскошной машине и вместо этого ездил на пикапе.
***
Белая община Монтгомери могла бы простить ему многие грехи, но он осмелился сделать ход, из-за которого превратился в парию на десятилетия. Помимо Загородного клуба Монтгомери, доступ куда был открыт только для избранных, самым важным городским частным заведением только для белых было местное отделение ИМКА. Для большинства ее членов ИМКА была тем же, что для элиты их Загородный клуб.
В конце 1950-х годов город закрыл все свои двадцать парков с их плавательными бассейнами, теннисными кортами и зелеными лужайками, лишь бы не отменять статус «только для белых». И, чтобы удовлетворить неизмеримо возросшую потребность белого населения в спортивных и досуговых центрах, ИМКА начала вкладывать деньги в строительство новых, причем руководил этой кампанией сам мэр.
Ассоциация построила в городе пять таких зданий, включая небольшое скромное здание в черных кварталах. Самым внушительным из них стала новая штаб-квартира городского отделения ИМКА в центре Монтгомери. Именно сюда, в Центральный городской филиал, приходили бизнесмены и городские корифеи, чтобы поплавать и поразмяться.
Так могло бы продолжаться до бесконечности, если бы Дис не подал в суд иск о расовой интеграции ИМКА. Тем самым он нажил себе врагов в лице тысяч белых граждан Монтгомери, которые считали, что имеют полное право выбирать, с кем они будут плавать и развлекаться в собственном частном клубе. И то, что Дис был одним из них, а не презренным либералом с Севера, делало ситуацию еще хуже.
Иск, который подал Дис, вызвал недовольство даже в узком кружке городских либералов. Они уже вели свои битвы, когда он еще не вступил в бой или же выступал на другой стороне. И их раздражало его нежелание понимать, что он живет в обществе, где попытки без нужды доставлять неудобство самым влиятельным людям города – это чистое безумие.
Взявшись за это дело, Дис вскоре понял, что сегрегация и расизм имеют более глубокие корни и носят более тлетворный характер, чем он когда-либо мог себе представить. «Думаю, я лишь ненамного преувеличу, если скажу, что в 1969 году в Монтгомери настроения многих белых мужчин, носящих костюмы и галстуки, лишь немногим отличались от настроений тех, кто носил балахоны и капюшоны с прорезями для глаз, – написал Дис в своей автобиографии «Путь юриста». – Просто они выражали свои настроения иначе».
Проводя подготовку к ведению дела против ИМКА, Дис наткнулся на датированный 1958 годом документ, в котором упоминался Комитет по координации организации в городе активного отдыха и деятельности ИМКА. Закрывая городские бассейны и парки, отцы города одновременно заключили соглашение с ИМКА, которое давало ей возможность многократно расширить масштабы своей деятельности и обеспечить белое население сегрегированными плавательными бассейнами и спортивно-досуговыми центрами. Город отдал Парк активного отдыха на Перри-стрит ИМКА за бесценок – всего за 18 000 долларов, но оговорил, что за следующие три года Ассоциация должна будет вложить по меньшей мере 100 000 долларов в строительство на этой территории новых объектов, служащих для «спортивных, оздоровительных, рекреационных и религиозных» целей, иначе город будет иметь право выкупить Парк по той же цене, за которую он был продан. И именно на этой территории ИМКА возвела свой Центральный городской филиал.
Поскольку юридически ИМКА считалась частной организацией, она по закону имела право поддерживать в своих плавательных бассейнах и спортивных объектах режим расовой сегрегации. Через несколько лет после того, как было подписано соглашение между городом и ИМКА, на заседании их совместного Координационного комитета председательствовал мэр, и тогда же он сказал, что комитет не должен «нанимать никаких сотрудников-негров или включать негров в члены своего правления». Мэр явно не хотел, чтобы кто-нибудь за пределами узкого кружка своих узнал, почему в Монтгомери черным ребятишкам почти негде плавать в знойные месяцы алабамского лета.
Среди представителей элиты Монтгомери худшим преступлением было оказаться в неловком положении или осрамиться. А Моррис Дис предавал огласке то, что они рассматривали как частные дела частных лиц. Были предприняты попытки найти компромат на этого несносного адвоката и таким образом заставить его сдать назад. Но из этого ничего не вышло, и в конечном итоге федеральный судья Фрэнк Джонсон открыл все объекты ИМКА для черных членов этой ассоциации.
Самую острую неловкость это постановление суда вызвало у родственников Диса, которые считали, что, добившись его, он опозорил их честное имя. В его дом приехала целая делегация родни, состоящая из братьев его отца, Льюшена, Джеймса и Артура, и мужа его тети, Хойта Шеперда. Чтобы подчеркнуть значимость своего визита, все четверо облачились в костюмы и надели галстуки. Все дядья сказали Моррису Дису, что им надоело слушать возмутительные истории о том, как он любит черномазых. Шеперд был законченным расистом, который при всяком удобном случае любил медленно и томно произносить слово «черномазый».
Все четверо мужчин считали, что он опозорил семейное имя и предал своего собственного отца, и заявили, что он должен либо изменить свое поведение, либо сменить фамилию, чтобы они снова могли носить ее с гордостью.
– Если бы твой отец дожил до этих дней, он отвел бы тебя в дровяной сарай и надрал бы тебе задницу, – сказал Шеперд.
Но ничто из того, что ему наговорили его дядья, не поколебало убеждения Диса в том, что будь его отец сейчас жив, он гордился бы своим сыном. Однако, когда его родственники ушли, он почувствовал ужасное чувство изоляции. Дисы представляли собой сплоченный клан, но теперь он был чужим даже для своей собственной родни.
